Рустам Хамдамов раскрыл «Мешок без дна»

Новый фильм художника-классика — в числе фаворитов Московского кинофестиваля.
Фото: ТАСС/Александр Щербак


Сенсацией Московского кинофестиваля стал новый фильм Рустама Хамдамова «Мешок без дна». Из всех режиссеров — участников конкурсной программы Хамдамов — самый именитый. Плюс ко всему в своем проекте он собрал звездный актерский состав: Светлана Немоляева, Алла Демидова, Анна Михалкова… Но главное — картина идет вразрез с фестивальными тенденциями и модой на остросоциальные высказывания. Мало кто другой может сегодня позволить себе создать бесконечно оторванное от реальности пиршество для глаз, чистое искусство.

Рустама Хамдамова еще во время учебы во ВГИКе называли гением. Он работал с Микеланджело Антониони и Андреем Тарковским; Тонино Гуэрра, Лукино Висконти и Витторио де Сика коллекционировали рисунки молодого художника; а Андрей Кончаловский и Кира Муратова признавались, что испытали влияние дебютной работы Хамдамова, снятой, кстати, ровно полвека назад, — «В горах мое сердце».

Как будто в качестве платы за столь быстрое признание великих коллег судьба послала режиссеру жестокое испытание: ни один его полнометражный фильм не дошел до широкой публики. «Нечаянные радости» вовсе не состоялись (в итоге неоконченный проект был передан Никите Михалкову, который трансформировал замысел в «Рабу любви»), «Анна Карамазофф» таинственно исчезла после каннской премьеры, а снимавшиеся девять лет с перерывами «Вокальные параллели» в итоге так и не получили проката.

Над новой картиной Хамдамов работал ненамного меньше — около семи лет. И ее прокатные перспективы не менее туманны. Но уже понятно одно: «Мешок без дна» сконцентрировал художественные идеи и мотивы всего творчества режиссера и подытожил его искания не только за семь лет, но за всю жизнь. В двухчасовой черно-белой фантазии старушка-рассказчица с помощью носа, как у Буратино, заглядывает в потусторонний мир, в небе танцуют загадочные черные шары (обе идеи появились в короткометражке «Бриллианты»), а царевна в кокошнике и длинном платье идет по ручью в сказочном лесу (можно вспомнить «Нечаянные радости»).

Режиссер вдохновлялся лубочной эстетикой Александра Роу («Варвара-краса, длинная коса», «Морозко»), а местом съемок стали дворцы и старинные усадьбы Москвы и Санкт-Петербурга. Тем неожиданнее выбор литературного первоисточника: им стала новелла японского писателя Рюноскэ Акутагавы «В чаще». Именно она легла в основу классического фильма Акиры Куросавы «Расёмон» (1950). Хамдамов же перенес сюжет в эпоху Александра II, а трагический пафос вытеснил эстетским любованием самоценной красотой мизансцен и постмодернистскими аллюзиями.

Так, привязанный к дереву полуобнаженный Царевич со стрелой в груди вызывает ассоциацию с многочисленными живописными изображениями Святого Себастьяна, а любовная сцена между Разбойником и Царевной отсылает к фильмам с Гретой Гарбо и Марлен Дитрих. Наконец, мишки в лесу вызывают в памяти хрестоматийное «Утро с сосновом бору» Шишкина. Но вместо передвижнического реализма у Хамдамова — торжество сюрреализма и эксцентрики, смягченное сладко-романтической музыкой Эдварда Элгара.

Первоначально фильм назывался «Яхонты» и замышлялся как вторая часть трилогии, начатой «Бриллиантами». В одной из сцен погибшему Царевичу клали на лоб рубин, по-славянски — яхонт. Новое название — «Мешок без дна» — родилось из диалога Сказочницы и Князя, абсурдистской кульминации сценария. И, пожалуй, оно хуже отражает сказочно-русскую эстетику фильма. Но лучше — загадку творчества Хамдамова. Этого бездонного мешка, пустого для непосвященных, но на самом деле полного яхонтов и волшебства.

Автор
Андрей Туманов
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе