Александр Кушнир объяснил, как КВН и заграница душили русский андерграунд

АЛЕКСАНДР КУШНИР С КИРОЙ ЛАО.
ФОТО: ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА


Новая рок-н-ролльная реальность зарождается на внезапно опустевшем пространстве шоу-бизнеса в России, который еще захлестнет свежая постэмигрантская волна, но это потом… А пока «ЗД» пообщалась с рок-менеджером Александром Кушниром об основных — неожиданных! — тенденциях сезона, о новом обмане маркетологов и о том, как дух свободы уничтожил русский рок.


— Не поверишь, вот только вернулся с концерта группы «Курара», участницы «Индюшат» 2008 года, — с порога заявил Кушнир.

— Охотно верю! Расскажи, как ты их нашел тогда, помнишь историю вашей встречи?

— В то время я встречался с прекрасной барышней из Екатеринбурга, и вся ее тусовка прожужжала мне уши какой-то «Курарой», ничего другого они вообще не слушали. А я был объявлен вне закона, потому что говорил, что есть еще Radiohead. Но они отрицали все кроме «Курары». Они собирались на квартирах, нажирались и слушали «Курару» на каком-то кошмарном звуке, но даже он не мог убить обаяние ее лидера, заслуженного артиста России (уже на тот момент!) Олега Ягодина. Правда, кроме той тусовки в Екатеринбурге, практически никто об этой группе тогда не знал. Видео толком не было, я накопал в недрах Интернета какого-то ужасного, невыносимого качества запись и пригласил их на фестиваль 2008 года, понимая, что это игра наверняка. Уже потом, когда мы подружились, выяснилось, что они все торчат на манчестерском звуке, на чем и я, собственно. Тогда был очень сильный фестиваль, он проходил в легендарном клубе «Икра» (который давно закрылся. — Прим. ред.). Накануне какой-то очень богатый национальный бренд снимал там рекламный ролик, и они не торопились убрать оборудование после себя: свет, оборудование на сцене — все осталось нам. В итоге «Курара» и другие группы играли на такой аппаратуре, на которой они до этого точно никогда не играли. Но поскольку они яркие, не надо думать, что с ними все гладко было. Они были единственными, кто приехал со своим звукорежиссером. Это всегда риск! Местный звуковик, возможно, звезд с неба не хватает, но он на маленькую «четверочку» выставит звук, потому что он знает свой аппарат. Но когда приезжает группа со своим звукорежиссером, это всегда одно из двух: либо он выставится на «тройку с минусом», либо на «пятерку с плюсом». Потому что два звукорежиссера между собой общий язык не найдут никогда.


«Курара», 2010 год. 
Фото: Кристина Москвина


— Как две хозяйки на одной кухне...

— В итоге после выступления они жаловались мне на камеру, что половину инструментов не было слышно. Я им поддакивал, а самого подмывало спросить: чей звукорежиссер был на пульте? Но тем не менее уже через пару-тройку лет они разогревали Tricky.

— Круто! Кстати, если так уж повспоминать, были яркие личности у тебя на фестивале — и Женя Любич, и «Зима Всегда»…

— Много! Из тех, кто реально пробился с большим отрывом — это Jack Wood, которые выступили на Glastonberry в Англии. OQJAV, которые тогда назывались «Пилар». Kira Laо — гениальная и недооцененная, Женя Любич, «Зима Всегда», Zoloto. Была гениальная группа «Лемондэй». Они в тот момент переехали из Краснодара в Питер, и в соседней комнате с ними жил то ли осел, то ли козел. Реальное животное, которое в коммуналке на кухне питалось. Таким образом они и жили почему-то. Были еще «БИБН» в прошлом году, питерские ребята, на которых уже положили глаз большие фестивали.

— Еще с 90-х мы привыкли к некоему территориальному разделению рок-школ: московская, питерская, свердловская, сибирская — Омск, Новосибирск, Томск в основном. Дальний Восток и Краснодар со всем югом. Это было наследством советских рок-клубов. Но сейчас все размыто. По какому принципу теперь все функционирует?

— Это очень легкий вопрос. Все эти рок-клубы были очень сильно изолированными, а значит, автоматически самобытными. Но они могли меняться записями. Условно, возьмем Магадан, где всех рвали «Восточный Синдром», «Миссия Антициклон», «Доктор Тик» и еще групп пять. Что они в Магадане слушали? Друг друга, какой-нибудь джей-рок (японский рок), там постоянно были какие-то связи с Японией и Китаем. Про джей-рок они думали, что это шняга, и брали оттуда только глэм и мейкап, то есть только внешнее. Плюс кто-нибудь всегда привозил новый «Аквариум» или новый «Зоопарк». В каком-то смысле за эти все школы огромный и парадоксальный плюс «железному занавесу». Сейчас человек просыпается утром, заходит куда-нибудь в Интернет и слушает первые синглы альбома Игги Попа, к примеру. Или как вчера выступал Том Йорк где-то. Самобытность всем этим и убивается.

— На «Мумий тролля» тоже, получается, джей-рок сильно повлиял?

— Не совсем, там география шире, у них было два альбома: школьный «Новая Луна Апреля» и студенческий «Делай ю-ю». Лагутенко тогда было 20 лет, там была песня «В думах о девушке из города центрального подчинения КНР». Но то скорее из-за того, что он на инязе учился. У них там во Владивостоке была пара фанатиков, такие красивые тусовые мальчики, одного из которых звали Дэйв; они несколько раз в год мотались сюда за записями. Когда я в 96-м году познакомился с Лагутенко и поехал с ними в тур в 97-м, я увидел, что они на саунд-чеках играют «Отряд имени Валерия Чкалова», в Москве ее в этот момент помнило человек 90. А он все знал! Так вот, с одной стороны, были такие активисты-фанатики-одиночки, которые всех информировали, а с другой — друзья матросы, которые привозили новые веяния со всего мира. Получалось, что там с этим было намного проще, чем в Западной Сибири, на Урале или в Поволжье. Во Владивостоке была одна из самых модных и центровых тусовок в стране, у которой все в порядке было с информацией!

— Сейчас рок-клубов нет, и тусовок таких нет…

— Рок-клубы умерли в начале 90-х. Ровно 30 лет назад. Потом еще пару лет по инерции шли концерты. Сейчас все так устроено: есть дистрибьютор или лейбл, который может объединить несколько групп, сходных по стилистике. От них особо никакого сотрудничества меж собой не требуется, изредка они могут делать какой-то дуэт или концерт вместе. Но, в принципе, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Тем более что Интернет и соцсети уравняли шансы для всех.

— У тебя были две этно-группы: балалаечник «Балакирь» и Hagrin. Но они же возрастные уже, чуть ли не ветераны, — как они выжили и сохранились как музыканты?

— Они занимались в этой жизни, наверное, чем-то другим. Hagrin — это торжество эмпирического метода. С одной стороны, электронные биты, с другой — средневековый вайб, с третьей — горловое пение и домра. Их лидер шел методом проб и ошибок и много лет назад выступал на фестивале с совершенно другим проектом в другом стиле — синти-поп с двумя вокалистками. Но, видимо, надо было пройти какой-то цикл, чтобы понять, что это тупик. Это люди, которые уже пару раз жестко ошиблись, поняли, что такое тупик и безысходность, и в итоге, как в русских былинах, с третьей попытки на что-то вышли. Но были и совсем юные группы, где музыкантам по 13–15 лет.


Hagrin — это торжество эмпирического метода. С одной стороны, электронные биты, с другой — средневековый вайб, с третьей — горловое пение и домра. 
Фото: Из личного архива


— У меня есть такая личная концепция, что году в 99-м рок-н-ролл как региональное движение реально умер, а на его место пришел студенческий КВН, которым были переполнены студклубы; туда произошел отток талантливой молодежи, поклонников, и была организована огромная интереснейшая молодежная тусовка.

— Перед тобой человек, который ни разу не смотрел КВН, хоть я и знаю, что это такое и кто такой Александр Масляков. И я с тобой странным образом согласен! Но с маленькой оговоркой. Был очень большой взрыв брит-попа и брит-рока в 2000–2001 годах, а потом, ты права, — действительно чуть ли не десятилетие засухи. Но нужно учитывать и другое: в эти годы студент-третьекурсник, подработав по ночам, уже мог со своим другом или девушкой смотаться в Египет, в Турцию, чего раньше близко не было. Можно было мотнуться в Европу или в бывшие союзные республики на концерты великих групп. Очень многие мотались в Румынию, в Будапешт.

— Ты ведешь к тому, что наши группы стали не нужны?

— Немножко к другому. Люди стали распыляться. Нафига слушать русский рок, если ты можешь за три часа на самолете оказаться в Праге и посмотреть концерт культовой группы на стадионе или где-нибудь в клубе? Или, например, я могу раз в году выбраться на летний фестиваль и посмотреть там 150 групп. Зачем мне здесь идти на концерты? Плюс еще появились другие вещи, которые сильно отвлекали от традиционных рок-н-ролла, кинематографа и театра.

— Рейвы?..

— Да, и нужно понимать, что до определенного момента люди ходили на рок-концерты дышать воздухом свободы — без всякого пафоса говорю. А теперь свободу можно было найти, уехав на стажировку на все лето в какие-нибудь кампусы в Америку или в Европу. То есть, понятно, с точки зрения свободы уже никого не удивишь. С точки зрения мастерства и свежих идей нужно было либо 24 часа в сутки сидеть в Интернете, либо куда-то ездить с пониманием, что лучшее, что здесь будет, — это Shortparis.

— Так и есть.

— А если пойдешь сейчас в клуб на какой-нибудь рок-концерт, то увидишь, что и у нас мерч сметается, и, несмотря на миллиарды соблазнов, культура чердаков и обоссанных подвалов жива, и на нее не влияют ни политика, ни экономика.

— Давно хотела обсудить с тобой такую тему: есть ли смысл сейчас покупать новые винилы, они же все равно записываются уже с цифровых носителей?

— Очень важный вопрос. Сейчас все происходит так: ты тыкаешь ссылочку, что-то себе скачиваешь и на маленьких убогих колонках, пусть даже дорогих, слушаешь, как совокупляются комары. Порой они это делают очень виртуозно. Но когда мы берем виниловую пластинку — это целая культура. Она может быть и дурацкой. Потому-то в тех магазинах, где я постоянно пасусь, ничем не отличаясь от коровы, там же пасутся 20-летние телки, в основном из Вышки — Высшей школы экономики — или около того. У них религия следующая: им важно, чтобы было либо желтое, либо зеленое, либо красное «яблоко». Они собирают цветные пластинки. Упаси господи их от обыкновенной черной пластинки! Нет, она должна быть цветной! И есть много виниловых наркоманов, которые, например, любят Дуа Липу, и вот у них все цвета одного и того же релиза обязательно должны быть.

— То есть один альбом покупают много раз?

— Да! Она выпускает новый альбом, и, поскольку у нее классный штат маркетологов, они не просто выпускают 50 000 виниловых пластинок и этим блокируют работу всех немецких виниловых заводов, которых не так много. Они делают 10 000 черных, потом 10 000 синих и так далее. И вся вот эта молодежь столичная хвастается: «Вот у меня есть желтая Дуа Липа, а ты сиди со своей черной! И вообще, у меня есть все пять цветов, а вы ничтожества».

— Звук уже никого не интересует?

— Это гениальный маркетинг, которому я придумал название «маркетинг новых фантиков». С другой стороны, любая виниловая пластинка — это сумма атрибутов. Дальше я буду говорить пошлые вещи. Это дизайн обложки, это концепция разворота с разными тайнами и секретиками. Туда вкладываются всякие флаеры с секретными кодами. А потом еще под конец года все, кто это потребляет, начинают смотреть хит-парады и в ужасе гоняются за первыми строчками, чтобы собрать десятку. Вот эта религия хит-парадов очень притягивает. Плюс, соответственно, есть еще огромное количество людей 35–65, у которых в советское время не было денег или возможностей купить все то, о чем они так мечтали. И вот теперь я, которого пластинки уже выживают из дома, понимаю, что мщу этим за свою невинно убиенную молодость. Винил — это субкультура, и она расширяется.

— Но печатается новый винил все равно с цифры.

— Совершенно не обязательно, многие студии сейчас заточены под теплый аналоговый «ламповый» звук. И многие издают музыку без цифровой обработки.

— Значит, есть смысл брать винил и он звучит лучше?

— Конечно, это как сравнить Большой театр и эстраду в условном Новокозлищинске. Там, конечно, свои плюсы — в Новокозлищинске, там комары более радикальные. Но все-таки Большой театр как-то покруче, и я все-таки догадываюсь, что в Большом театре и туалеты почище.

— Какие основные тенденции отбора на фестивале в этом году?

— Последние два-три года до ковида была большая проблема и дилемма. Все пели на английском языке. Это была катастрофа. Чтобы как-то уравнять количество поющих по-русски и по-английски, я отстаивал русскоязычные группы, даже если они были немного слабее. Это был бич с 2015 года, и бороться с этим было бесполезно, и никакое радио этому помочь не могло. Видимо, многим взорвал мозг успех крутой ростовской группы Motorama, на которую население Мексики просто молится. Вот в этом году впервые за много лет ни одной группы на английском! Факты — вещь упрямая. Вернулся родной язык. «Песня на русском» группы Maugleez, которой они мое сердце завоевали, могла бы стать гимном фестиваля, но они ее не исполнили почему-то на концерте (Maugleez выступали как гости программы). Получается, что сейчас все вернулись к истокам — вот главная тенденция, а не этника, или дети, или то, что теперь все музыканты на сцене наконец-то научились вовремя заканчивать песню все вместе, а не по отдельности. Повысилось исполнительское мастерство — это вторая тенденция.

— После выступлений на фестивале молодые группы выслушивают советы журналистов и других профессионалов музиндустрии. Они потом что-то делают с этими советами?

— Конечно, это для них очень важно. Даже если они не побеждают, они уже не зря приехали — получили такой объемный фидбэк. Когда и если они реально пользуются всем, что им сказали и посоветовали, они меняются в лучшую сторону, их это потом очень усиливает.

— В связи с переходом культуры в цифровое пространство старые пиар-методы уже не работают. Как сейчас молодым группам раскручивать себя?

— Все вообще по-другому стало. Я советую следующее. Главное — партизанский маркетинг, это неограниченное количество концертов везде и по любому поводу — бесплатно, за деньги, на маленьких интернет-порталах… Не важно как, но увеличивать свое присутствие в реальном пространстве и Интернете, поскольку телевизор и радио к рок-культуре уже практически никакого отношения не имеют. Профессиональные крутые записи не нужны, записывать свои выступления можно на телефоны и сразу вывешивать в соцсетях, приглашать всех на свои выступления. Первый бог пиара — партизанский маркетинг, второй бог — сарафанное радио. Но при этом на концерте нужно быть самыми сильными. Но, как и в старые добрые времена, очень ценятся искренность и пронзительность.

* * * 
Остается только поблагодарить Александра Кушнира за совместные рок-исследования и ясность насчет того, почему в мире российского рок-андерграунда все так, как есть, и как так вышло.

Поделиться