«Боязнь иностранных слов говорит о несвободе»

Писатель Евгений Гришковец рассказывает, почему швартовка корабля зимой без мата невозможна.

Евгений Гришковец: «Когда мне писала в армию моя бабушка, у которой было 7 классов образования, там была масса ошибок. Но это были милейшие ошибки»

В нашей еженедельной рубрике «Слово и антислово» в рамках проекта «Русский язык» мы расспрашиваем известных людей о том, какие слова им нравятся, а какие вызывают отвращение. Сегодня наш собеседник — писатель Евгений Гришковец.

— Какие слова вы бы назвали сейчас ключевыми, особенно важными?

— Думаю, это слово «достоинство».

— Вы не первый его называете. Почему именно оно?

— Понятие достоинства складывается из множества факторов. Достойный человек не только не предложит, например, взятку, но и не возьмет никогда. Достойный человек не будет сотрудничать с теми, с кем нельзя. Не будет участвовать в недостойных делах.

— А для власти и для общества в нашей стране ключевые слова разные?

— Я не знаю, потому что если слушать то, что говорит власть, то, что она формулирует, спорить с ней будет сложно. Они говорят о том, что нужна рождаемость, нужно изменить экономику, стимулировать усыновление, говорят, что у нас демократия по сравнению со многими странами и так далее. Но нашему правительству и нашему обществу в целом нужна идея. Я ее не вижу. Когда говорят, что нужно сделать эффективной экономику, я согласен всеми конечностями. Но пусть они объяснят, каким образом, я же не понимаю и не знаю. Они говорят — я соглашаюсь. Но я не понимаю, как, кто это будет делать. Расскажите мне, мне очень интересно.

Есть и в нашем языке вещи, которые мне отвратительны. Например, беспрерывное «да ладно?»

— Как вы относитесь к недавней инициативе депутатов избавиться от заимствований в русском языке?

— Ну это уже Россия проходила много раз. Вот есть, например, такая страна – Словения, малюсенькая страна между Италией и Австрией. Она крошечная, а вокруг – два мощных языка (итальянский и немецкий). А вот в Словении – свой язык, в котором при этом очень мало заимствований. Они все время боролись за свой язык, чтобы его отстоять. Но вообще, когда в языке очень мало заимствований, то это говорит о серьезной закомплексованности. Боязнь иностранных слов – это комплексы, говорящие о несвободе. Язык – это живая структура, она принимает слова вместе с реалиями. Можно вспомнить тут предложение славянофилов назвать пианино «тихогромом» и прочие глупости. Вот в польском языке и в украинском языке существенно меньше заимствований, чем в русском. Но это были две страны, которые все время отстаивали право на свою государственность, на свою самостоятельность и так далее. Свобода заимствований – это нормально.

— Неужели нет ни одного заимствованного слова, которое вам не нравится?

— Есть, конечно. Мне, например, очень не нравятся всякие интернет-словечки и аббревиатуры.

— Типа ИМХО?

— ИМХО — да, и всякая прочая дрянь. Но есть и в нашем языке вещи, которые мне отвратительны. Например, беспрерывное «да ладно?» Это словосочетание последних пяти лет.

— Обращаете ли вы внимание на ошибки в речи и на письме? Что особенно раздражает?

— Обращаю, но есть разные ошибки. Когда мне писала в армию моя бабушка, у которой было 7 классов образования и которая размораживала рыбу на рыбзаводе, там была масса ошибок. Но это были милейшие ошибки, очаровательные. А когда какой-нибудь деятель культуры говорит «очень прекрасно» или когда министр культуры два раза за интервью употребляет форму «договорА», это непростительно. Прокурору или милицейскому работнику можно говорить «возбУждено» — это профессиональный жаргон. Но человеку за пределами этой профессии это непростительно. Я ужасаюсь тому, как сейчас говорят представители власти. Их нельзя за это прощать ни в коем случае. Им нужно делать замечания, потому что им предоставлены телевидение и газеты, а тем, кто говорит правильно и гораздо лучше излагает свои мысли, такая возможность не предоставлена.

— Ну а как их поправлять? Закон какой-то специальный принять?

— Их нужно поправлять в газетах. Были же такие журналы типа «Крокодила» и «Горчичника», были стенгазеты, в которых высмеивали подобные вещи. Вот так и надо делать. Возьмите и сделайте! Вынимайте из эфиров их высказывания чудовищные и разбирайте. Если уж они берут слово и говорят с трибун, то они должны опасаться, они не должны чувствовать, что им дозволено говорить неграмотно.

Речь Артемия Лебедева представляет из себя помойку. А помойка получается, когда человек не умеет пользоваться матом

— А что вы думаете о грамотности в электронной коммуникации, в соцсетях?

— Я вышел из интернета три года назад, не знаю, что там происходит, мне кажется, неграмотность в электронной сфере тотальная.

— У журналистов много штампов, это известно. А есть ли у писателей какие-то особые штампы? Например, у вас есть штампы, от которых хочется избавиться?

— У писателя штамп — это стиль, если это его. То, что его язык отличает от языка других, — это признаки стиля или попытки стиля. Но в хорошем смысле отличает. То, что подчеркивает его индивидуальность и главную выразительность. Когда это не является признаком выпендрежа и желания показать, каким количеством слов человек владеет.

— У вас есть любимое слово, речевая привычка?

— Есть, я очень люблю слово «дескать». Я вообще люблю говорить немножко в старорежимном стиле.

— А нелюбимое?

— Их много, но я их не могу назвать вслух.

— То есть вы за запрет ненормативной лексики?

— Да, особенно в интернете. Вот есть некие так называемые популярные блогеры. Артемий Лебедев, в частности, сорит матом, как помойка. Его речь представляет из себя помойку. А помойка получается, когда человек не умеет пользоваться матом, когда мат неуместен. А он позволяет себе пользоваться матом непрерывно, при этом понимая, что его аудитория разнообразна, что в нее входят и женщины, и дети. Неуместность и изображение некоей брутальности, лихости таким способом говорит о том, что человек серьезно закомплексован и не отдает себе отчета в том, что делает.

Есть ситуации, когда мат необходим. Я как человек, служивший долгое время на флоте, знаю, что швартовка корабля зимой без мата невозможна. Корабль разобьется об пирс и утонет. Но в мирной жизни, в семье, на улице, в общественном месте моряки – во всяком случае старой формации – никогда не позволяли себе этих слов.

— Какие слова и выражения вы бы изъяли из русского языка?

— Это невозможно. Язык невозможно запретить или переделать. А какие-то слова можно изъять из собственного употребления. А их довольно много. В частности, я никогда не говорю «да ладно?» и детям не позволяю.

Ксения Туркова

Московские новости

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе