- Анатолий Геннадьевич, вы не первый год говорите о том, что хорошо бы пересмотреть законодательную базу существования театров...

- С конца 80-х годов у нас нет проблем с творческой свободой. С другой стороны, есть проблемы финансовые. Я действительно часто повторяю, что европейская практика строится на многоканальном финансировании культуры, а наш Гражданский кодекс, к сожалению, этого не позволяет. К примеру, если мы федеральные, то ни Москва, ни Московская область не имеют права нам помогать. Это очень серьезный вопрос в условиях уже реально существующего кризиса.

- Вот об этом и собираюсь вас расспросить, о влиянии финансового кризиса на культуру вы еще не говорили.

- В прессе не говорил, а на коллегии выступал совсем недавно. Понятно, что культура, как и вся экономика, выйдет из кризиса с потерями. Вопрос - с какими потерями, и вопрос - минимизация этих потерь. Поэтому сегодня должен быть разработан комплекс антикризисных мер в нашей сфере. Я говорю не об изменениях, а о приостановке на период кризиса ряда законов, особенно введенных в последние годы. Это Гражданский кодекс в той пресловутой части, где он не позволяет нам финансироваться из разных источников. И не позволяет нам создавать копродукцию с другими театрами.

- Подождите, но ведь копродукции на сцене Большого были, и не одна? Скажем, "Летучий голландец".

- Копродукцией его назвали мы. На самом деле это не копродукция в том виде, в котором она существует в Европе. Мы действительно поделили расходы, но таким странным образом, что Баварская опера изготовила все декорации и нам предоставила. Обычно все это делается пополам или в определенном процентном соотношении.

- Все дело в терминах?

- Конечно. Копродукция - один из путей появления в репертуаре новых постановок за меньшие деньги. А у нас она законодательно запрещена. Мы как государственное учреждение культуры не имеем права даже с российским театром создавать совместный продукт. То есть либо все декорации Большого театра, либо все целиком Новосибирского театра оперы и балета - несмотря на то что мы готовы делать один спектакль на двоих. Голь, конечно, на выдумки хитра, но для чего хитрить? В условиях кризиса нужно приостановить ряд законов, которые мешают нам не только развиваться, а сохранять то, что есть.

- Какие еще болевые точки в законодательстве?

- О-о-о, просто грабительские таможенные законы, приравнивающие декорации к бананам и запчастям. Мы платим сумасшедшие таможенные пошлины!

- И не выручает страховка?

- Нет, это все опять придумки какие-то, которые могут потом боком выйти. Страховка существует на случай стихийного бедствия, когда, допустим, наши декорации выезжают за границу: если мы их утратим, нам возмещается сумма. Но это никак не связано с таможенными платежами. Мы завозили декорации "Китежа...", которые были оценены в 700 тысяч евро, из них 100 тысяч евро заплатили при таможенном оформлении. Хорошо? Нас дурят.

- А как же особый статус Большого? Он хоть и не прямо конвертируемый, но из него можно извлечь пользу...

- Нет у Большого особого статуса. Я как раз об этом и говорю.

- Сейчас вы уже все камни преткновения назвали?

- Вот еще 94-ФЗ пресловутый. Это закон о конкурсах, по которому, чтобы пригласить режиссера, хореографа или художника, мы должны проводить тендер как на приобретение мебели. Во всяком случае так было до 31 декабря прошлого года.

- Да, я однажды была свидетелем общего стона продюсерского отдела на эту тему... А что изменилось после 31 декабря?

- Слава богу, благодаря Министерству культуры, Союзу театральных деятелей и, что очень важно, новому составу Комитета по культуре Госдумы этот самый комитет впервые за долгие годы занял активную позицию и встал на нашу сторону. Это очень важно, они все-таки законодатели. Но этого мало. Там же, в Комитете по культуре Думы, мы на последнем круглом столе говорили о том, что изготовление декораций и костюмов - такой же уникальный творческий процесс, как и постановка спектаклей, и просили вывести его из зоны действия закона о тендере. Вывести или хотя бы остановить. Общий же смысл заключается в том, что в условиях кризиса нужно дать максимальную хозяйственную самостоятельность учреждениям культуры. Мы лучше разберемся, куда нам податься.

- Получается, законодательная база усложняет творческий процесс?

- Конечно. Россия ведь молодое государство, белых пятен в законодательстве много, и издаются они - одни на всех, без учета специфики. Балерина у станка и рабочий у станка, хотя станки-то разные. Создаем проблему, а потом героически ее решаем.

- По сегодняшний день учредитель театра у нас может быть только один, и, если это государство, никто не застрахован от ситуации, которая недавно сложилась в Московской консерватории в связи с директивной сменой ректора?

- Да, один. Про консерваторию я не знаю, больше знаю про Парижскую оперу, поскольку мы с ними дружим. Там та же примерно ситуация. Руководителя театра назначает государство на контрактной основе на конкретный срок. Правомерность ситуации в отличие от нашей заключается в том, что уже за год до окончания срока назначается следующий руководитель, преемник. В течение года он может принимать дела, вникать, что-то корректировать, участвовать в творческом планировании. Идеальная схема. Государство контролирует процесс, потому что дает львиную долю денег и, соответственно, имеет право...

- Львиную долю, но не все.

- Да, во Франции пять театров в статусе национального достояния, для них есть особые законы. Для остальных - общий закон по культуре. Поэтому хотелось бы у нас тоже иметь специфику для "национальных достояний". Кстати говоря, у нас претендовать на нее могут примерно столько же театров.

- Но ведь не из-за отсутствия особого статуса Большой театр отменил премьеру оперы "Отелло"? Или вы раньше всех отреагировали на кризис?

- Да, это первые звоночки начались извне. У нас ведь есть очень мощный попечительский совет, такой барометр экономической ситуации.

- Говорят, в связи с кризисом его покинули крупные бизнесмены? Они и отсоветовали тратиться на "Отелло"?

- Нет, это не их идея вообще - попечительский совет по положению не влияет на творческий процесс. У нас тогда кризис еще оценивали как "зарубежный", а попечители нарисовали мне схему, как будут дальше развиваться события.

- То есть помогли веским советом...

- Конечно. Их помощь - не только деньги, но и консультации, оценка ситуации в стране и внешних рисков Большого театра. Наш попечительский совет уникален. Во-первых, это представители только российского бизнеса, причем самого крупного. Во-вторых, они очень трепетно относятся к работе, поскольку попасть в совет непросто: нужно получить две рекомендации от действующих попечителей, а затем пройти тайную процедуру тайного голосования всего совета. Важно другое: они создали специальный фонд, куда складывают свои деньги. Это реальный резерв Большого театра. Ведь при бюджетном финансировании то, что мы не потратили до 31 декабря каждого года, возвращается в бюджет. Нет смысла откладывать что-то на потом. Более того, все свободные деньги попечительского фонда лежат на депозитных счетах, и в условиях наступающего кризиса эти счета были структурированы - что-то лежит в фунтах, что-то в долларах, что-то в евро, что-то в рублях. Чтобы минимизировать потери в случае чего. Плюс эти деньги работают. А мы свои государственные деньги не имеем права ни вложить, ни отложить. Они лежат в казначействе, а мы их только получаем по смете расходов. Попечители давно спрогнозировали ситуацию и предложили сократить расходы своего фонда, что мы и сделали. Денег там меньше не стало, но те расходы, которые мы планировали на 2009 год, уже в октябре сократили на 30 процентов. Это было в точку, потому что с 1 января у нас планировалось первое сокращение утвержденного бюджета - на 15 процентов.

- За счет чего урезались?

- За счет текущей деятельности. Есть так называемые защищенные (пока еще) статьи расходов, такие как заработная плата и содержание здания - свет, электроэнергия, услуги, без которых существовать нельзя. Поэтому сокращение произошло только по незащищенной части. То есть, увы, по основной деятельности - прокату текущего репертуара и новым постановкам. Это и гастрольные расходы, и транспортные, и издательские.

- Однако театр готовит премьеры за счет привлеченных средств, неужели не смог исхитриться найти спонсора на одну конкретную постановку?

- Спонсорские деньги привлекаются, конечно, в основном это зарубежные фирмы, для которых поддержка Большого - часть имиджевой политики. На сегодняшний день пока ни один спонсор не отказался от своих обязательств на 2009 год, но в перспективе часть, безусловно, будет потеряна. Кто-то может просто обанкротиться, кто-то поменяет свою благотворительную политику. Хорошо хоть законодательство наших зарубежных спонсоров все-таки позволяет им получать налоговые льготы.

Другое дело, что у нас ведь не одна новая постановка в сезоне. Если бы мы сделали "Отелло", то пришлось бы отказаться от "Коппелии", а работа над ней уже шла. Дальше мог покатиться снежный ком. Поэтому мы просто остановили на начальной стадии самый дорогой проект, чтобы сохранить остальные.

- Но ведь театр недавно умудрился уменьшить смету на постановку дорогущего "Бориса Годунова"? Может, можно было и французских постановщиков "Отелло" как-то уговорить поджаться?

- Нет. Здесь ошибка знаете в чем? Театральный сезон считается с осени до лета, а финансовый год - с 1 января по 31 декабря. Мы не могли оставить вторую половину сезона вообще без премьер. Не буду углубляться в подробности, каких усилий нам стоило все-таки преодолеть второй секвестр. Он подразумевал, что мы не выпустим ни одной премьеры - ни в этом сезоне, ни в этом году. Наши срезанные 15 процентов - это же 174 миллиона.

- И при этом вы, конечно, исправно платите налоги на имущество...

- Конечно. На имущество, на здание и на землю, на которой оно стоит. Государство каждый год выдает нам эти суммы для того, чтобы мы ему же заплатили. Это 100 миллионов рублей для Большого театра. Какой смысл перекладывать из кармана в карман? Государство дает нам на налоги, а потом говорит: мы вас секвестируем на 300 миллионов. Хорошо, просто тогда не давайте эти 100 миллионов, которые мы все равно вам должны отдать.

- Может, есть смысл снова вспомнить про несуществующий закон о меценатстве, который мог бы всех поддержать?

- Теперь не время. Или самое время! Может, как раз в этот антикризисный пакет надо срочно внести ускоренное принятие закона о меценатстве? Если мы будем заниматься в отдельности каждым законом, то потратим много сил непродуктивно. Значит, нужно собрать вместе весь антикризисный пакет и рассматривать его в комплексе. Что-то отсеется, что-то не примут, но одним ударом мы просто получим больший эффект. Если мы этого не сделаем к концу года, то будет уже поздно. Тут вопрос упреждения, а мы уже опаздываем.

- Бюджет на реконструкцию исторического здания Большого тоже сокращается? Текущие расходы и деньги на реконструкцию - сообщающиеся сосуды?

- Слава богу, нет. Это разные бюджеты, источники и другой получатель - дирекция по реконструкции Министерства культуры. К нам это никакого отношения не имеет. Другой вопрос, что стройка входит в общий бюджет культуры всей страны. Поэтому сегодня стоит вопрос о том, чтобы заканчивать те стройки, которые начаты, и не начинать новые, поскольку понятно, что денег будет меньше. Но если мы сейчас законсервируем эту стройку, возобновить ее будет гораздо дороже.

- Об этом уже ведутся разговоры?

- Нет, и я даже в страшном сне не хочу об этом думать. Чур меня, чур. На этот год как планировали, так все и есть. Абсолютно.

- То есть вы уверены, что будет открытие в 2011 году?

- Надеемся. Надежды юношей питают.

- Неужели так и не расскажете ничего веселенького? Не директорского, чтобы не про деньги и глобальные проблемы?

- Вы хотите про Волочкову?

- Ну зачем же. Например, про ваше чаепитие с ведущими балеринами Большого театра, когда они, объединившись, уговорили вас не заключать контракт с приезжей звездой? Ведь подробностями разговора сами они так и не поделились...

- Сказать вам почему? Им стыдно на самом деле. Они же прекрасно понимают, как выглядели в этой истории и чего добивались. Отсутствия конкуренции. Вот и все.

Лейла Гучмазова

Итоги.RU