Былое и бумы

Русские в Берлине: на фестивале показали картину Алексея Германа-младшего «Под электрическими облаками» и скандальный фильм Питера Гринуэя «Эйзенштейн в Гуанахуато»,
Кадр из фильма «Эйзенштейн в Гуанахуато» © Berlinale

В последние годы Берлинале превратился в фестиваль «маленьких людей». «Золотых» и «Серебряных медведей» отсюда увозили камерные истории. Вот женщина из бывшей Югославии, которая никак не может наладить мирную жизнь, вот сборщик металлолома, которому не хватает денег на операцию для жены, вот турецкий мальчик, потерявший отца, вот иранская пара, подающая на развод, - фильму про нее в итоге достанется «Оскар». Все это – реальность, и авторы пытались запечатлеть ее со всей возможной достоверностью. Однако нынешний фестиваль взял совсем другой курс. В конкурсе – не этюды, а монументальные полотна, перегруженные символами и метафорами и часто тонущие под их тяжестью.

Все началось с «Рыцаря кубков» Терренса Малика – очередной видеоинсталляции, которая продолжает линию, начатую «Древом жизни» и «К чуду». Это фильм, снятый из нирваны. В нем нет сюжета, нет характеров, нет линейного движения: волшебная камера Эммануэля Любецки постоянно кружится, делая паузы лишь для прыжков в бассейн. Картина поделена на эпизоды, которые носят названия карт Таро («Рыцарь кубков» - тоже оттуда), но даже опытная гадалка едва ли сможет связать эти заголовки с происходящим на экране.


Кадр из фильма «Рыцарь кубков» © Dogwood Pictures

Герой Кристиана Бэйла с одним и тем же отстраненным выражением лица бродит по улицам Лос-Анджелеса, встречая по дороге то бывшую жену Кейт Бланшетт, то Фриду Пинту, то Натали Портман. Закадровые монологи обрушиваются на зрителя ничего не значащим потоком высокопарных слов, все залито солнечным светом, по небу плывут облака и самолеты. Один из самых выдающихся режиссеров современности, кажется, окончательно превратился в троянскую Кассандру: он говорит с публикой на языке, которого она не понимает, и показывает ей образы, которые она не может расшифровать. Проклятие Аполлона – страшная вещь.

Назад в будущее

С «Рыцарем кубков» удивительным образом рифмуется единственный российский участник конкурсной программы. «Под электрическими облаками» Алексея Германа-младшего – это тоже разбитая на главы поэма, которая нуждается в толковании. Действие семи новелл разворачивается в 2017 году (дата знаковая – сто лет после Октябрьской революции) на замороженной стройке, начатой недавно погибшим олигархом. Из густого белого тумана, покашливая и сморкаясь, поочередно выходят наследники усопшего, работавший на стройке киргизский гастарбайтер, укрывшиеся в здании наркоманы, музейный работник и печальный архитектор с необычным родимым пятном.


Кадр из фильма «Под электрическими облаками» © Berlinale

Здесь, в отличие от Малика, все прозрачно, по крайней мере для российской аудитории. Место, где царит вечная зима, где вещи постоянно ломаются, а люди простужаются, где каждый новый хозяин начинает новую стройку, круша исходный фундамент, где великая культура вечно борется за выживание, - а ну-ка, ребята, угадайте с трех раз, где искать его на карте мира? И эти неприкаянные герои, за спинами которых прячутся тени других персонажей, от слишком умного студента с топором до трех тоскующих по Москве сестер, - они тоже не равны самим себе, они ходячие архетипы, на которых стояла и стоит та самая страна. Германа, конечно, еще не раз проклянут за эту картину – столь амбициозных замыслов в России не прощают, тем более сыновьям великих отцов, - но как же здорово, что у нас все-таки остался один режиссер, который не боится говорить стихами.

Круговорот крови в природе

Если судить показанное в конкурсе кино по географическому принципу, то больше всего виртуальных зрительских баллов достанется Латинской Америке. В программе – сразу два сильных чилийских фильма, и любой из них имеет отличные шансы на главные призы фестиваля. «Перламутровая пуговица» именитого документалиста Патрисио Гусмана – философский трактат об истории Чили, в котором рассказывается о том, к каким последствиям приводит страну однажды пролитая кровь.


Кадр из фильма «Перламутровая пуговица» © Berlinale

Путешествие начинается в Патагонии, где в гармонии природой с древнейших времен жили местные индейские племена. «Как будет на вашем языке «бог»?» - спрашивает режиссер у пожилой индианки. Та в ответ только морщит лоб: «Бог? Такого слова у нас нет». Их мир разрушили колонизаторы, которые последовательно отобрали у коренных народов сначала землю, воду, а потом и саму жизнь. Одного из дикарей в обмен на перламутровую пуговицу вывезли на год в Англию, откуда он вернулся уже совсем другим человеком – потерявшим покой, отравленным цивилизацией. Много лет спустя кара за эти преступления обрушилась на чилийцев в виде диктатуры Пиночета. Врагов режима топили в океане живьем, привязав их тела к железнодорожным рельсам. Когда рельсы наконец были подняты на поверхность, от людей остались одни пуговицы.

С подавленными травмами, личными и историческими, имеют дело и герои «Клуба» Пабло Ларраина, претендующего на звание самого самобытного фильма Берлинале-2015. В центре сюжета – необычный пансионат для священников-расстриг, за которыми смотрит бывшая монашка. Святые отцы коротают время за вином и собачьими бегами и в целом наслаждаются жизнью, пока у порога не появляется лохматый юродивый, оповещающий всю округу о подробностях своего растления: в детстве его изнасиловал священник-педофил.


Кадр из фильма «Клуб» © Fabula

Это удивительное кино. Захватывающее, как хороший детектив, пронзительное, как тонкая психологическая драма, смелое, как громкий социальный манифест. Ларраин рассказывает историю о преступлении, наказании и искуплении на самом очевидном и в то же время самом «скользком» материале: люди, возомнившие себя наместниками бога, как известно, плохо переносят критику. Но и здесь скрыт хитрый трюк. Картина, начавшаяся с антиклерикального пафоса, завершается неожиданным библейским финалом, дарящим спасительную надежду.

Гений вместо

«Эйзенштейн в Гуанахуато» Питера Гринуэя – воплощение самых страшных кошмаров депутата Милонова. В одной из первых сцен фильма обнаженный советский режиссер ведет диалог со своим детородным органом. В следующей – громко кричит под гулкими сводами мексиканского подвала свое имя: «Сергей!» Эхо отвечает ему односложным окончанием. Когда герой теряет девственность со своим смуглым провожатым, любовник втыкает ему в задний проход красный флажок. «Зимний дворец пал», - со вздохом констатирует Эйзенштейн.

В одном из фестивальных интервью Гринуэй заявил, что во втором фильме «Рукопожатие Эйзенштейна», для которого он запрашивал архивные материалы в российском Госфильмофонде, тема нетрадиционной сексуальной ориентации отсутствует. Но только кто ж ему теперь поверит? Самое главное снято и показано. Берлинская картина вряд ли появится в ближайшем будущем в российских кинотеатрах.

Между тем, если отвлечься от скандала, то обнаружится, что «Эйзенштейн в Гуанахуато» - тоже больше, чем частная история о путешествии в Мексику, больше, чем биография знаменитости. Эйзенштейн для Гринуэя – не застывший голем, не памятник и не портрет из «Википедии». Он фрик, автор эротических рисунков (к слову, абсолютно реальных), обладатель красного паспорта новорожденной страны, так и не повзрослевший ребенок. Он символ той эпохи, когда диковинкой и terra incognita был и сам кинематограф, он и есть кино как вечная игра и вечное хулиганство. «Скажите мне, как получилось, что в России до сих пор не было снято ни одного хорошего фильма о Сергее Эйзенштейне?» - спросил режиссер на пресс-конференции. И действительно, как? Не дает ответа.


Кадр из фильма «Эйзенштейн в Гуанахуато» © Berlinale
Автор
Ксения Реутова
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе