Один из выпусков телешоу "Культурная революция" шел под девизом: "Критики – враги творчества". И в другой программе, в той, что зовется "Познер", ее хозяин гневно высказался в тот же адрес. Великий режиссер Никита Михалков, снявший фильм о великой войне, несколько раньше тоже позволил себе сильные эмоции в отношении тех, кто не оценил его художественного и гражданского подвига.
Между критиками критиков полного единодушия нет. Кто-то сетует на падение профессионального уровня рецензентов, работающих в газетах. С этим спорить не берусь; у меня у самого немало претензий к коллегам на сей счет. Кто-то идет дальше, утверждая, что сама художественная критика – нечто вроде бессмысленного препятствия на пути художественного созидания.
Слово предоставляется кинорежиссеру Николаю Лебедеву.
"Что мне может посоветовать человек, – спрашивает он, – который учит меня снимать картины, но при этом не снял ни одной картины? Что может посоветовать писателю человек, не написавший ни одного романа?".
Далее следует удар под дых: "Критики – это несостоявшиеся творцы. Это люди, которые мечтали работать на сцене, писать книги, но по тем или иным причинам это не получилось. И чтобы прикоснуться к тому, что они любят, они начинают судить об этом".
Но это еще не нокаут, а всего лишь нокдаун.
Поверженному критику закадровый голос автора видеосюжета вкрадчиво дает понять, что произведение искусства – это родниковая вода, а суждения критика о нем – некая ядовитая примесь, включающая субъективный вкус самого критика и отнимающая животворную силу у художественного творения, например, того же Николая Лебедева, скажем, его фильма – "Фонограмма страсти".
Кинокритик Юрий Гладильщиков нашел силы подняться со своего места и возразить. И не оставить живого места от аргументации гражданина режиссера, который, чуть смутившись, дает задний ход и уверяет, что его утверждения не носят столь обобщающий характер, как могло показаться на первый взгляд.
Тогда на ринг своей авторской программы поднимается Владимир Познер и по поводу критической реакции на фильм "Высоцкий. Спасибо, что живой" почти слово в слово повторяет сказанное режиссером Николаем Лебедевым:
"Я всегда исхожу из того, что критики – это неудавшиеся телевизионные ведущие, писатели, музыканты и так далее, поэтому они и стали критиками, чтобы как можно больше отыграть свое...".
Предположим, что так. Но можно и продолжить эту мысль. Продюсеры – это неудавшиеся либо актеры, либо режиссеры. Графики – неталантливые живописцы. Политологи – неспособные политики. И, о! страшная догадка: телеведущие – это несостоявшиеся актеры, режиссеры, писатели и т.д.
Завидный профессионал в своем ремесле Владимир Владимирович Познер дошел вот до чего:
"Каждый из нас, когда мы что-то создаем, внутри мы понимаем: мы хорошо сделали, мы это сделали здорово или не слишком здорово. Мы это понимаем, нам критики для этого не нужны и зрители не нужны… Мне кажется, что мы прекрасно внутри себя умеем ценить то, что мы делаем".
То есть критика как институт, как экспертиза вроде бы и без надобности вовсе. Вопрос только в том, куда нашего брата пристроить?
***
Почему-то припомнился эпизод из "Роковых яиц" Булгакова. Там ученому Персикову сильно стали досаждать репортеры. Явившийся на помощь чекист пообещал Владимиру Ипатьевичу оградить его от назойливых журналистов.
– А нельзя ли их расстрелять? – поинтересовался изобретатель.
Действительно, а нельзя ли и нас, критиков… к стенке и в расход, чтобы мы не мешали творчеству Николая Лебедева и не расстраивали бы Владимира Познера своими оценками?
Вопрос этот, который носит, казалось бы, сугубо практический интерес, имеет некоторую и теоретическую подоплеку.
О нечто подобном задумывался и Оскар Уайльд.
"Зачем художнику, – спрашивал он, – смущаться резкими воплями критики? Почему те, кто не могут творить, берутся переоценивать значение созданий творчества?".
Ответил он на него просто: самая суть художественного творчества есть критика. "Без способности критической нет вовсе того, что достойно именоваться художественным творчеством". И в этом смысле нет искусства без самосознания, которое в наиболее открытой форме осуществляет критика.
В другом месте Уайльд говорит (внимание, господа Познер и Лебедев): "Критика требует гораздо большей культурности, чем творчество".
Тут самое время сказать, что художественная критика – это и есть форма жизни искусства, способ его движения и развития. Может быть, я вслед за английским парадоксалистом скажу новость для тех мастеров культуры, кто считает себя творцами, что они тоже – критики. Их предметом является жанровая традиция, стилистическая манера, история, мифология.
Экранизация литературного произведения, как ни крути, это его критика. Вопрос только в том, насколько она убедительна и глубока. Каждая новая постановка старой пьесы является ее сознательной или бессознательной интерпретацией. То есть представляет собой критический анализ оригинала.
Да, и написание новой пьесы нередко связано с критическим перестроением уже пьесы известной. Чеховская "Чайка", как заметил в свое время Виктор Шкловский, пронизана пародированием структуры "Гамлета".
А вот в чем, все-таки, различие между художественной критикой и художественной беллетристикой? Уж точно не в том, что первая – вторична, а вторая первична.
Вторая, строго говоря, тоже вторична. Во-первых, по отношению к жизни. А во-вторых, по отношению к художественной традиции.
Различие в другом. В том, что творец в большей степени иррационален. И настолько, что, как правило, сам не может до конца охватить смыслы созданного.
Критик – напротив, рационален и потому способен провести читателя или зрителя (да и самого автора) по лабиринтам его художественного создания.
Вот собственно почему, я бы не советовал творцам плевать в тот колодец, из которого им пить и пить.
Мне скажут: колодец – мутен. Так ищите такой, который и глубок и не загрязнен. И не смотрите на критику, как на сферу услуг. Она вам ничего не должна. Как и вы – ей.
***
К слову, жанр интервью, в котором много лет успешно работает Владимир Познер – это скорее критический анализ, нежели самодовлеющее художество.
Юрий Богомолов
PИА Новости