Через 60 лет после смерти Сталин остается самым востребованным российским политиком

Эдвард Радзинский — о «Загадке Моцарта» и «Апокалипсисе от Кобы».

фото: Владимир Суворов/ИЗВЕСТИЯ

9 октября в Москве и 13 октября в Петербурге Эдвард Радзинский представит свой авторский проект«Загадка Моцарта». В московской программе примут участие Госоркестр России имени Е.Ф.Светланова и Академический Большой хор «Мастера хорового пения», в петербургской — оркестр «Эрмитаж» и хор Смольного собора. С Эдвардом Радзинским встретилась корреспондент «Известий».

— Как возникла идея музыкального проекта?

— Это пьеса, написанная в начале 1990-х годов по заказу итальянского радио и телевидения. В это время у нас открылись секретные архивы. И История в России перестала быть несуществующей наукой. Я начал писать свои исторические биографии.

Первой была история Николая II, впервые мне удалось тогда найти и опубликовать показания всех участников расстрела. Я слишком долго жил рядом с этим ужасом. И предложение писать о Моцарте, его Музыка, поток солнечного света, казались избавлением. И я начал писать эту пьесу.

— Почему тема смерти Моцарта остается столь востребованной?

— Это была очередная история о Моцарте и погубившем его Сальери. Но чем больше я знакомился с документами, тем загадочнее она становилась. Упоенный собой и своими заслуженными успехами, блестящий композитор, легкомысленный итальянец Сальери явно не подходил на роль мрачного завистника.

Между тем, след головоломной интриги, погубившей Моцарта был отчетлив в его судьбе. И постепенно передо мной стала вырисоваться фигура отца этой интриги. Этот персонаж весьма напоминал характер, созданный нашим гением. Только тот, кого Пушкин считал Сальери, носил на самом деле другое имя.

Это был барон Ван Свиттен, величайший знаток музыки и одновременно автор 12 бездарных симфоний. И это он, один из богатейших людей Вены, придумал похоронить обожаемого им гения в общей могиле для бедных…

Я решился написать эту пьесу от имени. Это его монолог, перемежаемый подлинным голосом Моцарта — то есть его письмами и его музыкой.

— Почему все же столь давняя история? Вас не привлекают сегодняшние сюжеты?

— Главное для меня в этом представлении — это Бог и Художник, музыка как молитва. Но тупость толпы и обязательное одиночество гения, вечная ограниченность фанатика не могут победить счастье и поиск творца.

Все эти темы кажутся мне важными на фоне того, что предлагает нынешнее искусство. Поэтому я решился вернуться к этой пьесе.

— Почему вы не отдаете эту пьесу в театр?

— Она для меня слишком дорога, чтобы я позволил делать с нею обязательные для нынешнего театра наивные эксперименты. Кроме того, я уверен что должен сам исполнить роль барона Ван Свиттена. И только тогда станет понятной пьеса.

— Вы уже выступали с проектом в других городах?

— Да, в Екатеринбурге. Меня необычайно порадовал прием, и то огромное количество людей, которое заполнило Театр оперы. Видимо, я продолжу путешествие с этим проектом по нашим большим городам.

— Чего ждете именно от московской публики?

— Я не жду ничего особенного от московской или любой другой публики, потому что Моцарт подчиняет всех.

— Чем именно отличается такой проект, к примеру, от телевизионного выступления?

— Это игра. Вы играете пьесу, вы не рассказываете историческое повествование. Здесь я становлюсь учеником тех, уже ушедших режиссеров, с которыми работал. Прежде всего это — Анатолий Васильевич Эфрос. Он поставил пять моих спектаклей, и я присутствовал на всех репетициях. Поэтому, когда я пытаюсь играть эту пьесу, во мне звучит его голос.

— Вам кажется, что тогда читатели лучше понимают текст?

— Были драматурги, которые сами играли, как Эдуардо де Филиппо. Пишется одна пьеса, ставится другая, а зритель смотрит третью. Так положено. Пьеса — это предмет для импровизации режиссера, в этом нет ничего плохого, он соавтор. Попытка режиссера самому играть — это попытка остаться абсолютным автором пьесы. Вы — режиссер, актер и писатель. И еще у вас есть замечательные соавторы — оркестр и хор. Музыка — это второй, очень важный голос в этом представлении. Они чувствуют меня, сидя на сцене, сами того не замечая, реагируют на текст. А я реагирую на их исполнение, стараюсь быть внутри этой музыки.

— Ваши расследования похожи на детективы. А вы сами читаете детективную литературу? Кто из авторов вам интересен?

— Моя мама была старшим следователем 106-го районного отделения города Москвы. Она занималась всеми печальными убийствами, которые происходили в этом большом городе. Я рос среди детективов, видимо, поэтому я не люблю детективы. Не то, чтобы я их не люблю, я плохой читатель детективов потому, что мне сразу ясна развязка.

— Над какими историческими сюжетами вы работаете сейчас?

— У меня выходит самая важная для меня книга — «Апокалипсис от Кобы». Это три тома. Только что вышли первый и второй, «Начало» и «Гибель богов».

— Не кажется ли вам, что о Сталине сегодня слишком много говорят, не

стоит ли закрыть тему?

— Тему Сталина нельзя закрыть, потому что в своих мягких кавказских сапогах он не просто вышел из тени Истории. Через 60 лет после своей смерти остается самым востребованным, самым современным российским политиком.

И еще тему Сталина нельзя закрыть потому, что она до сих пор не раскрыта. Но это долгий разговор. Мои три тома — это попытка воскресить реального человека. Я постарался быть беспристрастен, это значит, не удовлетворю ни его поклонников, ни ненавистников. Но у меня была другая задача — удовлетворить Историю.

Лиза Новикова

Известия

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе