ХУДОЖНИК С КНИЖКОЙ ПОД МЫШКОЙ
Рисовал Владимир всегда, чуть ли не с пеленок. Вначале это были различные зверушки, потом сказочные персонажи, затем пошли рыцари. Тематику меняющихся по мере взросления рисунков подсказывали книги, ведь телевизоров еще не было даже в Москве, и Владимир быстро перечитал все книги, которые были в детской библиотеке неподалеку от их дома в Лефортово. Умение рисовать отчаcти отражалось и на успеваемости в школе, ведь далеко не каждый ученик мог быстро изготовить плакат типа «Пионер - всем ребятам пример», нарисовать содержание к фразе на французском «Мама мыла раму» или «Мальчик чистит зубы», за которые ему ставили четверки, не вызывая к доске. Правда, оценки Владимира интересовали не сильно, и в отличниках он не числился, хотя учителя и отмечали его хорошие способности и начитанность. Полное равнодушие к грамматике выказывал он и на заводе, куда его официально приняли слесарем механо-сборочных работ, но где работал он опять же художником. Вывешиваемые им очередные плакаты или объявления разгадывали всем цехом как кроссворд, гадая, сколько же ошибок художник-оформитель допустил на этот раз. Это с годами что-то в нем сдвинулось, и он оценил и философию Достоевского, и драматизм «Анны Карениной», а как написать о чем-либо, с ним советовался друг-писатель.
РЕСТАВРАТОР-МЕДАЛИСТ
Талант художника пригодился и в армии, и там вдобавок к умению рисовать он заразился резьбой по дереву от другого сослуживца, который даже на службе успевал заниматься изготовлением красивых сувениров. Окончив после армии 4-годичные рисовальные классы при Суриковском институте и попробовав помимо живописи иконопись и реставрацию, он все-таки выбрал резьбу. Наверное, потому, что реставрация икон была скорее ремеслом, где требовались в основном знания технологии работ - на каком этапе и чем открыть очередной слой, как восстановить утерянные фрагменты. А профессия резчика давала полный полет фантазии художника даже в реставрации. Под руками ставшего хорошо известным в определенных кругах художника-реставратора Владимира Колмогорова оживали объекты Московского Кремля, церкви Покрова в Филях, собора Василия Блаженного, музея-усадьбы графа Шереметева в Кусково, театра имени Пушкина, детали резьбы на реставрацию привозили из Псковского кремля и других святынь древнерусской культуры. За реставрацию царских врат Владимир был даже награжден медалью патриарха Московского и всея руси Пимена.
ИСПЫТАНИЕ БОЛЕЗНЬЮ
А потом Владимиру надоело работать на дядю в лице государства, у него появились свои заказы, но из реставрации его не отпускали. Весьма кстати, как ни кощунственно это звучит, оказалась язва желудка, с которой ему дали инвалидность II группы и в связи с чем он смог уволиться. Оставшись один на один со своей болезнью и впервые задумавшись о смысле жизни, в один прекрасный день Владимир понял, что умрет либо от болячки, либо от лошадиной дозы сильнейших лекарств, которые ежедневно принимал по рекомендации врачей. Что-то в его душе колыхнулось, и он, будучи абсолютным безбожником, работая даже в прославленнейших храмах страны, стал молиться Богу. Шли месяцы и даже годы, постепенно ему становилось все лучше, и наступил один прекрасный день, когда он почувствовал себя абсолютно здоровым и отказался от инвалидности.
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ БАРТЕР
На вольных хлебах пришлось несладко. В стране была объявлена перестройка, и художники, которых раньше за подобное забирали в милицию, были вынуждены стоять на рынках со своими изделиями. На память о тех временах у Владимира остались авторские работы девчонок-художниц по гжели, которым он делал красивые полочки, а они дарили ему свои чашечки, чайники, тарелочки, где стояли их имена. Постепенно кто-то куда-то пристроился, а Владимир открыл собственную мебельную мастерскую, в которой работало около 100 человек. Мебель изготавливали по импортным каталогам, и продукция шла нарасхват, в чем немаловажную роль играло и имя Владимира Колмогорова. Эксклюзивные диваны, кресла, кровати декорировали красивым шелком, инкрустировали различными сортами дерева. Но преуспевающему мебельщику было тесно в шумной Москве, мечтал он о деревенских просторах и уединении.
ЖИЛПЛОЩАДЬ
ЗА ЗАНАВЕСКОЙ
Жена Людмила - особая глава в жизни Владимира. Жили они на соседних улицах, а познакомились в походе на Истре, куда было модно выезжать у молодежи послевоенной Москвы. Людмила сразу обратила внимание на необычного парня, который даже в компании друзей умудрялся рисовать, а не пить, как все. Еще до службы Владимира в армии они расписались в загсе и жили сначала у его, а потом у ее родителей. Излишками жилплощади не могли похвастать ни те, ни другие, и решением проблемы была занавесочка, отгораживающая молодых от родителей. Впрочем, рождению первой дочери это не помешало. Это сейчас Москва европейский город, а в молодости Владимира и Людмилы были еще старые московские дворики с водоразборными колонками и туалетами на улице. Уже позднее отец Людмилы как инвалид войны получил новую квартиру, и молодая семья осталась в родительской. Владимир и Людмила удивительно дополняли друг друга. Крикун по натуре, Владимир мог взорваться, даже где-то нахамить, а необычайно уравновешенная Людмила сглаживала все острые углы, и стычки ни разу не переросли в конфликты. Обоим было уже за 30, когда отец Яков, настоятель храма в Евпатории, где работал Владимир и куда Людмила поехала вместе с мужем, буквально заставил их обвенчаться - работаешь в храме, а не венчаны, журил он реставратора. Так и идут они по жизни рука об руку, вместе и в печали, и в радости.
НА ПЕНСИЮ -
В ДЕТСКИЙ САД
В Любимском районе Владимир и Людмила оказались совсем случайно: друг Владимира в свое время бросил все, чего достиг, и стал послушником в Закобякинском храме. Приехав к нему в гости, решили начать жизнь практически с нуля и они. Целый год супруги и их младший сын Александр жили в деревенском доме одной из прихожанок храма, а потом обзавелись и собственным жильем в нескольких километрах от Закобякинской церкви. Вначале была мысль купить и отреставрировать деревенскую избу, но поразмыслив, остановили свой выбор на пустовавшем здании детского сада. Добротная кирпичная постройка общей площадью более двухсот квадратных метров из-за отсутствия в деревне детей дошкольного возраста несколько лет пустовала, и еще год-два - и там бы выбили стекла, растащили по досочке, по кирпичику некогда звеневшее детскими голосами заведение. Четыре года назад Колмогоровы купили бывший детсад и постепенно благоустраивают его по своему разумению.
Святая святых - как и в любом доме - просторная кухня. Владимир все-таки стилизовал ее под деревенскую избу - стены напоминают сруб с проложенным между пазами мхом, на потолке причудливо переплелись опять же из натурального дерева жерди. Мойка, плита, холодильник, естественно, современные. В старинных буфетах, кем-то когда-то подаренных и отреставрированных опять же своими руками, красивые сервизы из гжели, а центром композиции является большой стол, за которым собирается немалое количество гостей, в основном москвичей, восхищающихся тишиной и размеренностью любимской деревни. Еще один огромный стол стоит и в гостиной, бывшей когда-то детсадовским игровым залом. Сейчас главным украшением зала стал камин, быстро согревающий своим теплом просторное помещение. Камин на заказ делали специалисты, а вот все остальное - мебель, резные статуэтки, зеркала, светильники, портреты жены, дочери, мамы - работа Владимира. Со временем он планирует заменить оконные рамы во всю стену на узкие готические окна, сделать пол каменным, а стены задрапировать гобеленами, как в старинном замке, но делать это не торопится, ведь после ремонта жизнь не кончается, а ему процесс важен. Из зала несколько дверей ведут в спальни - она у каждого своя, с огромными кроватями, опять же самодельными, есть отдельные комнаты и для гостей. Ну и, конечно же, просторная светлая мастерская, ведь у Владимира по-прежнему много заказов, теперь уже и от ярославских церквей и храмов. Самым значительным из них сейчас является реставрация иконостаса для Свято-Воскресенского монастыря в Угличе. Выполняет ее Владимир по случайно сохранившейся старинной фотографии, хотя даже в те времена, когда неизвестный фотограф запечатлел резное великолепие, некоторые его фрагменты были уже утрачены. Всем, чем может, помогает Владимир и настоятелю Закобякинского храма отцу Сергию и даже является его официальным помощником.
Скучать Колмогоровым в деревне некогда: работа, ремонт дома, хозяйственные хлопоты отнимают все свободное время. Даже 23-летний Александр прикипел к деревне душой и является правой рукой отца во всех его делах. Полноправным членом семьи стала и Сура, стаффордширский терьер, которую щенком Владимиру подарил любимский благочинный отец Александр. С соседями Колмогоровы в хороших отношениях, ведь деревенские могут дать немало дельных советов горожанам по вопросам заготовки дров, копки огорода, содержанию тех же кур, гусей и индоуток, которых москвичи завели больше для экзотики. Владимир, в свою очередь, пытался передать местным пацанам свое ремесло, но, увы, желающих не нашлось, пить пиво и гулять желает не только городская молодежь. Пробовал он привезти в деревню даже золотошвеек, курсы у которых в Москве стоят огромных денег, - эффект тот же. Но Владимир соседей не осуждает - это государство бросило деревню на самовыживание, и ее деградация будет происходить до тех пор, пока не будет нормальной политики по отношению к селу. Сам он надеется дожить до этих времен.