“Дураки бывают разные”
— Эльдар Александрович, наступает год Свиньи. Вы как к свиньям относитесь?
— Я человек нерелигиозный, у меня своя религия. Но свинину я люблю.
— А свинство?
— Ну а свинство почему-то нет.
— То есть вы не простите человеку свинства?
— Думаю, что не прощу. Во всяком случае, буду долго помнить и как-то вычеркну этого человека из своей жизни. Вообще, у меня есть свое кладбище. На нем я похоронил некоторых людей, которые замечательно живут, процветают, ставят фильмы, пишут книги, делают политику. Некоторых я похоронил по личным причинам, а других — потому что дураки, жлобы или подлецы. Для меня это очень личное. Я не хожу на спектакли этих людей, не читаю их книг. Но это совершенно невоинственная позиция, даже наоборот. Я просто сообщаю, что кое-кто из тех, кто не сходит с экранов телевидения, спокойно лежат на моем кладбище и спят вечным сном.
— Да, мужчина должен иметь врагов.
— Среди них есть люди, которые сделали подлость по отношению ко мне. Но много таких, кто сделал подлость для народа, для страны. Много фигляров, двурушников, дураков…
— Ну дураков-то можно простить. Их же жалко.
— Дураки бывают разные. Бывают дураки вредные и облеченные властью. Потом они потихонечку перерождаются в мерзавцев. А есть очаровательные дураки, которые прекрасно живут и доставляют радость людям.
“Не верьте тому, что я говорю”
— Вы сказали, что “Андерсен” — ваша последняя картина.
— Не надо верить всему, что я говорю.
— Вы пишете стихи. Почему не сочиняете эпиграммы?
— Это особый жанр. Особый критический поэтический дар.
— А вы кто — лирик? Или вас не стоит класть в какое-то прокрустово ложе?
— Лучше, чтобы меня никуда не клали. И на меня чтобы не клали.
— А ваши фильмы-сказки?
— Я их так никогда не оценивал. Просто мне, очевидно, свойственно доброе отношение к людям. Поэтому в каких-то фильмах это пробивается, а потом говорят, что я снял сказку. Может быть, и так. Потому что мои фильмы не жесткие, не страшные, не кровавые. Они добрые. Хотя как раз сказки бывают всякие, в том числе страшные и злые. Вспомните наши русские сказки. Иногда просто жуть берет!
— Андерсен — это из детства?
— Конечно, я читал его сказки в детстве, но это не то, что сопровождало меня всю жизнь, чтобы я этим мучился, думал постоянно. Нет, у меня много других писателей, которые соответственно моему меняющемуся возрасту вытесняли Андерсена. Но память о нем у меня существовала всегда и именно как о добром сказочнике. А ведь у него были и страшные сказки, например, о большом и маленьком Клаусе. Большой Клаус не любил пономарей, и, когда он уходил из дома, его жена приглашала пономаря, начинала его угощать пирогами, винами. Но это иносказание. А смысл в том, что, наверное, пономарь ухлестывал за женой Клауса. Только Андерсен об этом не писал. Если бы я снял эту сказку, то показал бы все, что думал Андерсен на самом деле.
— Но вы-то пошли дальше. Ведь в сюжете про свинопаса говорилось только о ста поцелуях принцессы, а вы зачем-то придумали еще “кое-что”. В сказке этого же не было…
— Конечно, не было, но и время было другое. Сейчас это естественно. Просто Андерсен остановился, не дошел до конца. Он и в жизни-то своей не дошел до конца. А я уже живу в другом веке и понимаю то, что Андерсен хотел сказать. Он ведь очень смягчил свою автобиографию “Сказка моей жизни” — она очень добренькая и сладенькая. Так что мне приходилось додумывать за автора, расшифровывать его намеки.
— А вам скажут, что это приманка для того, чтобы зритель клюнул.
— Но это лишь один из эпизодов фильма. Моя картина не рассчитана на сексуально озабоченных зрителей.
— По жанру ваш фильм — притча?
— Кинодрама. Меня всегда ругали за смешение жанров. После “Берегись автомобиля”, который сейчас считается классикой, была разгромная статья “Три жанра в одной комедии”. Меня обвиняли, что я совместил несовместимое. Тогда я это сделал бессознательно. А в “Андерсене” — сознательно. Кое-кто говорит: эклектичный фильм! А разве жизнь не эклектична? Я всегда делал то, что хотел. Помню, как меня ругали за то, что в “Иронии судьбы” я отправил Яковлева в пальто под душ. Говорили: это нереально, так не бывает. Выясняется, что бывает еще и не такое.
“Счастливый неудачник”
— По-вашему, Андерсен — несчастный человек?
— Одно из названий у меня было — “Счастливый неудачник”. Очень точное выражение. Он был счастлив в своем писательстве, хотя не в том виде литературы, в каком хотел. Как романист и драматург он забыт. Он написал много романов — я их читал, они не очень удачны. А от его пьес вообще зубы ломит. От Андерсена остались лишь сказки, хотя он считал их побочным продуктом. Но они его и прославили.
— Значит, жизнь без любви касается только его интимных отношений?
— По-настоящему он был три раза влюблен. Первая его девушка вышла замуж за сына аптекаря, потому что Андерсен был нищим студентом, ничего собой не представлял. Второй раз он влюбился в дочку его же благодетеля, но никогда в этом не признавался. Она вышла замуж за адвоката. Ну а потом Андерсен полюбил великую шведскую певицу Йенни Линд. Она преклонялась перед ним как писателем, но не более. Я думаю, у него были проблемы с женщинами. Про него рассказывали, что он ходил в публичные дома и разговаривал со шлюхами о смысле жизни. В то время было очень много проституток, и никакой проблемы потерять невинность не было. Но Андерсен почему-то этого не сделал. Может, он был брезглив. Я говорил с директором музея Андерсена в Оденсе, и он утверждал, что у великого сказочника никогда не было полового акта с женщиной. Но это меня не интересовало. Андерсен был человек очень сложный. С одной стороны, чистый, а с другой — тщеславный, слезливый, самолюбивый. Но добрый. Потому что он не озлобился на мир, от которого испытал такое количество унижений, побоев в прямом и переносном смысле. За это его Бог и простил.
“У меня замечательный характер”
— Про Андерсена вы рассказываете с таким удовольствием. А про себя можете сказать: какой вы?
— А при чем здесь я? У меня замечательный характер. Замечательный! Я все время чувствую, что у меня в области лопаток что-то чешется, ощущение, что там крылья растут. Да, я вспыльчив, но быстро отхожу. Да, у меня хороший аппетит, но это признак здоровья. А так я больше ничего не знаю за собой, никаких грехов.
— И где же критический взгляд на себя?
— Это у меня есть. Когда я смотрю снятый мною материал, то гляжу на него так, как будто его снял мой злейший враг. Я очень слежу за своим старением и, как только почувствую, что не пригоден к работе, тут же уйду. Но я борюсь. Каждый день обливаюсь холодной водой, делаю часовую зарядку.
— На голове не стоите? Сейчас это модно.
— Ну я не собираюсь же ставить рекорды. Просто мне нужно выдержать все те нагрузки, которые на меня выпадают во время съемок и всего остального.
— А ваш предыдущий фильм “Ключ от спальни” сделал ваш злейший враг?
— Это очаровательная картина. Некоторые свои фильмы я не люблю, а к этой отношусь как к любимому ребенку. Но ее мало кто видел. А вот “Ирония судьбы”, “Берегись автомобиля”, “Вокзал для двоих” замечательно живут. Они как преуспевающие взрослые дети, я совершенно не переживаю за их судьбу.
“Могу убить словом”
— Про некоторых прекрасных режиссеров говорят, что в молодости и в среднем возрасте они снимали великолепные фильмы, но когда приблизилась старость… Называют Гайдая, Данелия…
— …и меня. Но я так не считаю. Важно самоощущение. У меня есть фильмы менее удачные, есть более удачные, но неудачных нет ни одного.
— “Ирония…”, “Вокзал…” — этих ваших успешных детей вы родили в советское время, которое чувствуется буквально на кончиках пальцев. А нынешнее время вы понимаете?
— Я горжусь фильмом “Старые клячи” и считаю его одним из своих лучших, хотя и снимал его уже после распада Советского Союза. Как ни парадоксально, но так же думает и публика. Но и у “Старых кляч” не очень хорошая прокатная судьба. Только я уже в этом не участвую, хотя надо бы. Но так не только у меня. Я видел дивный фильм “Не валяй дурака” режиссера Чикова, там играют Евдокимов, Остроумова, Золотухин. Это замечательная комедия, одна из лучших, просто потрясающая. Я поразился, как такая жемчужина прошла незамеченной. Разве это справедливо?
— А разве справедливо вам уже в нынешнее время ходить и просить деньги на съемки у всяких банкиров?
— Несправедливо, унизительно и противно. Я прихожу, меня встречают под белы руки, чай-кофе, обязательна фраза “я вырос на ваших фильмах…” А потом денег не дают. И я каждый раз думаю: какие же я дерьмовые фильмы сделал, если на них выросли такие люди — жесткие, сухие и в общем безнравственные. Но я-то знаю, что мои фильмы несли только добро. Все!
— Так ведь искусство не может исправить человека.
— Это правильно и неправильно. В массе не может, но ведь только благодаря искусству существуют отдельные люди, у которых есть совесть и честь. Только благодаря искусству появляются новые творческие великаны. И я это знаю отнюдь не по себе, а по многим другим людям. Вспомните Горького, который говорил, что всем лучшим в себе он обязан книге. Сейчас это кажется издевательской фразой, потому что люди ничего не читают. Им, конечно, лучше трахнуть барышню или выпить как следует. Это, разумеется, тоже неплохо, но не в том вся жизнь.
И сейчас есть прекрасные люди. К сожалению, их меньше, чем раньше. “Пока сердца для чести живы, мой друг, Отчизне посвятим души прекрасные порывы”, — писал один очень неплохой поэт. Но сейчас, что такое Пушкин для нашей культуры, знает лишь жалкая кучка интеллигентов. Я сделал картину “Андерсен”, понимая, что половина населения даже не знает, кто это. Людей зомбируют, превращают в манкуртов (думаю, слово для большинства неизвестное), поэтому сейчас нужно заниматься активным просветительством.
— Но ведь понятие чести со временем меняется.
— Это для вас, а для меня нет.
— В XIX веке за оскорбление вызывали на дуэль, а сейчас люди стерпят, утрутся и пойдут дальше.
— Раньше просто были другие правила. Действительно, человек за оскорбление мог бросить перчатку и поставить себя под пули или убить противника.
— Раньше под оскорблением подразумевалось другое. Если сейчас при вас оскорбят женщину, вы если не на дуэль, то в морду дадите?
— Я нахожусь в такой среде, где при мне ни один человек не оскорблял женщину, а уж если оскорблял, то я давал ему отповедь. Но в ход кулаки не пускал. Мог убить словом, шуткой, остротой. Меняются правила, но понятие чести остается.
“Не кидайте камни вместе со всеми”
— В фильме “Вокзал для двоих” Ширвиндт поет песню на ваши стихи “Не бойтесь жизнь переменить”. Мне кажется, для вас это очень важно.
— Конечно. Вот в “Андерсене” он приходит в Копенгаген, и на его глазах происходит еврейский погром. Все кидают камни в окна еврейских домов, и он тоже. Потом его спрашивают: “Зачем ты это делал?” “Все кидали, и я кидал”, — отвечает Андерсен. Так вот не надо кидать камни вместе со всеми...
У меня все фильмы разные, в каждом из них я проживаю новую жизнь. Значит, по меньшей мере я прожил уже 26 жизней. Конечно, кроме своей собственной.
— Полное название вашего последнего фильма “Андерсен. Жизнь без любви”. Так ведь многие сейчас так и живут, несмотря на то что у них есть семьи.
— Мне кажется, настоящая любовь дается очень немногим. Это дается от Бога, от тонкости кожи, от умения чувствовать. У кого-то, может быть, благодаря музыке или живописи. Конечно, большая часть людей случку считает проявлением любви. Или принес муж домой зарплату или не принес, изменяет или не изменяет. Это считается критерием любви, а на самом деле любовь — нечто особенное, когда человек может пожертвовать для другого всем, включая жизнь. А люди об этом даже не догадываются.
— В сериале “Брежнев” Леонид Ильич спрашивает Суслова: “Ну а на отдыхе ты свою жену петушишь?” “Нет, я ее уважаю”, — отвечает Суслов. Уважение — не любовь?
— Я рад за Суслова, что он уважал свою жену. Для него и этого много. Сам я с Сусловым лично не соприкасался, но натерпелся от него немало. И не только от него.
— Когда в фильме “О бедном гусаре замолвите слово” герой Басилашвили играл сотрудника, “певца” 3-го отделения, все сразу поняли, что вы говорили о кагэбэшнике.
— Да. Тогда это был смелый гражданский поступок. А сейчас гражданский поступок заключается в чем-то другом.
— В чем?
— А вы как считаете?
— Мне кажется, сейчас, как и в любые времена, важно быть самим собой, оставаться внутренне свободным, иметь свое мнение и стараться по возможности его высказывать.
— Умница! Все, что вы сейчас сказали, относится, думаю, и ко мне. Всем этим, мне кажется, я обладаю. Я остаюсь самим собой и живу по законам совести.
Александр МЕЛЬМАН