«Музыку Шостаковича нельзя понять, не зная, что с ним происходило»

Фото: из личного архива Александра Рамма


Объявлены номинанты международной музыкальной премии в области классической музыки International Classical Music Awards (ICMA)-2018. На победу, в том числе, претендует диск фирмы «Мелодия» «Александр Сладковский. Шостакович: Все концерты». С лауреатом международных конкурсов Александром Раммом, исполнившим сольную партию во Втором виолончельном концерте, встретился корреспондент «Известий».


— Ваши отношения с музыкой Дмитрия Шостаковича всегда складывались идеально?

— Всегда очень хорошо, хотя я знаю людей, которые изначально не очень понимали и любили ее, но в процессе взросления приходили к этой музыке и сейчас не представляют без нее своей жизни. Концерты я освоил в консерватории. В классе профессора Наталии Шаховской я изучил сначала подробно Второй виолончельный концерт (на втором курсе), а потом Первый (на четвертом курсе). Забавно, что Наталия Николаевна в той же последовательности осваивала их. Когда она училась у Мстислава Ростроповича, как раз был написан Второй, и они вместе над ним работали. 

— Как и где вы записывались?

— У нас был один день и девять часов работы. Записывались мы в Концертном зале имени Сайдашева в Казани с Государственным симфоническим оркестром Республики Татарстан под руководством маэстро Александра Сладковского. Когда мы только начали работу, наш звукорежиссер Владимир Рябенко выразил надежду, что мы будем писать, насколько возможно, большими кусками, потому как хотелось получить не мертвую выхолощенную запись, а показать напряжение, эмоциональное развитие, достичь выстроенности формы. 

Наверное, это прозвучит банально, но я получил удовольствие. Это была первая для меня профессиональная запись. Было безумно интересно и одновременно сложно. Большая радость, что взгляды на основные моменты у нас совпали с Александром Витальевичем. До этого мы несколько раз выступали вместе, но сочинения Шостаковича ни разу не исполняли.

— Итоговая версия вам нравится?

— Могу сказать, что весь диск потрясающий. Я счастлив, поскольку имею к нему отношение. Надеюсь, что результат достоин масштаба работы и личности композитора. 

— У вас абсолютный слух. Каково это — слышать звуки с названиями ежедневно?

— Вообще способность точно определять звуки сейчас уже мне не особо нужна, если иметь в виду детскую игру — провести гвоздем по стеклу и угадать ноту. Конечно, во время прослушивания музыки в мозгу возникают названия нот. Примерно как стоит обратить внимание на тиканье часов, и от этого уже невозможно избавиться. Я с этим борюсь и стараюсь просто наслаждаться звучанием.

— Вы ориентируетесь на свои слуховые данные, когда занимаетесь?

— Естественно, большая часть работы струнников — это работа над интонацией: мы должны играть чисто и точно попадать в ноты ушами. Вот на рояле ты либо попал на клавишу, либо промазал. На скрипке или виолончели рука подчиняется слуху: услышал — попал.

— Как вы относитесь к похвале и критике?

— Честно говоря, смиренно. Даже в самом обидном комментарии стараюсь найти рациональное зерно, потому что у человека возникло впечатление, которое позволяет посмотреть на себя со стороны и улучшиться. Мне интересен процесс развития. Можно каждый день вспоминать какой-нибудь свой удачный концерт, а что это дает? Скажешь себе, какой ты молодец. Что с этим делать? Плохие концерты — тоже в прошлом, так что нужно двигаться дальше.

— Мешают ли знания творчеству?

— Наоборот, помогают. Мне вспоминается мастер-класс Мстислава Ростроповича в Малом зале консерватории, на котором я присутствовал, но был слишком мал, чтобы что–то понять и запомнить. Мстислав Леопольдович рассказывал о том, как репетировал со Святославом Рихтером. Рихтер, подойдя к окну, спросил: «Слава, как вы думаете, какая была погода, когда Брамс написал начало этой сонаты и вообще писал эту сонату?»

Ростропович решил схохмить, отвечает: «Я не был в это время у Брамса». Но Рихтер не обратил внимания и сказал: «Я думаю, что была такая же серая погода, шел дождь». Такие мелкие детали помогают почувствовать настроение музыки. Почувствовав сам, ты передаешь его другим. Мы с вами говорили о сочинениях Шостаковича, а его музыку невозможно понять, не зная, что с ним происходило в то время, когда он работал над тем или иным произведением.

— Хотела спросить о ваших музыкальных инструментах. На конкурсы и гастроли вы ездили с виолончелью из Госколлекции. Ответственность не тяготила?

— Да, нужно было съездить в несколько мест, поставить печати и получить свидетельства. Потом приезжать в аэропорт сильно заранее, идти в «красный коридор», писать в двух экземплярах декларацию. Выяснять, что декларация заполнена неправильно и переписывать ее (смеется). 

Сейчас, говорят, стало еще сложнее, но у меня нет проблем, поскольку моя виолончель современного кремонского мастера Габриэля Жебрана Якуба пока еще не является культурной ценностью. Для нее есть специальный билет CBBG — это отдельное место в самолете. И стоит такая услуга столько же, сколько и обычный билет… Думаю, через пару веков мой мастер и его виолончель будут почитаться, как Антонио Страдивари и его работы.

— Для XIV Международного конкурса Чайковского, где вы не прошли в финал, вам дали виолончель Страдивари.

— Мне позвонили из Госколлекции и предложили взять инструмент. Вообще я об этом не думал, но согласился — от таких предложений не отказываются. Но все-таки считаю, что на таком конкурсе, как конкурс Чайковского, нужно играть на своем инструменте. В 2011 году всё произошло так, как должно было произойти. Конечно же, было обидно. Правда, сидеть и горевать я не стал. Главное было понять, почему так вышло и что нужно исправить. Я начал искать, как хочу играть, как этого добиться, как быть убедительным и при этом искренним.

— В контракте с семьей Шреве, подарившей вам половину суммы для покупки нынешнего инструмента, сказано, что вы должны вернуть деньги, если однажды бросите играть. Вы обречены на успех?

— У меня даже мысли такой нет. Когда плохое настроение, то достаточно вспомнить, что занимаюсь любимым делом и есть места, куда меня приглашают, где ждут. То, ради чего я рожден, — играть на виолончели. Плохо ли, хорошо — не мне судить. Это дело всей моей жизни.



Справка «Известий»

Александр Рамм окончил Московскую консерваторию имени Чайковского и аспирантуру (класс виолончели профессора Наталии Шаховской, класс камерного ансамбля профессора Александра Бондурянского). Стажировался в Берлинской высшей школе музыки имени Эйслера (класс профессора Франса Хелмерсона). Лауреат многих международных конкурсов. В 2015 году завоевал вторую премию и серебряную медаль на XV Международном конкурсе имени Чайковского.

Поделиться