Формула Захарова

Ушел из жизни Марк Захаров. 
Четыре с половиной десятилетия он возглавлял «Ленком» — ​театр, который во времена, теперь именуемые застойными, мог заменить зрителю все то, в чем ему отказывала реальная жизнь — ​путешествия в дальние страны, непривычные уху мотивы и ритмы, сильные страсти.
Фото на анонсе: Артем Геодакян/ТАСС


Коллеги по цеху до сих пор убеждены: Захаров все и всегда просчитывал заранее. Марк Анатольевич не уставал доказывать обратное: «… все мои принципиальные, наиболее приличные сценические и кинематографические сочинения, — ​писал он в своей книге «Суперпрофессия», — ​рождались и рождаются на основе сугубо внутренних интуитивных побуждений. Рациональный математический расчет хорош на завершающем этапе творческого свершения. Истинно «сумасшедшую» театральную идею, равно как и удачную мизансцену, с помощью логарифмической линейки не построишь».


И все-таки, позволим себе не до конца поверить Марку Анатольевичу. Была у него какая-то глубинная, вычисленная с действительно математической точностью, формула, которую он никому и никогда до конца не открывал. Придя в тогда еще Театр имени Ленинского комсомола, Марк Захаров начал бережно и терпеливо отбирать «саженцы» и выращивать из них «своих» актеров. Александр Збруев и Александр Абдулов были молоды и еще совершенно пластичны; Леонид Броневой и Евгений Леонов — ​напротив, считались мастерами с уже сложившимся внутренним «каркасом». Но в итоге долгой селекции ленкомовская труппа заговорила на одном языке, алфавит которого составил Захаров — ​от первой и до последней буквы.

То, что произносилось на этом языке, ошарашивало, ошеломляло, а порой просто отправляло в нокаут. «При том, что…его манеру, — ​писал о Захарове в 1982 году критик Валерий Семеновский, — ​легко опознать в любом спектакле, никогда нет уверенности, что он рассказывает о себе, делится сокровенным. То, чем он занят и занимает нас, напоминает не исповедь и не проповедь, а манипуляцию факира, с невозмутимой отстраненностью превращающего очевидное в невероятное».

Театр — ​искусство трагичное по самой своей природе: каждый раз он заново рождается в тот миг, когда занавес взвивается к колосникам, и умирает, когда тяжелое полотно скрывает от зрителя финальную мизансцену. В театре по имени Марк Захаров занавес больше не раскроется никогда. Но нам остается в наследство не поддающаяся разгадке формула любви, выкристаллизовавшаяся в его недрах.


Фото: Павел Смертин/ТАСС



Юрий Соломин, художественный руководитель Малого театра:

— Мне довелось работать с Марком Анатольевичем только один раз — ​в «Обыкновенном чуде», где я играл роль Трактирщика, и наши встречи я никогда не забуду. Это оказались самые жизнерадостные и в то же время спокойные съемки в моей жизни. Часто приходилось работать по ночам — ​все ведь были заняты в своих театрах — ​но на площадке царил праздник. Шутили, смеялись, устраивали розыгрыши, жертвой которых нередко становился сам Захаров. Энергии хватало до самого рассвета, когда вместе с первыми лучами солнца наваливалась неподъемная усталость, а на сон оставалось всего несколько часов — ​до утренней репетиции в родном театре.

На роль согласился, не раздумывая ни секунды: я о такой мечтал всю жизнь, однако никто не предлагал сыграть подобный — ​акварельной нежности — ​образ. Ведь в кино режиссер ищет подходящий типаж. А Захарову требовалась, прежде всего, душа. Видимо, у него не было сомнений ни по моему поводу, ни по поводу Кати Васильевой, ставшей моей партнершей. Снимал нас фактически без проб: мы пришли к нему в театр, обсудили сценарий, что-то на ходу сымпровизировали, и через пару дней уже стояли на съемочной площадке. В большой компании ленкомовцев «чужаками» оказались только мы с Катей и Женя Симонова с Ирой Купченко. Марк Анатольевич обладал потрясающим, безошибочным чувством ансамбля — ​он встроил нас в уже существовавшую «систему» так, что мы этого даже не почувствовали. Но главное, он с редкой для режиссера готовностью выслушивал аргументы и давал возможность сыграть свою версию сцены. И каждый раз, если наш вариант на пленке выглядел убедительней, не стеснялся это признать. Я бесконечно благодарен Марку Захарову — ​он меня открыл в совсем неожиданном качестве, сделав воистину царский подарок.


Вера Васильева, актриса Театра сатиры:

— Мне кажется, что режиссерская биография Марка Захарова началась не с Ленкома, а раньше — ​со спектакля «Доходное место», который он поставил в нашем театре. Марк Анатольевич очень бережно отнесся к самому духу Островского: сделанные им купюры убрали архаику, пьеса получилась динамичней, современней. Если не знать, сколько ему тогда было лет — ​34 в те времена не считались «режиссерским» возрастом — ​возникало ощущение, что работает опытный, зрелый мастер, столь ясно и четко вырисовывался постановочный замысел. Конечно, его не все смогли принять сразу и безоговорочно. Папанов и Менглет поддержали с самого начала, а вот Татьяна Ивановна Пельтцер долго ершилась, но играла потом просто роскошно. Когда ее героиня возмущалась «Как это можно жить на одно жалованье? Как тогда дочек замуж выдавать?!», зал взрывался овацией.

Актеров он подбирал с ювелирной точностью, не боясь нетривиальных решений. И всегда попадание в характер было абсолютным. Андрюша Миронов в роли Жадова оказался совершенно неузнаваем: трогательный, наивный молодой человек, с открытой душою ребенка, единственное стремление которого –оставаться честным. Откуда его герою знать, какое для этого требуется мужество?

Я играла тетушку Жадова и много от роли не ожидала. Но Захаров выстроил ее так, как я и мечтать не могла. Первая сцена: старый муж попрекает молодую жену: дом построил, тебя обул-одел, чего не хватает?! Думала, придется сидеть с рукодельем, безропотно внимая бесконечному ворчанью. А Захаров облачил меня в летящий пеньюар, заставил бежать, не слушая, открывая одну за другой двери. Ощущала себя птицей, рвущейся из золотой клетки, пока не упиралась в дверь, которую не могла открыть, а обезумевший от погони супруг, его блистательно играл Менглет, срывал с меня одежды. Не все, разумеется, но в 1967 году и этого хватило бы, чтобы счесть постановку чуть ли не революционной. Но крамолы там было гораздо больше, и спектакль быстро запретили. Мы сыграли его около сорока раз. Мне до сих пор жаль, что ему уготовили такую короткую судьбу, ведь это была одна из самых больших удач в моей творческой жизни.

Автор
Виктория ПЕШКОВА
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе