Мы тоже молчим. Наконец кто-то из нас не выдерживает:
— А это тот, который умер?
— Нет, тот вроде Гэндальф, — отвечают ему.
— Да вы что! Гэндальф умер? — ахает кто-то.
— Да нет, он жив. И Дамблдор тоже жив. Они оба живы.
Актер Майкл Гэмбон играл профессора Дамблдора с 2004 по 2011 год, сменив на этом посту умершего в 2002-м, после выхода второго фильма о Гарри Потере, Ричарда Харриса. Он, как и многие другие герои одной из самых знаменитых британских киноэпопей, провел на студии «Ливсден» несколько лет, а теперь его огромный портрет несколько неодобрительно смотрит со стены на собравшихся внизу журналистов.
Слева от Дамблдора поджала губы профессор Макгонагалл, а справа — два Гарри Поттера: постарше и помладше. Тот, который помладше, пришел сюда работать в 11 лет; тот, что постарше, ушел отсюда в мир «взрослого» кино в 21. Он и еще двое самых высокооплачиваемых молодых актеров британской киноиндустрии — Руперт Гринт (Рон Уизли) и Эмма Уотсон (Гермиона Грейнджер) — буквально полжизни провели среди зеленых экранов с летающими метлами, аниматронных гоблинов и самовяжущих спиц.
Руководство студии пустило сюда журналистов накануне открытия Harry Potter Studio Tour. Пока никто не понимает, как это все будет работать: предполагается, что посетители будут исследовать киномир Гарри Поттера самостоятельно и изредка задавать вопросы гидам-интеракторам, расставленным между съемочным реквизитом. Максимальная пропускная способность аттракциона — пять тысяч человек в день. Что будет с экспонатами в результате этого наплыва фанатов? Организаторы пожимают плечами. Похоже, они еще сами не поняли, что такое сотворили. Кажется, и сама Роулинг поняла это только к третьей книге.
Мир Гарри Поттера вообще полон неожиданностей. Так, сама киностудия на аэродроме Ливсден, в помещениях завода «Роллс-Ройс», появилась почти случайно: в 1995-м сюда переехала съемочная группа очередного фильма о Джеймсе Бонде («Золотой глаз»), которой не нашлось места на родной студии агента 007 в Пайнвуде. Завод в итоге закрылся. Зато с тех пор в Ливсдене сняли массу высокотехнологичных сказок — от первого эпизода «Звездных войн» до «Начала», а также всего «Гарри Поттера».
В 2010-м студию «Ливсден» купила компания Warner Brothers, пообещав вложить еще около 100 млн фунтов в развитие местного кинопроизводства и развлекательного центра. Это стало вторым рождением для британской киноиндустрии в целом, особенно после того как Sony и MGM перенесли съемки другого британского мегаблокбастера — «Казино “Рояль”» — в Чехию.
— Здесь будет крупнейшая киностудия вне Америки, — говорит Эмма Ли, специалист по маркетингу и связям с общественностью. — Так что мы хотим открыть людям некоторые секреты кинопроизводства. Они будут заходить сюда, садиться на метлы…
Мы стоим в одном из залов: на фоне зеленого экрана для компьютерной графики несколько метел. Одну из них немедленно оседлала журналистка из ЮАР. Метла покачивается под ее весом на гибкой подставке. На зеленый экран падает летящая тень женщины с развевающимися волосами.
Реальность ощутимо двоится. В декорациях Большого зала, Министерства магии и класса по зельеварению ходят девочки и мальчики, неуловимо напоминающие подросших Гарри, Рона, Гермиону. Это гиды-интеракторы, у них занятие по изучению мира Гарри Поттера. Сейчас они толпятся вокруг художницы по гриму, которая показывает им парики героев фильма.
— А это — Беллатриса Лестрейндж, — говорит она, поглаживая длинную кудрявую копну.
— Что, и она тоже?.. — восклицает парень, похожий на подросшего Драко Малфоя. — А я думал, это были настоящие волосы Хелен Бонэм Картер…
Мы выходим во внутренний двор студии. Здесь все еще идут монтажные работы. Эмма Ли показывает на ряд двухэтажных домиков, возле которых суетятся рабочие в строительных касках.
— Это Годрикова Впадина, где родился Гарри Поттер.
Неподалеку за строительным заборчиком весело поблескивает на солнце крылатый ангел смерти с занесенной над головой косой. Это огромная надгробная статуя с могилы отца Волан-де-Морта, сделанная специально для съемок одного из финальных эпизодов «Гарри Поттера и Кубка огня».
Материальный мир
— Делаете такое вот моющее движение над этой пластиной — и вон та сковородка начинает мыть сама себя, — говорит Эмма Ли.
Я протягиваю руку, и сковородка, зависшая над раковиной на кухне Уизли, магическим образом оживает.
— А с помощью этой палочки можно управлять саморежущейся морковью. Только я не знаю, как это делается, — неуверенно говорит Эмма, похожая в этот момент на одиннадцатилетнего Гарри Поттера, впервые оказавшегося в мире волшебников.
В помещении студии играет музыка из фильмов. Время от времени ее заглушают многократно усиленные эхом потусторонние вопли — это восторженные визги нас, взрослых, получивших возможность управлять самодвижущимися кухонными принадлежностями миссис Уизли.
Здесь, в отличие от экранной действительности современных фантастических блокбастеров, все настоящее. Пол в Большом зале сделан из йоркского камня, как пол в любом старом замке. Фрески на стенах написаны вручную.
Экранный мир Гарри Поттера материален и осязаем. Он сделан из многих сотен вещей, которые лежат, стоят и висят повсюду: носки, мантии, волшебные палочки, статуи, портреты спящих директоров Хогвартса, волосы, резиновые маски, лапы, уши и зубы разнообразных существ, метлы, зеркало желаний в два человеческих роста, огромная голова василиска, чуть живой эмбрион Волан-де-Морта из последнего фильма, который при нажатии на кнопку приподнимается, смотрит на вас недовольно и начинает дышать.
Кажется, создатели киноэпопеи стремились, где только можно, избежать компьютерной графики, предпочитая строить мир Гарри Поттера руками, с помощью молотка и гвоздей, в материальной реальности — из ее же объектов.
— Зрители думали, что автобус «Ночной рыцарь» нарисован на компьютере, а на самом деле вот он, — говорит Эмма Ли, показывая на странное автобусообразное сооружение во дворе киностудии. — Это два лондонских двухэтажных автобуса, которые слепили в один. Он на ходу, его сюда пригнал водитель.
Я хожу по студии и думаю о том, что передо мной на самом деле английский образ жизни, кропотливо воссозданный для того, чтобы на экране изображать некий волшебный мир.
— А здесь у нас кабинет профессора Амбридж в Министерстве магии, — прерывает мои размышления Эмма. — Котята на тарелках, которые развешаны на стенах, — это реальные котята, их взяли из приютов. После съемок их раздали разным хозяевам, но не сказали, откуда они взялись. Так что кто-то может прийти сюда на экскурсию и увидеть на стене у Долорес Амбридж портрет своего кота.
Оригинальный кинобулыжник
В реальности Косая аллея совсем не такая косая. Гладкий бетонный пандус поднимается вверх и уходит за угол сразу за магазином братьев Уизли. Возле магазина волшебных палочек Олливандера на железном кофре с оборудованием сидит человек в желтом техническом жилете: это Майкл Финни, директор спецпроектов американской компании Thinkwell Design, которую Warner Brothers позвали сюда строить из реквизита киностудии аттракцион.
Идея сделать интерактивный музей окончательно оформилась в недрах Warner Brothers уже к шестому фильму о Гарри Поттере. Люди из Thinkwell провели вместе со съемочной группой больше трех лет и наблюдали за взрослением Гарри и взлетом и падением режима Волан-де-Морта. А заодно каталогизировали декорации.
Косую аллею собирали из оригинальных фасадов зданий, построенных специально для съемок. Если присмотреться, в каждом фильме она немного другая: расположение волшебнических магазинов меняется в зависимости от воли режиссера и оператора. Пока что на студии они стоят примерно так, как в первом фильме. Только пол не булыжный, а бетонный.
— Оригинальный кинобулыжник не выдержит того трафика, какой мы здесь ожидаем, — улыбается Майкл. — Да и инвалидную коляску по нему не особенно покатаешь… Обычно в кино все это в конце съемок выбрасывают. Сделали прекрасную декорацию, сняли ее, получили отличный кадр — и все.
Он работал над аттракционом по мотивам «Звездного пути» и «Звездного пути 2»: там не было ни одной оригинальной съемочной декорации, потому что все они строились не на века, а на несколько съемочных дней.
— А здесь дома делались как настоящие, это же так круто! — удивляется он. — Для ребят, которые работали на съемках, это десять лет их жизни. Некоторые из них начинали ассистентами съемочной группы, а сейчас руководят подразделениями. И вообще, когда думаешь об этом… Взять вот Большой зал: в нем сняли последнюю сцену и заперли его на три месяца. А потом, когда пришло время перевозить его со съемочной площадки сюда, мы его разобрали — он разбирается на восемьдесят стенных секций, — погрузили на грузовики и повезли, ежеминутно помирая со страху. Потому что надо было взять каждый кусок стены, положить его в грузовик, перевезти оттуда сюда, заехать в ворота — а там с каждого борта сантиметров по пятнадцать остается, — выгрузить, положить на тележку, прикатить в зал, поставить, закрепить… Ужас.
Майкл смеется. В этот момент он больше всего похож на музейного работника, который радуется, что сумел перенести «Джоконду» из одного зала в другой, не нарушив позолоты на оригинальной раме. Я говорю:
— У вас и реставрационные работы потом будут, как в настоящем музее?
— Конечно. Некоторые декорации и так пришлось почистить после съемок. Особенно после съемок последнего фильма: там, как вы знаете, многое… э-э-э… было сломано, разрушено, уничтожено или повреждено. Приходилось решать, что пойдет сюда, а что — на склад.
Я вспоминаю батальную сцену в Большом зале Хогвартса и финальный поединок Гарри Поттера с Волан-де-Мортом уже практически на развалинах замка и понимаю: окончательная победа над злом стоила музею-студии «Ливсден» многих уникальных экспонатов.
— А вообще на съемках же постоянно все меняется, — пожимает плечами Майкл Финни. — Например, мы обсуждали освещение Большого зала со Стюартом Крейгом (художник-постановщик всего «Гарри Поттера». — «РР»): где должно всходить солнце, с какой стороны? Понятно же, что Большой зал сделан наподобие собора, — значит, окно в его конце должно смотреть на восток; значит, восток там? А он говорит: «Ну, восток был с той стороны в одном из фильмов, а в другом солнце всходило вот тут. Это же Хогвартс! Солнце всходит там, где нам удобно сделать хороший кадр!»
В этот момент ночной полумрак на Косой аллее сменяется утренним солнечным светом. Майкл смотрит в воображаемое небо, которое тут везде заменяют переплетения проводов и осветительных приборов, и говорит:
— Мы со Стюартом спорили, какое время суток тут должно быть — день, вечер, ночь? В конце концов он сказал: а давай сделаем все три, и пусть они сменяют друг друга! И стал… день. А потом вечер.
— То есть тут постоянная осветительная схема?
— Да, и она синхронизирована с видео, с реальным световым днем снаружи. Некоторые ее куски синхронизированы с музыкой на площадке, другие нет, — говорит Майкл, и глаза у него блестят. — У нас тут два абсолютно самостоятельных светорежиссер- ских пульта, и каждого из них хватило бы на гигантский рок-концерт.
— А вы фанат Гарри Поттера? — спрашиваю я.
— О да! Я работал в Японии, ко мне приехали друзья из Англии, говорят: вот отличная книжка, прочти. А я говорю: да ладно, она же детская… А потом — шесть утра, и я как раз дочитываю последние страницы. Таких здесь много: приходят люди, которым понравилась еще первая книга, а теперь они приводят своих детей — показать им аттракцион. И некоторые члены съемочной группы тоже, ведь их дети никогда не видели этих декораций! Они здесь бегают с во-о-от такими глазами. А родители в кои-то веки могут сказать: «Посмотри, вот чем мама с папой занимались все это десятилетие…»
Гиды и маглы
Всего здесь работают около трехсот человек. Самому молодому сотруднику киномира Гарри Поттера восемнадцать, самому старшему — за пятьдесят. У всех, кто встречается мне на пути, я спрашиваю, поттероманы ли они.
— Да! — отвечают юные интеракторы.
— Конечно! — отвечают их координаторы постарше.
— У меня трое маленьких детей, — вздыхает менеджер по опыту посетителей (по-английски его должность называется Visitor Experience Manager). — Конечно, я поттероман.
При этом далеко не все они читали книги Роулинг. Для них, как и для миллионов людей по всему миру, быть фанатом Гарри Поттера в первую очередь значит не по одному разу посмотреть каждый из восьми фильмов.
— Фильмы же отличаются от книг, — говорит мне 26-летняя Трейси, похожая на студентку факультета Пуффендуй. — Например, в книге, когда Дамблдор умирает, Хагрид несет его на руках. А в фильме этого нет. У нас на студии есть аниматронная модель Дамблдора, которую сделали специально для этой сцены, но в съемках она в итоге не участвовала, потому что сцену убрали из сценария.
Чувствуется, что резиновый Дамблдор и Хагрид с торчащими из головы проводами и чипами для аниматроники, напоминающий очень бородатого Терминатора, ей как-то ближе, чем стилистические находки и языковая игра, до которых как раз книге к пятой-шестой дописалась Джоан Роулинг. Становление волшебного мира, который можно потрогать, в итоге оказывается интереснее, чем становление отдельно взятого писателя — пусть даже и одного из самых знаменитых писателей современности.
— У вас тут работает хоть один человек, который не является фанатом Гарри Поттера? — спрашиваю я у пиар-менеджера Harry Potter Studio Tour Рэйчел Парсонс.
— Не думаю, — говорит она.
— То есть американская компания Warner Brothers, купив тут студию, фактически создала сотни рабочих мест для британских поттероманов?
Рэйчел хохочет:
— Не уверена, что они этого хотели, но получилось именно так.
Два кукольных домика
— Я родился и вырос в Оксфорде, так что все это мне знакомо, — говорит гид-интерактор Мартин, показывая модель Хогвартса, которую использовали для панорамных съемок. — Часть галерей и некоторые детали Большого зала взяты оттуда. А вон те две башни — с собора в Дурхэме, к ним просто приделали шпили.
Мартину на вид лет 45. Он, как и большинство интеракторов, живет поблизости, в городке Уотфорд.
— У меня дочери двадцать лет. Она начала читать это все, когда ей было десять, как Гарри, — вспоминает Мартин, который, конечно же, тоже поттероман. — Она делала домашнее задание по чтению и читала «Гарри Поттера» вслух моей жене. Так я впервые соприкоснулся с этими книгами — мне их читали дети. А теперь я гид здесь. В каком-то смысле мы тут не для того, чтобы ввести людей в мир фантазии, а для того, чтобы их из этого мира вывести. Мы показываем, как и из чего он сделан: пойдите в Большой зал, там видно, что с обратной стороны тысячелетних каменных стен — дерево и строительные леса.
Мы стоим на площадке на уровне совятни и смотрим вниз, где у подножия Хогвартса фотографируется на айфон девушка в красном плаще. Нынешнее место работы Мартина — небольшой (15 метров в диаметре) Хогвартс, над которым трудились больше 80 художников и членов съемочной группы. Он обсажен настоящими крошечными деревцами, в его маленьких окошках горят светодиоды, а над всем этим в черном студийном «небе» сияют прожекторы на осветительных фермах. Больше всего он напоминает один из экспонатов Виндзорского дворца — Кукольный дом с настоящей миниатюрной посудой, винным погребом и даже водопроводом, построенный в 1920-е годы лучшими архитекторами страны для королевы Марии, жены Георга V.
Только Хогвартс в несколько раз больше.
Вместо эпилога
Последний зал студийного музея — комната со стеллажами, от пола до потолка заполненными коробками из-под волшебных палочек. На каждой коробке — имя и фамилия участника съемочной группы. Говорят, здесь есть все, кто успел поработать над фильмами с 2000-го по 2011-й, от Дэниела Редклиффа до последнего осветителя.
— Мы решили, что это будет прекрасный жест признательности всем, кто работал над миром Гарри Поттера, — говорит Рэйчел Парсонс.
— А что в самих коробках? — спрашивает ее кто-то.
— Ничего, — отвечает она, помолчав.
Когда мы уходим со студии, одна из журналисток нашей группы спрашивает меня, есть ли у нас в России подобные студии-музеи.
— Студий-музеев нет, — отвечаю я, — а кинопроекты, из которых можно было их сделать, есть. Например, фильм «Дау» снимался больше пяти лет, и для него специально построили чуть ли не целый город.
— И что с ним сделали после съемок? — спрашивает она.
— Сожгли, — говорю я.
Журналистка смотрит на меня непонимающе.
— Так решил режиссер, — добавляю я, чувствуя, что это никоим образом ничего не проясняет. — Ему это было нужно… для достоверности.
Юлия Идлис
Эксперт