Режиссер Андрей Звягинцев 30 часов объяснял фильм «Левиафан» для зрителей. Получилось саморазоблачение

Почему тяжелый том разбора с «уникальными кадрами» становится приговором самому себе - в колонке нашего обозревателя Егора Арефьева.
Режиссер Андрей Звягинцев 30 часов объяснял фильм «Левиафан» для зрителей
Фото: Владимир ВЕЛЕНГУРИН


В «Альпине» вышел очередной бестселлер: двухкилограммовый путеводитель по «Левиафану» (стоит 2,5 - 3 т.р.). Кто бы вы думали автор? Режиссер «Левиафана».


На протяжении ТРИДЦАТИ часов интервью, из которого и составлен 600-страничный труд, Звягинцев пошагово разбирает механику, содержание и внутреннее убранство картины, отмечая важные детали.

И лучше выдумать нельзя.

Можете себя представить Пушкина, что позвал критика Полевого (Ксенофонта) неделю по 6 часов в день «разбирать» свои поэмы?

Книга «Левиафан. Разбор по косточкам» (оценили название, а? косточки на берегу — косточки Левиафана — разбор по косточкам — класс, тонко?) по сути чистосердечное признание в профнепригодности.

Признавая (открыто говорит в буктрейлере — см. ниже по ссылке), что фильм считают лубочной зарисовкой, не имеющей отношения к жизни, Звягинцев пытается найти ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СПОСОБЫ завлечь зрителя и объяснить ему, как тщательно все создавалось и как там всё на самом деле правдиво — про него, про зрителя.

Происходит это в присущей мастеру манере. Жрущие и жирующие чиновники не просто жрут и жируют, а делают это, как оказывается, на фоне «Тайной вечери». Вот это да! Сильно.


Чтоб русскому дураку понятней было. Вот жрут чиновники, а вон там на стене — «Тайная вечеря».
Фото: кадр из фильма


А во время диалога героев Серебрякова и Лядовой в стекле на втором плане сначала отражается портрет Ленина, затем он сменяется портретом Вдовиченкова, который специально встал на отмеченной скотчем точке, чтобы попасть в кадр. Каково? Вот это глубина.


Во время диалога героев Серебрякова и Лядовой в стекле на втором плане сначала отражается портрет Ленина, затем он сменяется портретом Вдовиченкова, который специально встал на отмеченной скотчем точке, чтобы попасть в кадр.
Фото: кадр из фильма


Вместо медведя и балалайки — памятник Ленину. Вместо матрешки — Леонардо да Винчи. Ну, водку пока нечем заменить. Да и надо ли. Она классно заливается в горло Серебрякова (главный мем фильма, что характерно).


Фото: кадр из фильма


Если звягинцевский кумир Тарковский без намека на менторство тонкой кисточкой выводил визуальный образ Тереховой с отсылкой к Вермееру, мизанабимы классицизма вмонтировал в «Солярис» через просмотр фильма внутри фильма, затылком Баниониса отправлял зрителя к «Запрещённой репродукции» Магритта, а Наталья Бондарчук несколько раз отыгрывала «Даму с горностаем» того же Да Винчи, то «ученик» Звягинцев тупо вешает на стену репродукции (фрески Дионисия и любимый Тарковским же Брейгель в «Нелюбви»). Чтоб русскому дураку понятней было. Вот жрут чиновники, а вон там на стене — «Тайная вечеря». Ну, типа посмотрите, какой уровень цинизма: батюшка с ворюгой бухают, обжираясь и обкашливая грязные вопросики перед Христом. Видно?

Не видно, тогда объясню.


Тарковский, «Солярис»
Фото: кадр из фильма


Возможно, в этом и есть причина абсолютной нестыковки русского зрителя (5% фанатов из Москвы не считаем) с картинами Звягинцева: он просто держит его за идиота, которому все надо разжевывать — как процесс пожирания еды, читай, несчастного русского человека «страшными» чиновниками (страх вызывает разве что багровое лицо Мадянова как метафора опасности гипертонии), так и гениальную рифму с Леонардо на стене.

А какие книги должны стоять на стене у русского жителя Териберки, где есть нормальная сельская библиотека на улице Пионерской? Слово режиссеру: «Важно, чтобы это был не Мишель Фуко или Ницше какой-нибудь, а что-нибудь полегче». Понятно, да?

Куда там Ницше русскому алкашу читать. Ничего не поймет. Вот Полевой — годится. А вообще-то Полевой (Борис) был отличным прозаиком и корреспондентом («Повесть о настоящем человеке», «В конце концов»), свидетелем Нюрнбергского процесса.

Дальше еще круче. Звягинцев продолжает: «Или, может быть, бессменный завсегдатай всех книжных полок — Пушкин; учебники за шестой класс: математика, география или что-то вроде того». Ну, то есть уровень развития взрослого жителя Териберки понятен: география, 6 класс — широта, долгота, рельеф суши.

И в этом он весь. Снисходительный, снобистский пафос, которого режиссер даже не замечает, не позволяет Звягинцеву наклониться так низко, чтобы дотянуться до выгребной ямы, где в лаптях с томиком Полевого или на худой конец Пушкина увяз русский Вася. Горло его до подбородка в коричневой субстанции, поэтому пить водку еще может.

Пока вы смеетесь над пошлым Сариком Андреасяном и Никитой Михалковым, другие такие же сарики кантемировичи балаговы, ученики Тарковского и Сокурова, кормят публику отходами на заднем, оппозиционном дворе, убивая остатки живого в русском кино. Называя комбикорм авторским, потому что перед корытом стоит репродукция Леонардо Да Винчи.

Можно ли считать фильм признанным провалом, если режиссер берется 30 часов толковать его суть зрителю? Вот если речь про анекдот, то обычно да. Кино, конечно, жанр посерьезнее.

Увы, нет в его фильмах живых персонажей, есть только мертвецы, выползшие из английских шаржей XIX века, карикатур американского журнала Puck и сатирического журнала Третьего Рейха Lustige Blätter — жадные до власти и распутства. Они ворочают языком, гадят, пьют, совокупляются, но живыми от этого не становятся.


Вытачивая форму с перфекционистским фанатизмом, Звягинцев совсем забыл, про кого он снимает кино. Режиссеру неинтересно в телескоп изучать космос и противоречивую природу русского человека, которая сочетает в себе и смирение, и непокорность, и взрывную импульсивность, и бесконечную инерцию, и желание защитить местного мэра, и ненависть к Москве, и очумелую доброту, и слепую беспощадность. Звягинцев и так все знает про русских, чего тут разбираться: малодушные (Александр из «Изгнания»), алчные, мстительные и жадные (Елена из «Елены»), завистливые и предающие (Роберт из «Изгнания», Селезнев и Лилия из «Левиафана»), меркантильные и эгоистичные (Борис и Женя из «Нелюбви»), вечно пьющие, ноющие, безвольные и кармически несчастные (Николай из «Левиафана»).


Фото: кадр из фильма


Такие классные фильмы про Россию с радостью принимают за рубежом. Но не принимает русский зритель, для которого он их снимал. Потому что тут, в России, это выглядит как остов кита в «Левиафане»: впечатляющий, живописный, но пустой и бутафорский. И режиссеру это больно осознавать. — Обвинения в том, что такого не бывает, для меня просто поразительны! — вопиет он в буктрейлере.

И живет, понимая, что собственные фильмы необходимо объяснять по 30 часов.

Автор
Егор АРЕФЬЕВ корреспондент
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе