Украинский москаль

Сергей Маковецкий: “Мой жанр — трагикомедия”

     Сергей Маковецкий — из тех актеров, о которых говорят только в превосходных степенях. Есть в нем что-то такое, что заставляет признавать талантливую творческую личность. Может быть, это украинские, польские и литовские гены, высаженные на московскую почву?

    ПЯТЬ САМЫХ ИЗВЕСТНЫХ РОЛЕЙ МАКОВЕЦКОГО
     “Макаров” (1993) — Макаров
     “Русский бунт” (1999) — Швабрин
     “Брат-2” (2000) — Белкин
     “Ключ от спальни” (2003) — Иваницкий
     “72 метра” (2004) — Черненко
    
     СПРАВКА "МК"
     С 1980 года Сергей Маковецкий играет на сцене Московского театра имени Вахтангова. В кино актер дебютировал в 1981 году в эпизодической роли в фильме “Ожидаются похолодание и снег”, а первую заметную роль сыграл в картине Владимира Василевского “Экипаж машины боевой” (1983). За плечами актера Сергея Маковецкого более 50 ролей в театре и кино. Недавно прошли сериалы “Гибель империи” Владимира Хотиненко и “Косвенные улики” Вячеслава Криштофовича, где у Маковецкого серьезные актерские работы. Летом в широкий прокат вышла картина Алексея Балабанова “Жмурки”, где зрители увидели совсем другого Маковецкого.
    
     — Скажите, мы еще когда-нибудь увидим великолепную тройку из “Жмурок” с вашим участием? Это же новые Трус, Бывалый и Балбес?!
     — Да, это была хорошая тройка, но, я думаю, больше ее не надо. Люди посмотрели, люди помнят, улыбаются, говорят: смотрели-смотрели, очень смешно, особенно когда наша троица сидит на стадионе. Там есть фразы, которые пошли в народ: “Бабло кончается, а перспектив никаких”. Или: “Раньше люди думали, что мы не на всю голову отмороженные, а теперь думают, что на всю” — тоже фраза пошла в народ. Нет, знаете, всегда опасно тиражирование. И тому очень много примеров. Мы все знаем эти новые сериалы — вот он появился, прозвучал: новые лица, новый стиль… а потом все начинают это повторять, повторять, и все стирается до неузнаваемости. Как купюра, по которой уже нельзя определить, какого она достоинства.
     — В последнее время вы стали почти комедийным киноактером — снялись в “Жмурках”, “Неваляшке”, других комедиях!
     — Мне редко приходится играть комедию и в театре, и в кино, хотя это мой любимый жанр, и комедию играть сложнее всего. Заставить публику плакать — на раз. Ей только намекни, и она уже со слезами. А вот заставить смеяться, а потом загрустить… Вообще, трагикомедия — мой любимейший жанр! Вот я играю в “Неваляшке” бывшего боксера. Моего героя зовут Семеныч. Он сначала был чемпионом страны, а потом запил, потом стал Дедом Морозом, живет практически в подвале. Случайно они встретились с этим Неваляшкой. Это такой немножко чокнутый боксер. Он выступал в легком весе, но решил перейти в тяжелый на почве несостоявшейся любви к плакату, на котором сфотографирована американская девушка его мечты. И человек, который весит 59 килограммов, в результате стал бороться с супертяжами. Вы прекрасно понимаете, что в принципе так не бывает, но вокруг этого и разыгрывается комедия.
     — Вы что — разбираетесь в боксе?
     — Я в свое время сыграл Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, и я не могу сказать, что я стал лучше понимать его музыку. К боксу я никогда не относился хорошо, хотя теперь могу держать “лапы” и знаю, что такое “точнее работать”, как вставляют в рот эту капу…
     — Сергей Маковецкий, известный актер, — так вы представляетесь незнакомым людям?
     — Нет, никогда. Если человек на тебя смотрит, а ты должен ему говорить, что ты известный актер, — значит, ты никакой не известный актер. Я помню очень хорошо свой самый первый эфир на телевидении, самую первую программу с моим участием. Ждал с нетерпением, и вдруг диктор телевидения говорит: “Наша программа на сегодня заканчивается, вам осталось посмотреть передачу об очень известном и интересном актере…” — потом он замешкался и стал искать мою фамилию на своих бумажках… Я был очень расстроен.
* * *
     — Хорошо, а в мировом масштабе кто для вас самые известные кинодеятели?
     — Мне нравятся Чаплин, Рязанов и их фильмы. А еще, чтобы не скромничать, я люблю “Жмурки” Балабанова.
     — Ну вот, я же говорю, что вы комедийный актер!
     — Если говорить серьезно, мне кажется, сегодня снимать комедию очень сложно. Можно сказать — невозможно, потому что нечем рассмешить публику, которая уже так нахохоталась по поводу того, что происходит каждый день, каждую секунду, особенно в нашей стране. Уже смеха нет. Уже народ не смеется. Вы обратили внимание, как мало стало хороших, новых анекдотов?
     — Да, кстати.
     — Это чудовищный симптом — народ перестал сочинять анекдоты. Все, мы скоро погрязнем в серьезности и ужасе. Людям, которые сейчас снимают комедии, надо ставить памятники. Все стали грустные, скучные и замученные.
     — Но, с другой стороны, вы обратили внимание, что и никаким ужасом наших сограждан тоже не проймешь?
     — Наверное, люди устали бояться? Потому что очередное заказное убийство или очередная катастрофа — это стало уже как обыденный фон. Как, знаете, раньше: “…и о погоде”.
     — Сережа, вы где-то философствовали, что в комедии должны быть зоны скучной тишины. Где же они в “Кавказской пленнице”, там ведь все смешно?
     — Я имел в виду, что не стоит стремиться, чтобы все время было смешно. Когда режиссер хочет, чтобы в каждом кадре было смешно, он ошибается. Иногда так получается само собой — в “Кавказской пленнице”, в картинах Чаплина. Хотя возьмите “Огни большого города” — в конце ведь там до слез. Я люблю такую комедию, когда в конце грустно. Я играю, например, “Двенадцатую ночь”, люди хохочут, а в конце я делаю маленький перевертыш, и в зале повисает комок.
     — Вы можете сказать, что владеете искусством рассмешить?
     — Есть, конечно, какие-то правила. Например, нельзя рассказывать больше двух анекдотов, потому что третий анекдот, даже самый выдающийся, вы не услышите. Есть порог смеха: надо рассказать один анекдот и замолчать. Тогда второй выстрелит как не знаю что. Когда начинаешь делать смешно специально — зритель это все видит, понимает, и как раз получается не смешно, а грустно.
* * *
     — Кстати говоря, это не анекдот, что вам в кино предлагали играть Чикатило?
     — Да, и я был очень удивлен, кому пришло в голову снимать такие фильмы. Я не понимаю, зачем это нужно делать. Для себя я давно понял: не все надо снимать, не все нужно говорить и не во всем нужно сниматься. Потому что есть вещи, о которых говорить не нужно, просто потому, что не нужно. Есть люди, о которых не нужно снимать кино: о Гитлере, о Чикатило. Нам достаточно того, что мы знаем о них.
     — А о Сталине нужно?
     — И о Сталине не нужно. Мы знаем этих монстров, мы знаем, сколько крови они пролили. Ну зачем снимать про это кино? Зачем их популяризировать? Я не знаю, ради чего. Вот я, например, иногда смотрю по ТВ передачи о криминале. Случается, там очень подробно начинают рассказывать о каком-нибудь преступнике. В результате он оказывается героем, мы узнаем про его детство… Да зачем? Забыть, и все!
     — Когда-то в программе “Принцип домино” Елена Ханга расспрашивала бедную женщину: “Муж бил?” — “Ой, бил! Так бил!” — “И синяки ставил?” — “Ой, ставил!” — “Руки ломал?” — “Ой, ломал-ломал! Все 15 лет мучил меня, мучил!” — “Ну что же, уважаемые телезрители, следующим героем нашей программы будет Вася Пупкин — убийца, рецидивист, 15 лет отсидевший в тюрьме! Встречайте!” И входит этот рецидивист под град аплодисментов.
     — Все эти студийные шоу — это, конечно… Они все хотят, чтобы у них было так же гениально, как у американцев…
     — Как у Опры Уинфри.
     — Я знаю язык не в совершенстве, но я видел, как она работает. И там зал не такой, который хлопает всему. У нас, к сожалению, не хлопают, а захлопывают. В зале сидит человек, который поднимает табличку: “Аплодисменты!” Им кажется, что это прибавляет программе популярности. По-моему, наоборот: популярность — это когда есть тишина, когда есть спор, когда есть возможность решить какую-то проблему, если они ее поднимают. А если вы так, ради того, чтобы сотрясти воздух… Я никогда не принимаю участие в таких шоу, потому что я чувствую их абсолютную бессмысленность.
* * *
     — Сергей, в 96-м году вы снялись в комедии “Операция “С Новым годом!”. Это был один из первых опытов “дикого” продукт-плейсмента: водка, бутылки, сигареты, Ярмольник на костылях, все пьют пиво, демонстрируют на камеру пачки сигарет… Вы не жалели потом, что принимали в этом участие?
     — Я должен сказать, что “Операция “С Новым годом!” — очень смешная картина. Это главное. И вот, кстати, недавно, ее опять показывали по телевидению. Очень многие люди повторяли потом фразу моего героя: “Вам-то хорошо”. Я сам для себя выбрал эту роль безнадежно больного. Хотя мне планировалась другая роль, которую сыграл Леня Ярмольник.
     — То есть это вы должны были скакать на костылях?
     — А там даже героя зовут, если вы обратили внимание, Сергей Мавецкий. Александр Рогожкин эту роль писал для меня, он просто взял, “ко” выбросил, получился Сергей Мавецкий. А я прочитал сценарий и говорю: “А что еще есть?” В общем, я решил сыграть там безнадежно больного. Почему? Эта роль поменьше. Но там есть фраза, и я сразу понадеялся, что люди ее будут повторять. При том что я не юморист и не стремлюсь быть юмористом, но если ты работаешь в комедии, то приятно, когда люди запоминают какие-то фразы и они идут в народ. “Вот вам-то хорошо”, — за мной это ходило в течение многих лет. Это приятно.
     — Вы считаете, ради таких небольших фраз актер должен идти на жертвы?
     — Актер должен идти на жертвы ради хорошего материала. И еще актер должен любить разные жанры, не зацикливаться, скажем, только на мелодраме. Хороший актер всегда пытается раздвинуть рамки своих возможностей.
     — Вы мне очень понравились в фильме “Брат”. Такого негодяя подлого сыграли! С кого списывали образ?
     — Должен вам сказать: сразу же, как вышел “Брат-2”, мне сказали, кого я имел в виду. Но я должен признаться, что в изображении миллионеров мы, актеры, все равно остаемся дилетантами. Мы не знаем, как они на самом деле себя ведут, когда теряют миллиарды, мы только можем предположить. У них совсем другая жизнь, поверьте мне. Люди, которые ворочают миллиардами и когда они их теряют, что там происходит за этими высокими заборами, нам неведомо. Поэтому если пытаться их играть — сразу видно, что человек, который это изображает, больше 100 долларов в руках не держал отродясь. Я категорически не ставил задачу кого-то сыграть. Просто изображал человека, которому если страшно, то страшно. Хуже всего, когда люди, которых ты изображаешь, будь то бандиты, боксеры или олигархи, немножечко посмеиваются в ус и говорят: ну, конечно, сразу видно, что и перчатки никогда не надевал, и много денег никогда сквозь руки не проходило. Поэтому наше единственное спасение — это не стремиться кого-то конкретно играть.
     — Но вы же можете подсмотреть, у вас же есть очень богатые друзья?
     — Есть. Но я их категорически не играю. Я знаю, как они себя ведут, когда мы общаемся. Но я понимаю, что когда он уходит в кабинет и там ему говорят, что какой-то проект лопнул, — это совсем другое. Можно подсмотреть, как человек одевается, как человек берет чашку, но это все технические вещи.
* * *
     — Ваше чувство юмора как-то связано с украинским происхождением?
     — (Говорит на украинском.) Этот язык я вообще обожаю. Сыграть бы в России какую-нибудь комедию на украинском языке! Или мюзикл!
     — Украинский обожаете, но ведь вы бросили свой Киев ради московской киноиндустрии?
     — Я не бросил свой Киев. Это какая-то неверная информация. Я после школы, проработав год в театре рабочим сцены, приехал в Москву и поступил. И вот уже практически 30 лет я в Москве. Вот кто я, москаль или украинец? Я вообще-то, если говорить, из польско-литовских. Фамилия Маковецкий пошла оттуда. Польско-литовские аристократы. Может быть, где-то в Литве у меня есть кусочек земли?
     — То есть в Москве вы просто в творческой командировке?
     — Нет, я просто посол доброй воли, потому что теперь Россия — отдельно, Украина — отдельно. Я в Москве нормально себя чувствую. Здесь моя семья, мои друзья, моя работа.
     — А сердце, значит, в Киеве. Ющенко, наверное, ваш кумир?
     — Мы с ним знакомы, и мне даже предлагали стать у пана президента советником по культуре.
     — Вы отказались?
     — Для галочки мне ничего не надо. В политике я никогда не был, в партии не вступал и не собираюсь заниматься политикой.
     — А когда вы познакомились с Ющенко?
     — Коды была “оранжевая революция”. Для меня это были такие удивительные события, потому что я всегда считал, что Украина — это “моя хата с краю, ничего не знаю”, — а тут такое единение народа. Я тоже вышел на площадь и выступал с трибуны. Потому что все мои друзья были на этой площади. Другой вопрос, что там сейчас происходит…
     — Что вам сказал Ющенко, Сережа?
     — Он сказал, что очень уважает меня как актера и ему нравятся очень многие мои работы. И он действительно их знает. Когда в Киев на гастроли приезжает хороший театр, он всегда приходит смотреть спектакли.
     — Сколько денег платили, если бы вы были советником по культуре?
     — Они что мне, потрибны, гроши? Политика — это очень опасная вещь. Я никогда туда не влезу. Зачем? У меня есть свое удовольствие, у меня есть свои любимые режиссеры, с которыми я работаю, и дай бог работать еще чаще.
     
Московский Комсомолец
от 15.11.2006
Элина НИКОЛАЕВА

Оригинал материала

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе