И — как будто этого мало — однажды время выбирает вас. В том смысле, что вас вырывают из семьи, переодевают в обтягивающее, пару недель посвящают в бойцы — то есть бьют ногами, приучают терпеть боль и несправедливость, — а потом выбрасывают с голым тылом в жестокий мир, где без храбрости не выживешь.
Перед вами непростой выбор — сдаться и сдохнуть или сжать зубы и удивить всех. Во втором случае — вам сначала предстоит победить врагов, вопреки жестоким законам жизни не утратив в себе человечность. А потом — и избавиться от несправедливой Системы. Если повезёт — построив себе более-менее божеское существование. Если не повезёт — пожертвовав собой ради следующих поколений.
Если вам интересно, почему этот сюжет сейчас так люто востребован девушками передовых стран — давайте об этом поговорим.
…Когда фильм «Голодные игры» (про судьбу молодой девушки в тоталитарных США, разделённых на специализированные округа) порвал кассовые сборы в передовых странах — это ещё можно было обозвать одноразовым феноменом.
Но вот этой весной вышел второй фильм с тем же сюжетом — «Дивергент» (про судьбу молодой девушки в тоталитарном Чикаго, разделённом на специализированные классы). Эффект — поскромнее, но тот же: четверть миллиарда долларов в прокате.
Значит, девичья антиутопия — это уже коммерческая тенденция.
Что интересно: восход девичьей антиутопии как жанра совпал с закатом популярности предыдущего фаворита — тёмного девичьего фэнтези. То есть «Сумерек» и всех их клонов.
По правилам того жанра, как мы помним, девочка-подросток обычно обнаруживала, что за ватником обыденной реальности скрывается чарующий мир Силы. А она, сама того не ведая, — является обладательницей особо сильной суперсилы, вокруг которой всё вращается, про которую говорит какое-нибудь Пророчество. И которая в итоге приведёт хлопающую ресницами носительницу к особо могучему всемогуществу и — в клинических случаях — вечно счастливому замужеству и косметической сохранности.
Так вот: в прошлом году — когда вторые «Голодные игры» собрали в прокате чуть меньше миллиарда — вышла целая пачка «сумеречных» клонов про девочек с волшебной суперсилой. Но публику они уже не вдохновили: какие-нибудь «Орудия смерти» про девочку, узнавшую, что она принадлежит к Избранной Расе Сумеречных Охотников, при бюджете в $ 60 млн собрали всего 30 с чем-то.
Вопрос, почему волшебным девочкам, обречённым на суперсилу, широкая целевая аудитория начала вдруг предпочитать девочек из нищего постапокалиптического будущего, проявляющих чудеса обычной человеческой стойкости, — заслуживает отдельного рассмотрения.
Можно было бы сказать, конечно, что вся эта закаляющаяся девичья сталь — просто ещё одна форма женской эмансипации. Типа девушки двадцать первого столетия настолько суровы, что берут в руки лук и прыгают с крыши — просто потому, что могут.
Но тогда были бы суперхиты про девушек-солдат, девушек-детективов и девушек-супергероинь. А их нет. Есть только суперхиты про обычных девушек, которых супержестокая жизнь заставляет героически и неохотно воевать ради своих близких.
Поэтому стоит взглянуть на то, как за последние 6 лет — со времён торжества девичьего фэнтези о всемогуществе на халяву — изменилась реальность.
Если мы посмотрим на обычную социальную статистику передовых стран мира периода затянувшегося «восстановления после кризиса» — то увидим ряд простых вещей.
Например, статистика покажет нам, что среднестатистическая 15-летняя зрительница из передовой страны с высокой долей вероятности просто не выйдет замуж — или разведётся.
В 1972 году 72% взрослых американцев, например, состояли в браке. В 2006 году — 57%. В 2010 — 51%. Тенденция очевидна.
Ещё статистика покажет, что этой зрительнице придётся пахать большее количество часов на большем количестве работ, чем её матери и уж тем более — чем бабушке.
Ещё статистика покажет, что шансов остаться без работы у юной зрительницы всё больше с каждым годом: 10 лет назад 67% взрослого населения тех же США считались рабочей силой. Сейчас — чуть больше 62%.
Ещё статистика покажет, что хотя бы один-два ребёнка у юной зрительницы будут. И она их будет волочь на себе, скорее всего, в одиночку.
Всё это приводит нас к простому выводу: антиутопические фильмы про отважных девиц — просто помогают зрительницам храбриться перед вступлением в неизбежно тяжёлую жизнь, которая хочешь-не хочешь найдёт им место для подвига. А тот факт, что в конце концов девичьи антиутопии не обещают им ничего похожего на типовой голливудский хэппи-энд, — заставляет предположить ещё одну простую вещь.
Для того передового мира, будущее которого чуют юные зрительницы и писательницы девичьих антиутопий, — тоже никаких хэппи-эндов не просматривается.
Вернее, они есть — но какие-то консервативно-старомодные, официальные цели этого передового мира напрочь отрицающие.
В «Голодных играх» заработавшая группу инвалидности героиня побеждает шоу-элиту, состоящую из напомаженных фриков, чтобы с заработавшим группу инвалидности мужем заниматься в деревне физическим трудом и растить пару детишек. В финале «Дивергент-саги» те, кто выжил, возвращаются к тем же консервативным христианским ценностям труда на природе.
Кстати, сами фрик-элиты эту тенденцию отлично прочувствовали. Те же «Голодные игры» на Западе обвиняют в жуткой гомофобии и неверии в социальный прогресс на основе толерантности.
Я это всё к чему. Есть мнение, что растущие — вопреки бешеному пиар-накату официальных СМИ — симпатии широких масс Европы и Америки к нашей стране вызваны простым фактом. Коротко говоря — там в большинстве своём граждане тоже не верят, что непрерывная одиночная борьба за выживание в кастовом обществе есть норма. Поэтому классический боевой клич времён Холодной войны «Защитим наш образ жизни от тех, кто стремится его разрушить» — сегодня, в период активного разрушения традиционного образа жизни в самих передовых странах — направлен уже как-то явно не против нас.
Виктор Мараховский, Шеф-редактор
Однако