Учредительное собрание как неоконченный сюжет

В Москве снег, февраль. Грядет 95-летие Февральской революции, а, значит, и 95-летие основания Учредительного собрания. Дата, конечно, не очень круглая, но проблема состоит в том, что до столетия можно не дотянуть: с большой вероятностью может произойти нечто такое, что Россия снова опоздает с осмыслением исторического опыта и ей придется изобретать новые политические конструкции — спешно, кое-как.

О каком опыте идет речь? Юристы полагают, что исключительно о конституционном. Однако мысленно перенесемся в февраль 1917-го года. Разве только демократической конституции не хватало тогда России? Нет, положение сложилось гораздо серьезней. Только что пал трон, в столице смута, исчезло многовековое политическое основание всех институтов. И хотя с ощущением того, что монархия исторически устарела, правящий политический класс смирился давно —? с декабристов, с Герцена, —? он никогда еще не оказывался в ситуации, когда нужно было бы перезапустить государство на новых, неопробованных основаниях. А как это сделать, было неясно.

Формально переворот совершила Четвертая Дума. Из нее родился Временный комитет, который в конце концов сформировал Временное правительство. Но ключевые слова тут именно "временное". Дума являлась не исполнительным органом, а совещательным. Управлять государством она не могла. В ней не было кадров управления и не было привычки к согласованным действиям. Поэтому правительство, созданное Думой, сразу же повисло в воздухе, поскольку для него не был артикулирован консенсус относительно философии постмонархического управления, эдакой Декларации. Надо учитывать, что до сих пор над всеми правительствами России возвышался монарх, он воплощал собой дух государства, был верховным арбитром. А с февраля 1917-го — ?никого, лишь чистое небо. Этот вакуум нужно было как-то заполнить — ?словами, символами, поэтикой.

Идея Учредительного собрания, которое в этих обстоятельствах должно было проделать такую работу, была, конечно, не новой. Но от этого не менее гениальной. Гениальным было само слово —? "учредительное". Оно означало, что собираются граждане России и что-то учреждают, а учредив — ?расходятся, ничего не выгадывая для себя лично. И только после этого начинает действовать классическое право — ?с законами, процедурами, голосованием. Хотя на самом деле такая форма "учреждения" — ?всего лишь одна из известных в истории альтернативных форм перезагрузки государств, воссоздаваемых после катастрофы.

С таким же успехом перезапуск может осуществить и "съезд". Михаил Горбачев в 1988 году, например, не менее остроумно подсунул советскому народу невиданный доселе Съезд народных депутатов, запустив, таким образом, процесс глобальной перестройки, затронувший огромную страну.

Перезапустить государство может и волевая группа захватчиков — ?армейских полковников, профессиональных революционеров. Такой группой хотели стать декабристы, но стали большевики, которые силой разогнали Учредительное собрание, осуществив, таким образом, сознательную порчу машины демократического голосования.

Перезапуск может осуществить и "внешний управляющий", каковым для Германии стали западные союзники. Но для России 1917-го года Учредительное собрание виделось уникальным шансом решить этот вопрос "по-честному", мирно, суверенно, и мы до сих пор не знаем, вышел бы из этого толк, не приди матрос Железняк.

Однако матрос Железняк пришел, но это было еще полбеды. Беда же заключалась в том, что с тех пор СССР покатился по кругам неполной легитимности, пока окончательно не распался в 1991 году, породив множество новых государств и типов правления. Что касается "демократической России", то отсутствие полноценного учреждающего начала, несомненно, мешало всем хаотически возникающим в ней впоследствии институтам. Их создавали временщики исходя из своих конъюнктурных соображений, отчего те далеко не всегда казались работоспособными, вызывали доверие у населения.

Об Учредительном собрании вновь заговорили при Ельцине, которого не устраивала конструкция власти на основе Советов, и он тоже вроде бы стал склоняться к этой идее. Однако, расстреляв в 1993 году свой парламент, Ельцин пошел, скорее, по варианту "захватчика", утвердив новую Конституцию исключительно силой своего административного ресурса.

По этому поводу Григорий Явлинский писал: "Конституция 1993 года была составлена на злобу дня, обществом не обсуждалась, а обстоятельства организации референдума по ее одобрению и подсчету полученных голосов до сих пор вызывают очень серьезные сомнения в ее принятии".

Приватизация 90-х еще больше обострила проблему власти и собственности. И ее вряд ли были способны решить официальные государственные институты, контролируемые олигархией. Две латентные силы упрямо желали противоположного: крепнущее общество искало новый незапятнанный учреждающий институт и с этой целью вспомнило про февраль 1917-го, а истеблишмент педалировал лоялистский взгляд на вещи. О том, что эпоха революций прошла, а преодолеть нелегитимность 90-х якобы можно только легитимными процедурами, испросив разрешение у власти, писал, отвечая претензиям креативного класса, председатель Конституционного суда Валерий Зорькин. Его статью поэтому даже обозвали "антиперестроечным манифестом".

"…любому юристу, да и просто вменяемому гражданину понятно, что в качестве альтернативы правовым, пусть далеко не всегда совершенным судебным процедурам лидеры "креативного класса" предлагают катастрофически антиправовой подход, в котором якобы нелегитимные органы власти предлагается заменять при помощи очевидно еще менее легитимной неправовой процедуры", —? рассуждал Зорькин.

Возможно с целью доказательства, что такой — правовой — подход самый правильный, самый верный, президент Дмитрий Медведев в 2008 году самолично "распечатал" Конституцию РФ, внеся в нее на первый взгляд малозначимые для актуальных потребностей страны поправки об увеличении срока полномочий президента и Думы. На два года для президента и на год для Думы. Естественно, эти поправки получили 2/3 голосов Федерального собрания и были одобрены во всех парламентах регионов страны. Однако единственное, что Медведев сумел этим доказать, — ?это то, что из всеобщего одобрения легитимность никак не родится. Самому Медведеву его успех не помешал провалиться в популярности, а политический кризис сентября-декабря 2012 года с еще большей остротой поставил вопрос о необходимости достижения общественного согласия и переучреждения на его основе российского государства.

И очевидно, на этом сюжет не закончился.

Сергей Митрофанов

Liberty.ru

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе