Андрей Архангельский: Ария Нормы ужасна

Совершенно неожиданно в Большом театре появился новый музыкальный руководитель: автор оперы «Дети Розенталя», композитор Леонид Десятников. Очень трудно объяснить, почему это хорошо, но это хорошо.

Приглашение композитора Десятникова на должность – даже не важно, на какую, просто на официальную должность – само по себе выглядит авангардно: это все равно, что Гребенщикова пригласили бы возглавить департамент культуры Санкт-Петербурга или Владимира Сорокина – Союз писателей России. 


«На каком-то этапе общество не может больше игнорировать наличие крупного таланта – даже если этот талант совершенно непонятен массам или комитетам по культуре»

Это все, между прочим, одно поколение; когда я лет пять назад спросил Десятникова, почему у этого поколения, в отличие от других, нет каких-то общих, объединяющих черт – как у шестидесятников, например, – он ответил, что в этом феномен их поколения и состоит: в отсутствии общего. Главное слово тут все же – «отсутствие»: они никогда нигде не служили, не числились, стремясь к затворничеству, к внеобщественной модели существования. Сам Десятников, например, нигде не служил лет 25, при заполнении анкет в графе «должность» писал «свободный художник». 

Их юность пришлась на 1970-е, а творческое становление в 1980-е происходило в оглушительной пустоте: это связано и с приближающимся «концом стиля», канона, и с исчерпанием прежних смыслов, и с концом страны. Между тем даже хаос, невнятица, бессмыслица в искусстве имеют свой собственный порядок, подчиняются внутренним законам: уловив эти закономерности, можно расслышать и обрести «язык нового времени». Отсюда и «преображение банального, минимализм с человеческим лицом», как охарактеризовал сам Десятников свой стиль. Музыка делается из того, что есть. 

Наглядно проследить это «преображение банального» можно в фильме Зельдовича «Москва», для которого Десятников писал музыку, в частности делал оригинальные аранжировки советских песен, которые исполняла в артовом кабаке героиня Татьяны Друбич. Там совершенно потусторонне, иссиня-медленно, с каким-то распирающим изнутри хохотом звучит песня «Враги сожгли родную хату» – «и на груди его… тум-тум… светилась… тум-тум-тум… медаль за город Будапешт», в стиле, напоминающем «драм-н-бейс», – и ты вдруг, спустя время, понимаешь, что это было. Это был не просто «стеб» – еще и личная, композиторская жалоба: на то, как неловко, неудобно продираться сквозь толщу любого официального канона, словно через форточку; для этого нужно раздеться почти догола, оставить все вещи по ту сторону окна – иначе никак не протиснешься. 

Почему такого на редкость чуждого любому официозу Десятникова, тонкого, цинично-ироничного, призвали в Большой?.. На таких постах служат обычно другие люди – и это служение на них накладывает, как говорится, отпечаток. Накладывает на мозги, на голову, на выражение лица: тут уже не послужишь чистому искусству, слишком много работы. Там рождается совершенно особый тип функционера искусства: такой человек, когда визирует интервью, обязательно будет менять личное на безличное, фразу «я решил заняться фондами» – на «сейчас ведется огромная работа по приведению фондов в порядок». С фондами, допустим, все может быть в порядке, но остается одна проблема: без блеска, без полета, без фантазии никакого искусства не сделаешь. 

Композитор Леонид Десятников, ставший музыкальным руководителем Государственного академического Большого театра (фото: ИТАР-ТАСС)

В сегодняшней ситуации, когда по большому счету никто вообще не знает, что будет считаться искусством, а что – банальной трухой прошлого, заслуженный творец-функционер оказывается бессилен, и, скрепя сердце, приходится призывать «чужих» – таких как Десятников или как Римас Туминас в театре имени Вахтангова – и это единственный способ сохранить жизнеспособность в государственных очагах культуры. 

Десятников вряд ли будет иметь в Большом «реальную власть» – при произнесении этого словосочетания на устах у нашего человека появляется медово-сахарная тяжесть, это кружит голову, в этом слышится и звон колоколов, и звон кандальный – «ре-аальна-я вла-асть», тум-тум, – но Десятникова эта власть вряд ли интересует. Как уже было сказано, в Москву он будет приезжать на одну-две предпремьерных недели, исполнять какой-то официоз – присутствовать там, где обязан присутствовать, а в остальное время жить в Петербурге, как и прежде. Устраивать революции с репертуаром Большого он тоже не намерен, да это в крайне тяжелом на подъем оперном театре и невозможно: программа премьер обычно расписана на годы вперед, тысячи людей, тонны декораций и договоров. Если и хотел бы – то ничего по большому счету отменить невозможно. Десятников пообещал сосредоточиться на качестве исполнения музыки в Большом – и это вполне ему по силам. 

Но есть и другой, символический смысл в приглашении Десятникова в Большой театр – что-то вроде исполнения закона высшей справедливости. То, что нам кажется счастливой случайностью («Десятников в Большом? Ущипните меня, мне кажется, я сплю», – написала одна девушка в блоге), на самом деле является скрытой закономерностью. 

В серьезной музыке по поводу таланта композитора бывает все ясно с трех нот – потому что искусство это на редкость прозрачное, «голое»: никаких тебе декораций, никуда не спрячешься от суда людского. В том, что Десятников – один из самых талантливых европейских композиторов, хоть и написал он относительно немного, – нет сомнений. На каком-то этапе общество, государство не может больше игнорировать наличие крупного таланта – даже если этот талант совершенно непонятен массам или комитетам по культуре. Даже если этот талант равнодушен к любым видам официального признания. Вот он где-то выступает, сочиняет для западных театров, оркестров, считается признанным мастером – а у нас он как будто никому и не нужен. Да ведь это же попросту непрактично, не говоря уже о том, что довольно глупо. Ну, что это такое! – по сути, одна его опера «Дети Розенталя» в России и известна, да и то была подвергнута осуждению за осквернение «святых стен» – отдадим, кстати, должное мужеству директора Большого Анатолия Иксанова, который всего этого «общественного мнения» не убоялся. 

Если такой талант обществу не нужен, не востребован – значит, общество находится в очень плачевном состоянии. А между тем один только язык, манера общения Десятникова способна оживить бюрократически-тусклый, унылый язык медиа. Говорит Десятников чрезвычайно умно и элегантно, как редко кто сегодня, – и один этот блеск его ума способен электризовать общую атмосферу убогой «нормальности», вернуть ей интеллектуальное напряжение. Если одной умной медиаперсоной на телеэкране станет больше – уже польза. 

Причем теперь попробуй его не слушать, не ставить в эфир – официальное лицо, как ни крути, никуда не денешься. Волей неволей теперь этот человек будет на слуху, входить в условный топ-100 культурных ньюсмейкеров. В кои-то веки произошло справедливое перераспределение, сработал закон сохранения таланта, который просто не выгодно обществу не использовать. Именно само по себе возвращение Десятникова в официальное медиапространство и является на сегодня наибольшей удачей, заставляет поверить в очередное разгосударствление искусства. 

С другой стороны, ведь и сам Десятников, какой бы ни был затворник, – но и он, по-видимому, испытывает тоску по общественному деянию, если можно так сказать, – в чем он и сам признается в интервью «Коммерсанту». На вопрос, зачем он согласился стать музыкальным руководителем Большого, отвечает: «Наблюдая за собой, я вижу какие-то симптомы творческого старения. Сконцентрированность на своей работе, может быть, не всегда позитивно сказывается на результате. И в этом смысле мне кажется, что контакт с живыми людьми, а не с нотами может мне помочь в моей основной работе». 

Основная работа имеется в виду – все та же: писать музыку.

Андрей Архангельский

Время новостей

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе