На репутации режиссера Кары каиновой печатью лежит формулировка приза, присужденного кинокритиками невиннейшим "Ворам в законе" (1989): "коммерция, конъюнктура, китч". Клеймо, в отличие от продюсерского запрета на прокат экранизации Михаила Булгакова, Кару не подкосило. К режиссуре он вернулся лишь с чудовищным фильмом "Я — кукла" (2001), заочно подтвердив, что от "Мастера и Маргариты" ничего хорошего ждать не стоит.

Но репутация — величина историчная. Это в 1989 году "Воры в законе" казались апогеем безвкусицы. Эх, видели бы хулители Кары современную кинопродукцию, знали бы, что такое конъюнктура и китч без берегов,— в ноги бы ему поклонились.

Выйдя в прокат с 17-летним опозданием, фильм только выиграл. На фоне торжествующего непрофессионализма режиссеров, операторов и "медийных лиц", считающихся актерами, он напоминает еще о советской выплавки ремесленных критериях. Честное ремесло: не больше, но и не меньше.

Большой роман без суеты уложен в два часа. Евангельская линия сведена к минимуму — и слава богу: чтобы экранизировать Евангелие, не уморив зрителей скукой, надо быть или коммунистом-католиком, как Пьер Паоло Пазолини, или анархистом-богоборцем, как Луис Бунюэль, спародировавший в "Виридиане" Тайную вечерю. А Кара ни тем ни другим не является.

Николай Бурляев в роли Иешуа не хуже Сергея Безрукова в телефильме Владимира Бортко: оба никакие — ну а как вообще играть такую абстракцию, как Иисус? Мастер (Виктор Раков) бледен, так и в романе он мертвенно-умозрителен. Бегемот — Виктор Павлов, напоминающий приклеенной бородой и усами волка-оборотня из дешевого Голливуда 1940-х,— нелеп, так ведь, решись Кара на компьютерную графику, было бы еще хуже. Зато с ролями второго плана все в порядке: Александр Филиппенко (Коровьев), Сергей Никоненко (Лиходеев), Леонид Куравлев (Босой), Бронислав Брондуков (Варенуха), не говоря уже о Михаиле Ульянове (Понтий Пилат) и Льве Дурове (Левий Матвей), плохо играть не умели. Можно пожалеть, что тогда зрители не увидели молодого Сергея Гармаша — идеального Ивана Бездомного, буквально царящего на экране со своей жлобской харизмой. Но Гармаш стал звездой и так.

Короче говоря, зрители получают за свои деньги все что положено. Витает за окном голая Гелла (Александра Захарова) с окровавленными когтями, десятки голых дев позируют у бассейна на балу Сатаны, катятся отрезанные и оторванные головы, Пилата сопровождает огромная черная псина — вылитый бегемот.

Да, Маргарита (Анастасия Вертинская) в сбруе из секс-шопа — это китч. Валентин Гафт в роли Воланда — китч в квадрате. Китч, но не пошлость, а вот интеллигентские глаза Воланда—Басилашвили в телефильме — это пошлость. Китч, в отличие от пошлости,— категория эстетическая. Ведь что такое "Мастер и Маргарита", как не pulp fiction, гениальный бульварный карнавал. Китча у Кары даже маловато: вот если бы роман экранизировали, как мечтали, Федерико Феллини или Элем Климов, китча было бы по полной. Ведь они оба были визионерами, а визионерам неведома категория вкуса.

По большому счету Кару можно пожурить лишь за отсебятину. Сияющий лик Иисуса, начертанный на песке Воландом и растоптанный Бездомным,— ну зачем эта цыганщина? Появление на балу Ленина, Сталина и Гитлера — рудимент перестроечной заполошности. Со Сталиным как раз надо быть поосторожнее. Воланд — отчасти Сталин, сила, вечно желающая зла, но творящая добро по меньшей мере лично для Булгакова: как он радовался убийству литературных оппонентов — этих авербахов и майзелей — в 1936-1937 годах. Возглас Маргариты "Он всесилен!", когда Воланд возвращает ей Мастера,— эхо булгаковского восхищения Сталиным. К счастью, отсебятина минимальна.

Конечно, "Мастер и Маргарита" как образец честного ремесла — эта идея может напомнить о пресловутом анекдоте: "Так мы скоро до мышей стопчемся". Но уже стоптались, и по нынешним временам "Мастер и Маргарита" имеют шансы попасть в число лучших фильмов года.

Михаил Трофименков

Коммерсантъ