Летом 75-летие отпраздновал Бари Алибасов, музыкальный продюсер, создатель и бессменный руководитель известной (зачастую — скандально, но это входит в условия игры) группы «На-На».
Накануне юбилея он стал собеседником «Культуры» и рассказал то, что одни вообще не знают, а другие давным-давно забыли.
— Вы родились в поселке городского типа Чарск, который сейчас стал городом и насчитывает 6780 жителей. В 1947 году, когда вы появились на свет, их, наверное, было тысячи три. Ваша мать работала бухгалтером в детском саду и подрабатывала в паровозном депо. Все это говорит о том, что жизнь вашей семьи была достаточно тяжелой. Представить, что из пгт Чарск выйдет человек, который станет символом советской эстрады девяностых годов, во времена вашей молодости было сложно. А сейчас сложно было бы представить, что Бари Алибасов еще школьником поставил в Чарске спектакль по Чехову, «Сельского эскулапа». Вы могли бы стать театральным режиссером и заниматься психологическим театром...
— Я какое-то время работал в драматическом театре, в том числе и в качестве режиссера. Так что для меня это не новая профессия.
— Эта деталь вашей творческой биографии от меня ускользнула.
— В школе я выбирал между рисованием, архитектурой, драматическим театром и музыкой. В Усть-Каменогорске — после школы, в 1965 году, я приехал туда, чтобы поступить в строительно-дорожный институт на архитектурно-строительный факультет — я начинал с должности рабочего сцены в местном драматическом театре. Потом мы аккомпанировали его спектаклям, а затем я перешел к режиссуре. Ставил комедийные спектакли по Чехову, там же и играл.
— Если не ошибаюсь, в первый раз вас исключили из школы в пятнадцать лет за то, что вы создали музыкальный ансамбль, уехали на гастроли и прихватили с собой полкласса.
— Да, я создал биг-бит-группу «Интеграл» в 1962-м: мне было пятнадцать лет, и мы стремились играть инструментальную музыку. И это было в Чарске, где восемьдесят процентов населения пило по-черному, затовариваясь не в магазинах, а в аптеках, разводя настойку боярышника! Меня исключили из школы, однако потом мы играли на городских мероприятиях, нам разрешили сделать афишу. Но в конце концов меня все-таки выперли из города. Был у меня в Чарске один недоброжелатель...
— Вот и приличный вопрос: в Усть-Каменогорске вы воссоздали «Интеграл», и ему была суждена очень долгая жизнь: вы распустили ансамбль только в 1989-м. Это была особая жизненная школа: при СССР директоров вокально-инструментальных ансамблей часто сажали в тюрьмы за то, что они пытались заплатить своим артистам приличные деньги. А вы прошли эту школу с азов, начинали, можно сказать, солдатом. Создали школьный ансамбль, играли в поселках, в Усть-Каменогорске, поначалу, на танцплощадках. Добились тарификации, в 1978 году «Интеграл» прозвучал в кино, в мюзикле «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». Невероятно круто было то, что это предложил замечательный композитор Алексей Рыбников. Сильно вам доставалось от начальства?
— Очень сильно, меня так мучили! Один большой милицейский начальник гнобил меня от всей души.
— За что?
— За концерты, их тогда называли «левыми».
— А можно ли было заниматься эстрадой в советские времена, не давая левых концертов?
— Левые концерты делали все. Я сам билеты в типографии печатал. Очень многие руководители ансамблей сидели в тюрьмах. И я сидел.
— Да ладно!
— Я сидел неделю. Пришли на концерт, спрашивают: на каком основании выступаете? Это случилось, когда я в Восточно-Казахстанской филармонии работал.
— А кто же вас «отбил»? Почему не было уголовного дела?
— Заводили уголовное дело. Но милиция к нам порой относилась с симпатией. Мы приглашали их на концерты, они получали места бесплатно. Тогда мне помогли. Но мы находились под постоянным наблюдением и очень жестким прессингом, в том числе идеологическим. Нами занимались и отвечавшие за идеологию партийные органы, и КГБ.
Любой концерт — это общественно-социальное событие. В зале часто сидели мужички, которые что-то записывали в блокноты — магнитофонов-то тогда не было. Все было ясно, это либо КГБ, либо управление культуры... Как только появлялся такой пишущий, я сразу отправлял директора группы, который садился рядом и заглядывал ему через плечо, в блокнот.
Программу для начала надо было сдать. При сдаче программы мы что-то в ней подменяли: пели партийные песни, сценические костюмы были не остромодные, а парадно-коммунистические. На гастроли мы возили и полный набор парадно-коммунистических костюмов, и те, в которых выходили на сцену, когда в зале не было подсадных уток. А они, когда им удавалось остаться незамеченными, записывали, широкие на артистах брюки или узкие. Нас и задерживали, и вызывали в милицию и в управления культуры: и за одежду, и за песни. За исполнение рок-н-ролла на сцене одно время сажали в тюрьму.
Но в управлениях культуры и в руководстве филармоний были и те, кто положительно относился к не соответствовавшим советской морали артистам. Благодаря таким людям мы, собственно говоря, и выживали. Без возглавлявшего Саратовскую филармонию Александра Николаевича Скорлупкина не было бы ни меня, ни группы «Интеграл», ни группы «На-На», ни Юрия Лозы, ни Марины Хлебниковой, ни Жени Белоусова, ни певицы Валерии, ни, возможно, Александра Розенбаума. В Саратовской филармонии было почти столько же эстрадных коллективов, сколько во всем «Росконцерте», Александра Николаевича за это постоянно упрекали.
Однажды ему начальник управления культуры сказал: «Либо ты уволишь «Интеграл», либо мы исключим тебя из партии». При этом он, естественно, тут же лишался права на работу...
Александр Николаевич достал партбилет и положил его начальнику управления на стол. А там целая комиссия была, с представителями обкома партии...
— Пожалуйста, исключайте!
Руководство испугалось скандала и сдало назад.
— В «Интеграле» вы еще до семидесятого года испробовали множество музыкальных жанров. И психоделический рок, и алеаторику, и атональную музыку, и кантри, и блюз, и рок-н-ролл...
— «Интеграл» стал первой советской рок-группой, долгое время он оставался единственной. В советское время рок был только в регионах, а не в Москве — из-за крайне жесткой столичной цензуры. Провинциальным филармониям надо было зарабатывать, а на нас они делали хорошие деньги: наши гонорары и сравнить было нельзя с тем, что они наваривали на билетах.
С «Интегралом» мы первыми среди советских ансамблей довольно активно гастролировали за рубежом. «Интегралу» завидовали американские продюсеры! Дик Кларк, продюсер номер один в американской музыкальной индустрии, приезжал к нам, чтобы запустить группу «На-На» в Штатах. Когда он смотрел видеозаписи и видел то, что я при СССР делал с «Интегралом», то не верил, что это могло быть за «железным занавесом».
— Вот что писал человек, видевший, как вы играли на ударных в «Интеграле»: «Сам Алибасов превращался в многорукого Махешвару. Грива дыбом, в глазах багровые молнии. Шаман и демон, своим и ритмами он в одиночку мог заставить зал реветь от восторга». Сейчас многие забыли, что вы были музыкантом и композитором.
— И в «Интеграле», и в «На-На» я был в первую очередь режиссером и ставил такие сумасшедшие шоу, что удивлялись европейские и американские продюсеры и менеджеры. Возможно, дело в том, что я не слышу, а вижу музыку. Наслаждаясь ею, я вижу картинку. Еще в СССР, в конце шестидесятых, я начал экспериментировать на эстраде с деформирующимся пространством, использовал для передачи эмоциональных состояний свет.
— До 1989-го с «Интегралом» вы отчасти представляли андерграунд. В 1989-м вы резко закончили с этой частью своей биографии и занялись диско: появилась «На-На», и вы на какое-то время стали королем попсы. В чем, собственно, было дело?
— К концу восьмидесятых годов в мировой музыкальной индустрии появился новый жанр, поп-музыка. Рок-н-ролл к этому времени умирал. Если вы помните, ABBA уже типичная вокально-инструментальная группа без резкой рок-н-ролльной эротической сценической пластики, которую позволял себе Элвис Пресли: он и за пах держался, и на коленях по сцене ползал. Элвис, собственно говоря, и запустил эстетический механизм рок-н-ролла. До него полуакадмические исполнители стояли на сцене и что-то пели по стойке «смирно». Эпоха рок-н-ролла радикально поменяла музыкальную индустрию. Это была революция.
В конце восьмидесятых массовая музыка почему-то стала девичьей. Это и убило рок-н-ролл: он был пацанской музыкой. Рок-н-ролльщики выходили на сцену в джинсах, а то и в рваных джинсах, а потом пошли блестки, яркие костюмы... Появилась ABBA. Надо было заканчивать с «Интегралом» и что-то делать в новом жанре, который стал суперпопулярным во всем мире.
— В «На-На» вы гениальным образом считали предпочтения тогдашних юных дев. Так появился тот эстрадный типаж, который потом подхватил «Ласковый май», — не брутальные мужчины, не рокеры, а нечто приглаженное, хорошенькое, нежное. На эстраду вышел мужчина — домашний котенок и запел что-то очень милое.
— Да, конечно. Рок-н-ролл умер, но при этом главным событием на сцене оставался эротический элемент — только совсем другой. Музыку окончательно побил секс: в 1991-м, в Концертном зале «Россия», на шоу «История одного бенефиса» ребята из «На-На» выходили на сцену практически голыми. Зато балет был одет в песцовые шубы.
— «На-На» существует до сих пор, но уже в другом качестве. В девяностые годы победил секс, а потом пришло асексуальное время. Не только секса не стало на эстраде, но в известном смысле не стало и эстрады. Мы видим одних и тех же людей, слышим одни и те же голоса. Нет ни обновления, ни ротации, ни аудитории.
— Я бы связал это с тем, что музыка утратила свою роль в обществе, стала вторичной. До Второй мировой войны она играла важнейшую роль, у каждого народа была своя музыка, которая точно отражала содержание этого социума. Потом музыка оказалась абсолютно доступной, начала звучать везде, это пошло с того, что появились кассетные магнитофоны. В результате она стала наднациональным коммерческим продуктом, ширпотребом.
— И все же — почему у нас тридцать лет с лишним король эстрады Киркоров, и нет Киркорова-2, нет новых имен, новых ансамблей?
— Я давно перестал интересоваться современным шоу-бизнесом. Он неинтересен, монотонен, однообразен и сводится к соревнованиям оборудования для звукозаписи. Но главная причина в том, что живая эстрада умерла, потому что появился интернет, где можно найти самые разные способы культурного самоудовлетворения.
— Из-за интернета перестал быть экономически оправданным большой эстрадный концерт?
— Так я сказать не могу. За последние две недели «На-На» умудрилась проехать всю Сибирь до Северного полюса и сегодня выступает в Ханты-Мансийске.
— «На-На» — старый бренд, на ее концерты ходят сильно повзрослевшие девочки конца восьмидесятых — начала девяностых. «На-На», Киркоров и другие эстрадные звезды долгожители давно, в них давно были вложены деньги, их знает публика. Можно ли сегодня создать популярную группу «с нуля»?
— Я думаю, нельзя. Прежде всего потому, что в этом нет массовой потребности. Вот я даже не представляю — а кого же сегодняшние четырнадцатилетние девочки любят?
— Компьютер.
— Да, это так. Но одна закономерность работает сейчас так же, как и прежде: всегда становится популярным что-то запрещенное. Когда то был запрещен рок-н-ролл, до этого джаз, в СССР секс, и людям это было интересно. Кумир сегодняшних девочек Моргенштерн, теперь он суперпопулярен, это событие, каких в советское и постсоветское время не было. Мальчик прославился только благодаря тому, что в интернете запрещен, табуирован мат — и он создал себя матюками. Моргенштерн сыграл на табу интернета. Он стал популярен благодаря компьютеру — но особо извращенным способом.
— Ребята из «На-На» пользовались популярностью потому, что это был идеализированный вариант нормы. Я такой, как все, но при этом я твоя мечта...
— Наоборот! И «Интеграл», и «На-На» создавали новые образы. Это, конечно, по большей части были запрещенные образы. Но до мата налево и направо дело не доходило. Моргенштерн создает образ извращенца, у которого нет пределов, а поколение интернета, по большей части, состоит из домашних мальчиков и девочек, и в интернете действуют жесткие цензурные нормы. Вот эта кажущаяся свобода и создает ему популярность.
— Вас исключали из школы, комсомола и института, после этого вы загремели в армию. Затем вы создали ансамбль и сделали его популярным. Создали второй и стали известным и богатым человеком: и «Интеграл», и «На-На», каждый по-своему, оказались культурными феноменами. Что вы чувствуете, когда оглядываетесь назад, что вы недоделали, что хотели бы сделать?
— Ничего. Я наслаждаюсь жизнью — вот и все. Хожу гулять по улицам, хожу в бассейн, радуюсь, что иногда со мной гуляет моя собачка. Люди на улицах узнают меня, просят сфотографироваться вместе. Вчера на Арбате с этой просьбой один за другим подходили... Очень этому удивляюсь, ведь в последнее время на телевидении я появляюсь редко. Но меня, оказывается, помнят.