«Певец божественного лузерства»: Фанаты Довлатова о любви к писателю

«В глаз мог дать за глупость. Как это не любить?»
В ШИРОКИЙ ПРОКАТ ВЫШЕЛ «ДОВЛАТОВ» — триумфатор Берлинского кинофестиваля, фильм Алексея Германа — младшего о Сергее Довлатове и времени, в котором он жил и творил.

Мы спросили и у людей, искренне интересующихся его творчеством, что для них значит фигура Сергея Донатовича, за что его любят (и не любят) и как он повлиял на них.




Екатерина Шибаева
актриса
 
Довлатова я люблю за иронию и за любовь к людям при этом. Мне было шестнадцать, когда я впервые услышала о нём — я только начинала учиться на журфаке. А у моей подруги была манера говорить цитатами. Неважно, из попсовой песни или советского фильма. И какая-то из них меня очень рассмешила. Оказалось, Довлатов. И тогда я прочитала «Компромисс». 

Любимое произведение, наверное, «Зона». Хотя ведь и «Иностранка», например, классная повесть, или вот «Чемодан», или «Заповедник»… Но просто я писала курсовую по современному русскому языку всё на том же журфаке — «Жаргонная лексика в произведениях Сергея Довлатова на примере повести „Зона“». Я перечитывала её много-много раз, подчёркивала фрагменты, а потом со словарём сидела в библиотеке до закрытия и искала толкование жаргонизмов. И помню, что смеялась натурально и порой до слёз, когда в очередной раз перечитывала произведение.

 
ЛЮБИМАЯ ЦИТАТА: 

«Такая бикса, хуже зечки».  


Это, конечно же, из «Зоны». Не то чтобы любимая, просто мы её стали использовать с подругой после этой моей курсовой. Это стало таким нашим кодом. 



Антон Уткин
режиссёр Lateral Summer Production
 
Довлатова я не люблю, а уважаю. Это тяжёлая, сумрачная, интересная проза. Образная, горькая на вкус. По доброй воле я, может, и не читал бы его — но понимаю, что это довольно уникальный поколенческий срез и удивительная авторская оптика. Это ценно. Думаю, за это Довлатова многие любят — ну или уважают.

Узнал я о нём в старшей школе — придумал болеть, заперся с книгами, первой под руку подвернулся Довлатов, а дальше я увлёкся. Больше всего мне нравится «Соло на ундервуде» — я люблю его за меткость образов. Таких, какие внимательный сценарист записывает в блокнот, чтобы потом в нужный момент достать и вживить в сюжет.

 
ЛЮБИМАЯ ЦИТАТА:

— Сеанс! — повторил Енин.

И окружавшие его зеки дружно подтвердили:

— Сеанс!..


Не столько цитата, сколько само слово «сеанс» в контексте понятно какого произведения. 




Юрий Сапрыкин
руководитель проекта «Полка»
 
Люблю Довлатова за иронию. Точно не скажу, когда впервые прочитал его. Кажется, это был 1989 год, кажется, журнал «Октябрь», кажется, «Чемодан».

Моё любимое произведение у него — это «Компромисс». Наверное, потому, что мне тоже немного знаком зазор между статьёй (текстом, заметкой) и тем, что в ней описывается, что происходило на самом деле. Наверное, в советской Эстонии этот зазор был больше, чем в нынешней России, хотя не знаю. Так или иначе, Довлатов рассказывал о нём смешно и довольно безжалостно по отношению к самому себе. 


ЛЮБИМАЯ ЦИТАТА:

Ко мне застенчиво приблизился мужчина в тирольской шляпе:

— Извините, могу я задать вопрос?

— Слушаю вас.

— Это дали?

— То есть?

— Я спрашиваю, это дали? — Тиролец увлек меня к распахнутому окну.

— В каком смысле?

— В прямом. Я хотел бы знать, это дали или не дали? Если не дали, так и скажите.

— Не понимаю.

Мужчина слегка покраснел и начал торопливо объяснять:

— У меня была открытка… Я — филокартист…

— Кто?

— Филокартист. Собираю открытки… Филос — любовь, картос…

— Ясно.

— У меня есть цветная открытка — «Псковские дали». И вот я оказался здесь. Мне хочется спросить — это дали?

— В общем–то, дали, — говорю.

— Типично псковские?

— Не без этого.



Варвара Шмыкова
актриса «Центра имени Вс. Мейерхольда»

Самое лучшее в мужчине — это юмор, и Довлатов в этом смысле — лучший. А ещё, когда я читаю его, всегда есть ощущение его полного присутствия. Как будто ты легко можешь встретить его в вагоне метро и сказать спасибо, и он улыбнётся. Ну и он, конечно, бесконечно чуткий. 

Помню точно, что первым, что я прочла у Довлатова, был «Заповедник». Скорее всего, это было в десятом классе, когда я первый раз ходила поступать в театральный — так сказать, на разведку. Мои друзья из детского театра посоветовали взять что-нибудь для чтецкой программы. Я помню, как ездила в школу с утра на метро в жуткой давке и читала его. И как будто видела всех этих его героев. Как будто весь абсурд мира вдруг оказывался со мной в одном вагоне.

Сложно выбрать одно любимое произведение, когда любишь сразу все — в разное время по-разному. Но, думаю, в ближайшее время всё-таки буду перечитывать «Чемодан».

 
ЛЮБИМАЯ ЦИТАТА:

Собственно говоря, я даже не знаю, что такое любовь. Критерии отсутствуют полностью. Несчастная любовь — это я ещё понимаю. А если всё нормально? Есть в ощущении нормы какой-то подвох. И всё-таки ещё страшнее — хаос.




Екатерина Щеглова
художник
 
Кого ещё любить человеку, который прогуливал школы и вообще, по-моему, прогулял всю взрослую жизнь? Для меня Довлатов — это певец божественного лузерства. Его тип иронии по отношению к миру сформировал во многом и меня, и мой тип иронии на всю жизнь. Как и многие другие книги, потом ставшие самыми главными и любимыми, я обнаружила Довлатова в огромном стеллаже с родительскими книгами в их комнате, в котором я рылась, пока они были на работе, а я, как обычно, прогуливала школу. Это был четырёхтомник — полное собрание сочинений, с гениальными иллюстрациями Флоренского, которые мгновенно сделали остальные книги на полке неконкурентоспособными.

Любимые произведения: «Заповедник», «Соло на ундервуде. Соло на IBM» и «Иностранка». А ответ «почему» будет ответом на следующий вопрос:


ЛЮБИМАЯ ЦИТАТА:

У него обнаружилось редкое клиническое заболевание — абулия. То есть полная атрофия воли.


Эта цитата из «Заповедника» буквально стала моим гимном.



Игорь Кириенков
креативный редактор Bookmate
 
Впервые я прочитал Довлатова классе в десятом, причём начал далеко не с лучшего его произведения — со сборника «Наши». То, что оно не лучшее, я понимаю сейчас, а тогда, закрыв последнюю страницу, я направился в библиотеку за четырёхтомником с рисунками «Митьков». Для шестнадцати лет это совершенно неотразимое чтение — классика, но озорная, с камео великих, но очень непочтительная. И где-то, может быть, на втором курсе очарование стало рассеиваться и Довлатов стал меня здорово бесить: комфортностью и конформностью, интонацией анекдота и философией уровня бани.

Я думаю, его самая важная и точная книга — «Заповедник»: там наблюдается всё-таки баланс комического и трагического, шуток (не таких блистательных, как казалось когда-то) и горьких истин о себе. В более поздних текстах это равновесие нарушится и Довлатов как-то алленизируется — вернётся к грамматике стендапа средней руки.

Я не чувствителен к афоризмам, «мудрым мыслям», сентенциям, которые сразу в такой форме и отливаются, — чтобы носить их на себе, как значок. Мне милее Довлатов, который не пытается сразить своим остроумием. И потом, какое это разочарование — добраться до его записных книжек и обнаружить там хохмы из романов и рассказов (зачастую ровно в том же виде).

По этим абзацам может показаться, что я Довлатова не люблю, и это, пожалуй, верно, но мне близок его интерес к американской литературе, симпатичны некоторые формальные задачи, которые он в своей прозе пытался решать. Да, это чтение в мягких тапках — но амбиция была, кажется, привить русской словесности экономность и атлетизм; подбирать слова так, чтобы они точно вставали в пазы. Не получилось — или, точнее, не получилось так, как у другого минималиста двадцатого века Леонида Добычина, — но теперь, по здравому рассуждению, мне уже не кажется это криминальным. Я бы не хотел, чтобы Довлатов считался главным русским автором второй половины прошлого столетия — при Искандере, Трифонове, Аксёнове, Харитонове, Соколове, Лимонове, Петрушевской, да и Сорокине с Пелевиным тоже, — но отчего бы ему не занять нишу писателя, который встречает молодого читателя у ворот. Тоже, в общем, большая и почётная работа.




Игорь Бычков
актёр театра «Гоголь-центр»
 
Довлатова я люблю за его свободу слова. Моё знакомство произошло через «Заповедник». На тот момент я читал много зарубежной литературы двадцатого века, и первым, что мне пришло на ум из русской, оказался именно он. Я был так рад этому знакомству! И в итоге «Заповедник» и стал моим любимым произведением. В прошлом году мы ставили иммерсивный спектакль в Пушкиногорье, в основе которого лежал как раз этот текст, с режиссёром Талгатом Баталовым и драматургом Мариной Крапивиной. Мы ходили по всем местам, где проводил свои экскурсии Сергей Донатович, и посетили его дом-музей. Это было очень круто. 

 
ЛЮБИМАЯ ЦИТАТА: 

Надежда Фёдоровна уже хлопотала в огороде. Над картофельной ботвой возвышался ее широкий зад. Она спросила: 
— Это что же, барышня твоя? 
— Жена, — говорю. 
— Не похоже. Уж больно симпатичная. 
Женщина насмешливо оглядела меня: 
— Хорошо мужикам. Чем страшнее, тем у него жена красивше. 
— Что же во мне такого страшного? 
— На Сталина похож…



Елена Ванина
сценарист
 
Я очень люблю Довлатова за его скромность. Я понимаю, что это звучит парадоксально, но это так. Очень многие пишут и говорят о Довлатове как о таком красивом балагуре, человеке-оркестре, мастере анекдота и пошлых шуточек. Это всё так, сложно это отрицать. Но во всех важных, сущностных вещах Довлатов осторожен и скромен. Конечно, я думаю, что он знал или хотя бы чувствовал, что талантлив. При жизни ему так и не удалось ощутить ту славу, которая обрушилась на него после смерти. Он и литературу, и свой талант делал как будто необязательными — просто записки маленького человека про время. Меня это очень восхищает, потому что в этом мне видится признак большой личности. Ну и он очень любил литературу. Прямо по-настоящему. В глаз мог дать за глупость, нос сломать за стих. Как это не любить? Шутка, конечно, но не совсем.

Довлатов всегда был писателем моего дома. Мама очень любила читать его вслух. Я слушала и не всегда понимала, почему именно она так смеётся, но всё равно смеялась вместе с ней. А потом уже начала смеяться и сама. Меня ещё маленькую поразила какая-то пронзительная грусть, которая была в этих при этом смешных текстах. Я представляла такого большого-большого грустного человека. 

Первой книгой, которую я помню отчётливо и в которую я влюбилась, был «Заповедник». Я читала его много раз в разные периоды своей жизни, в разном возрасте, и каждый раз, как в калейдоскопе, фокус был на разных вещах. И в этом для меня главная красота довлатовской прозы — в таких вроде бы необязательных текстах спрятано очень много деталей про время, люд про что-то важное. 

Я очень люблю «Соло на ундервуде» — записные книжки Довлатова. Там, понятное дело, кладезь цитат, и всегда это очень точно и очень смешно, хоть местами и жестоко по отношению ко времени, возможно, друзьям и самому себе. Это такие хлёсткие истории, которые любят рассказывать на вечеринках, чтобы все смеялись. Но для меня их ценность, наверное, в другом. Я люблю читать мемуары и письма, потому что в них можно как будто потрогать время: увидеть быт, простую жизнь, которой жили люди. Что они ели, где спали, из-за чего грустили. Это важная часть прозы Довлатова. «Выносил я как-то мусорный бак. Замёрз. Опрокинул его метра за три до помойки. Минут через пятнадцать к нам явился дворник. Устроил скандал. Выяснилось, что он по мусору легко устанавливает жильца и номер квартиры», — вот об этом я говорю. И это из «Соло на ундервуде». 

Сложно выбрать одну любимую цитату. Есть столько смешных, которые я один раз прочла и до сих пор помню. Но если надо, то, наверное, всё-таки выберу эту:


ЛЮБИМАЯ ЦИТАТА:

Знаешь, что главное в жизни? Главное то, что жизнь одна. Прошла минута, и конец. Другой не будет…




Никита Еленев
актёр театра «Гоголь-центр»
 
Довлатов очень образно и живо описывает целый пласт культуры своего времени, к которому я никак не причастен. Большинство людей постарше чувствуют ностальгию, когда читают его произведения. А мне нравится моё странное чувство, когда ты испытываешь ностальгию по тому, чего никогда не переживал. 

Первое знакомство с Довлатовым у меня произошло благодаря спектаклю, который шёл в Театре под руководством Олега Табакова, он назывался «Wonderland-80». Это был спектакль по произведению «Заповедник» в постановке Константина Богомолова. И вся эта история в меня так сильно попала, она была не похожа на всё то, что я до этого видел в театре, хотя тогда мой театральный опыт был мал. После этого мне захотелось прочитать само произведение, и на следующий же день я пошёл в книжный магазин и купил «Заповедник».

На самом деле у меня нет любимых произведений у Довлатова, потому что у себя в голове я не разделяю все его книги на отдельные истории. Все эти люди живут в некой одной вселенной и они объединены каким-то общим настроением. Поэтому у меня скорее есть любимые моменты в книгах. Например, в том же самом «Заповеднике» мой любимый момент, когда жена приезжает к нему, или в «Зоне» — история про сбежавшего заключённого. 

 
ЛЮБИМАЯ ЦИТАТА: 

… Я - писатель, ***, типа Чехова. Чехов был абсолютно прав. Рассказ можно написать о чём угодно. Сюжетов навалом. Возьмём любую профессию. Например, врач. Пожалуйста. Хирург, ***, делает операцию. И узнаёт в больном — соперника. Человека, с которым ему изменила жена. Перед хирургом нравственная, ***, дилемма. То ли спасти человека, то ли отрезать ему… Нет, это слишком, это, ***, перегиб… В общем, хирург колеблется. А потом берёт скальпель и делает чудо. Конец, ***, такой: «Медсестра долго, долго глядела ему вслед…» Или, например, о море, — говорил Потоцкий, — запросто… Моряк, ***, уходит на пенсию. Покидает родное судно. На корабле остаются его друзья, его прошлое, его молодость. Мрачный, он идёт по набережной Фонтанки. И видит, ***, парнишка тонет. Моряк, не раздумывая, бросается в ледяную пучину. Рискуя жизнью, вытаскивает паренька… Конец такой: «Навсегда запомнил Витька эту руку. Широкую, мозолистую руку с голубым якорем на запястье…» То есть, моряк всегда остаётся моряком, даже если он, ***, на пенсии… 

 
ФОТОГРАФИИ: Apple Film

Автор
ИНТЕРВЬЮ: Анастасия Нарушевич
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе