Юрий Соломин: Мой Адъютант Кольцов сказал бы Сноудену «Молодец!»

Прекрасному актеру, сыгравшему, кроме любимого всеми «адъютанта его превосходительства», еще 60 замечательных ролей в кино, а сверх этого 70 ролей в театре, сегодня – 80 лет. 
Накануне юбиляр побеседовал с «Комсомольской правдой»
Художественный руководитель Государственного академического Малого театра Юрий Соломин у себя в кабинете.
Фото: Сергей ШАХИДЖАНЯН


«СЕГОДНЯ ЛЮДИ НЕ УМЕЮТ МЫСЛИТЬ И ФАНТАЗИРОВАТЬ»

- Юрий Мефодьевич, вы как-то пошутили: мол, все старые консервы лучше новых. Это вы о незыблемости традиций вверенного вам почти 30 лет назад Малого театра?

- Нет, это я про юбилеи. Все считают, что это должно быть что-то необыкновенное, а для меня в 80-летии нет ничего особенного. День рождения да и все. Хотя до такой даты, конечно, еще надо дожить сквозь радости и невзгоды. Но дожил и хорошо. Десять и двадцать лет назад я в день рождения выходил играть на сцену, приходили гости, в зале труппа наша сидела. А сейчас что-то не хочется уже смеяться.

- Почему, нет настроения?

- Дело не в настроении. А вот поводы для расстройства есть. Например, вымывание профессионализма из многих областей. Помню, свою мальчиковую школу в Чите и физика нашего, фронтовика Романа Васильевича. Он нервный был, дерганый – после ранения на войне. Но преподавал свою физику как бог! Четверо у доски работают, двое лабораторную в подсобке делают, еще один – домашнее задание рассказывает. А чтобы мы его слишком строгим не считали, организовал из нас мужской хор. Сам на аккордеоне играл – «Как у Волги, у реки». Так вот эта наша самодеятельность получше многих нынешних, так сказать, профессиональных проектов была. Вот такие люди, как наш физик, остро нужны сегодня. А не тотальный диктант по телевизору.

- Вы же сами педагог, с 1960 года преподаете в Щепкинском училище. А если к вам на курс поступать, чем можно вас взять? Как понравиться?

- Мне не важно, что вы будете читать на поступлении – басни, стихи или прозу. Но вот у Васи по одному произведению каждого жанра выучено, а у Пети целая библиотека в голове. Ну, кого я возьму при равных актерских задатках? Правильно. Для меня важен кругозор. С таким человеком-библиотекой мне интересно. Дальше я его расспрашиваю, откуда он, кто он, кто папа и мама. И не надо думать, что это не по делу вопросы. Очень даже по делу. И потом я всегда спрашиваю: есть у тебя кошка или собака? Глаза горят, рассказывает, как щенка нашел, как принес, а его выгнали, как спрятал, уговорил... Да-да, я знаю, все знают, что я животных люблю. Но даже если он привирает, это тоже неплохо. Потому что сегодня есть катастрофическая проблема – люди не умеют мыслить и фантазировать. Факты могут изложить – а мыслить нет. Сложно мне набирать студентов. Как же брать, если он основ не знает: ни литературы, даже русской, ни живописи, тем более.

- А вы живопись любите?

- Люблю. Я в Амстердаме однажды у «Ночного дозора» Рембрандта целый час простоял, моя группа уже весь музей обошла, а я и не заметил – так увлекся.

- Вы думаете, вашим студентам эти знания потом пригодятся в работе?

- Если он хочет стать артистом Малого театра, то да.


И в роли адъютанта его превосходительства Кольцова, и в образе трактирщика Эмиля из «Обыкновенного чуда» Юрий Соломин всегда оставался романтиком. Кадр из фильма


«СТЕНУ ТЕАТРА РАЗОБРАЛИ, ЧТОБЫ КОТЯТ СПАСТИ»

- Говорят, вы недавно свой Малый театр разрушили, когда бездомную кошку доставали из дырки в стене.

- Да это не я! Это моя внучка Саша. Ну да, пришлось немного стену разобрать, но у нас в театре как раз ремонт. С потолка в дырку упали котята и вылезти не могут, а кошка-мать убежала. Котят спасли, вылечили, вырастили и раздали. А через три месяца та же кошка принесла новых котят. Так что мы в Малом театре теперь все при котах сидим. Окотятились.
- У вас и дома тоже живут кошки и собаки?

- Да. И свое свободное от всех работ время я провожу с ними на даче. Собаки у меня дворняги – породистым был только Маклай, который снимался со мной в «Московской саге». Он жил у нас 15 лет, а потом у него почки отказали. Уже много лет прошло, а я о нем думаю. А после того как Маклай умер, внучка поехала на велосипеде в магазин, бабушка ее отправила что-то купить, вернулась без еды, но со щенком. «Вот, - говорит, - чтобы вы не переживали», хотя у нас оставались еще две собаки. Мы с женой ее спрашиваем, откуда щенок – оказалось, из выброшенной на улицу корзины, их там пять штук было. «А что же ты одного взяла?» – спрашиваем, и тут нашей внучки след простыл - поехала за остальными, спасать. Но оказалось, их уже разобрали. Теперь этому щенку 8 лет. Махровая дворняжка, а какой умный! Зовут Валет. Так он у нас живет, лучше чем я. И кормят, и в тепле, и делать почти ничего не надо. Правда, я, уезжая, говорю ему: «Валет, ты остаешься за старшего, кошек наших караулить». У нас их три на даче. Они меня встречают, ждут вкусного, прыгают, оближут с ног до головы. Но я их не ругаю. Нельзя ругать за любовь. В московской квартиреживут еще кот и кошка – старые уже. Приедешь, дверь откроешь, они уже сидят, ждут. Тоже подобраны где попало. Кота зовут Плутон, но я его зову Профессор. Крупный, мохнатый, он мое лекарство. Ложусь вечером перед сном новости посмотреть, так Профессор приходит и плюхается на меня всеми своими 7,5 килограммами. Профессор у нас пожрать любит. Я ему говорю: «Сдвиньте-ка эти ваши ноги в сторону». А то мне больно, особенно когда он ляжет туловищем ближе к пояснице – у меня операция была, камни в почках. Все понимает.


«У МЕНЯ НЕ ХВАТИЛО ВРЕМЕНИ НА БЕЗУМСТВА»

- Вы очень постоянный человек – в Малом театре с 1957 года, а с 1988-го им руководите. С вашей супругой Ольгой Николаевной женаты, страшно сказать, сколько лет. Есть какой-то секрет? Или это, может, вынужденное постоянство?

- Почему вынужденное? Хотите сказать, что у меня не было времени на безумства и маневры? О-ля-ля! Ну вообще-то, у меня его действительно не было. Я очень много времени отдавал работе. Потому что сниматься в фильмах, а их у меня не один десяток (60 – прим. «КП»), - это сплошные перелеты. Случались дни, когда я из Киева летел в Ленинград, а потом еще умудрялся прилететь в Свердловск на вторую съемочную смену.

- Ужас!

- Да, ужас. У меня ни на что не хватало времени, а тем более думать о каких-то переменах и безумствах. Когда я снимался в Ленинграде, я всегда после съемок шел со студии пешком до Московского вокзала, чтобы прийти в себя. И вот однажды я дошел до Невского, встал и не знаю, куда мне идти, забыл, в какой город еду. И я завис, как сейчас говорят. То ли в Москву, то ли в Киев. Вот такая была психологическая усталость. Пришел в себя еле-еле, посмотрел билет, который был заранее куплен. Выяснил, куда надо ехать. Но испугался, думал, уж не амнезия ли? Ох, как часто было, что я прилетал домой буквально пообедать и снова улетал на два дня. А раньше ведь так не отпускали из театра, как сейчас. Сейчас актерам проще, все заранее так строится, чтобы можно было заменить в спектакле. А раньше это не приветствовалось. За всю жизнь меня Царев только один раз отпустил из театра на целых полгода – на съемки «Дерсу Узала». «Понимаю, - говорит, - там Куросава. Езжай!». Но тогда актерам хоть квартиры давали, а теперь что? Как-то надо зарабатывать, поэтому я всех отпускаю. Они, молодые у меня, как назло, не москвичи, им жилье оплачивать надо.

- А зачем вам надо было так много всегда работать? Вас так воспитывали?

- Никто меня не воспитывал. Я на улице рос. Хотя, когда я так говорю, жена меня поправляет: нет, за тобой бабушка смотрела. Но работа – да, это прежде всего. А вы думаете, я хватал первое попавшееся? Нет. Я тоже выбирал, и меня выбирали. Тогда были конкурсы и просмотры, худсоветы. Это такие нервы! Когда позвонили сказать, что меня утвердили в «Хождение по мукам» на Телегина (а я на Рощина пробовался), так меня попросили сесть. Так было все сложно.

- А ваш Телегин – такой красавец! Вы когда-нибудь думали, какую роль в вашем успехе сыграла внешность?

- Да никакой у меня не было внешности! Если бы вы видели, каким я был, когда поступал в училище! Клянусь, я сам себе казался… (слово зачеркнуто редактором как чрезмерно самокритичное – «КП»). Я на свои фотографии смотреть не могу. Вот Стриженов и Тихонов – это да. И у Миши Козакова была особая красота. А я обыкновенный был.

- Народ узнает вас на улице?

- Гуляем недавно с Валетом недалеко от дачного магазина. Навстречу мужик. Я уже почти прошел, а он остановился и мне вслед говорит «Спасибо». Серьезно так. Я очень ценю такие моменты. А еще как-то бомж подошел, я давай деньги искать в карманах. А он ничего не попросил, а глядя в глаза, говорит «Спасибо». Я расстроился сильно – ведь значит он был нормальным, у него был дом, он смотрел по телевизору кино и поэтому меня знает. А теперь - бомж.

- А хотели бы сыграть снова Адъютанта его превосходтельства?

- Сыграл бы - в продолжении. Я его таким представляю: старый, лет 80, живет в центре, у него все есть. Гуляет в скверике с собакой. Идет мимо красивая стройная девушка и два парня начинают к ней приставать, она: отстаньте, но они дергают, хватают. Люди на скамейках делают вид, что не замечают. А Кольцов встает и заступается. Парни на него – ты что, отец, да пошел ты! Пихают в грудь. Он падает, встает. И в два удара валит их с ног, идет к скамеечке и падает. Сердце. Вот это я бы сыграл.

- А как вы думаете, что ваш разведчик Павел Кольцов сказал бы сегодня Сноудену?

- Он ему сказал бы: «Молодец! Имеешь мужество и смелость».


5 лучших фильмов

- «Адъютант его превосходительства», 1969;

- «Дерсу Узала», 1975;

- «Хождение по мукам», 1977;

- «Летучая мышь», 1979;

- «ТАСС уполномочен зая­вить», 1984.


Надежда ШУЛЬГА
Автор
Анна БАЛУЕВА
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе