Возвращение

«Каннская номенклатура» не подвела

Вот уже не первый год и даже десятилетие ведутся недоброжелательные разговоры о так называемой каннской номенклатуре. Иными словами, о тех режиссерах, что, однажды попав в Канн, в скором времени становятся своими и участвуют в различных программах фестиваля независимо от достоинства их последних творений.

Лучше всех ответил на этот упрек самый великий программный директор всех времен и народов Жиль Жакоб, руководивший фестивалем с середины 70-х, а ныне занимающий почетную должность президента: «Ну вот сами посудите, ну не возьмем мы в конкурс новую ленту Джима Джармуша, так тут такие вопли поднимутся…» Его наследник, нынешний главный отборщик Канна Тьерри Фремо, кстати, так и поступил — не пригласил пару лет назад в конкурс «Пределы контроля» Джима Джармуша. И в итоге прохлопал одну из лучших работ мастера. Так что «каннская номенклатура» — не так уж и плохо.

Нынешний фестиваль это подтверждает. Сначала Нанни Моретти показал «У нас есть Папа», вернувшись в форму после суматошного и бездарного «Каймана» (2006). Потом братья Дарденн доказали «Пареньком на велике», что их еще рано списывать в тираж или в прижизненные классики (что с точки зрения актуального кинематографа примерно одно и то же). На совершенно новый уровень вышел немец Андреас Дрезен (его «На девятом небе» было в «Особом взгляде» в 2008-м): «Дальше дороги нет», история умирающего от рака 40-летнего ничем не примечательного обывателя, — пока главный сюрприз фестиваля.

Но вернемся к основному конкурсу. Невероятный ажиотаж вызвала премьера «Древа жизни» американца Теренса Малика («Пустоши», «Дни жатвы», «Тонкая красная линия»). Он мало кому известен в России, но в Европе у синефилов пользуется репутацией бога авторского кино. Четыре показа в зале на 2500 человек так и не смогли вместить всех желающих. Интерес к событию подогревал и приезд исполнителей главных ролей — Брэда Питта, Шона Пенна и сверхновой звезды Джессики Честейн (ее в Канне можно увидеть также в «Неделе критики», где она сыграла в Take Shelter Джеффа Николса, и на рыночных показах «Кориолана» Рэйфа Файнса). Правда, сам режиссер на пресс-конференции не появился, потому что «слишком робок», как пояснили организаторы.

Эта робость не помешала ему создать, пожалуй, самое амбициозное авторское кино последнего времени. Быть может, даже слишком амбициозное. История семьи, не сумевшей справиться с внутренними противоречиями и гибелью одного из сыновей, вплетена ни больше ни меньше в историю мира. А среди картин мелкобуржуазной Америки 50–70?х найдется место даже компьютерным динозаврам доисторических времен.

На первом пресс-показе Малика освистали, но группка сторонников осталась досматривать титры до конца, чтобы наградить своего любимца аплодисментами. А на следующий день в журнале Screen фильм уже вышел на второе место по критическим рейтингам (первое у Дарденнов с «Пареньком на велике»). Все это указывает на одно: талант редко снимающего Малика настолько велик, что ему со временем простят даже кадры, которые у другого режиссера показались бы безвкусицей. Фильм ждет долгая жизнь, а режиссерские чудачества со временем начнут принимать и анализировать с восхищением, как, например, в случае Стэнли Кубрика.

А под конец — самое приятное впечатление фестиваля. Это «Гавр» финского режиссера Аки Каурисмяки («Ариэль», «Человек без прошлого»), который также принадлежит к числу каннских завсегдатаев. Сначала сюжет. Юный нелегальный иммигрант из черной-черной Африки, стремящийся в Лондон к маме, волею судеб оказывается под покровительством гаврского чистильщика обуви, у которого смертельно больна жена. Звучит более чем уныло. Но, поверьте, более веселого и светлого (в самом хорошем смысле этого слова) фильма мировое кино не видало уже давно.

Юмор Каурисмяки всесилен, его понимание больших людских слабостей и маленьких, но существенных достоинств настолько глубоко, что ближе к концу половина каннского зала смеялась сквозь слезы. Каурисмяки ненавязчиво, но неотразимо приглашает нас в свой мир, где нет ни одной новой машины (кроме, впрочем, машин полиции), где никто не пользуется сотовыми, где ключевые понятия — солидарность и любовь, а зла вообще не существует. А если и существует, то играет его Жан-Пьер Лео (звезда Трюффо выступил в картине в небольшой роли соседа-доносчика), и все понимают, что это понарошку.

Пока что вывод один: Каурисмяки наконец-то заслужил свою «Золотую пальмовую ветвь». Но завтра — «Меланхолия» Ларса фон Триера. Читайте рецензию в следующем номере.

Алексей Медведев

Московские новости

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе