Александр Адабашьян: «В нашем детском кино наживой не пахнет»

Александр Адабашьян причастен к созданию многих культовых фильмов. 
В одних он выступал как сценарист, в других — ​как художник-постановщик, в третьих — ​как актер, четвертые снимал сам.
Фото на анонсе: Вячеслав Прокофьев/ТАСС


А бывало, существовал в картине сразу в нескольких ипостасях. Адабашьян и сегодня активно работает, но главной его заботой стало… кино для детей. «Культура» встретилась с Александром Артемовичем в преддверии открытия Большого детского фестиваля, где он курирует кинематографическое направление.


Фото: Кирилл Каллиников/РИА Новости


культура: Как Вы попали в орбиту БДФ? 

Адабашьян: Мне позвонил Сергей Безруков — ​мы знакомы давно, еще со съемок «Азазеля». Он решил сделать в рамках смотра нечто вроде секции детского кино. Я с большой охотой согласился, потому что мы с режиссером Анной Чернаковой последние несколько лет снимаем фильмы для юных зрителей, уже третью картину заканчиваем. И основная наша задача сродни той, что ставит перед собой фестиваль: пытаемся в меру отпущенных нам сил вернуть детский кинематограф в то состояние, — ​воспитательное, образовательное, даже, если хотите, идеологическое, — ​в котором он когда-то находился.

Советскую систему модно нынче ругать за «насилие» над творцами. Да, выпускникам Высших режиссерских курсов первую самостоятельную картину предлагали снять для юных зрителей. В результате подобного «диктата» появились, к примеру, «Сережа» Георгия Данелии и Игоря Таланкина, «Друг мой, Колька» Александра Митты и Алексея Салтыкова. Впоследствии эти режиссеры, создававшие прекрасные фильмы для взрослой аудитории, возвращались в детское кино уже по собственной воле: Данелия снял «Совсем пропащий» и был худруком на картине Михаила Пташука «Про Витю, про Машу и морскую пехоту», а Митта — ​«Точка, точка, запятая…» и «Сказку странствий». Владимир Меньшов — ​автор не только фильма «Москва слезам не верит», но и ленты «Розыгрыш». Эти картины, как и множество других, до сих пор считаются классикой детского кино.

культура: К сожалению, сплошь и рядом можно видеть ребят с планшетами в руках, на экранах которых отнюдь не «Кортик» с «Бронзовой птицей» и не «Два капитана». Да даже не «Гостья из будущего» или «Приключения Электроника». 

Адабашьян: Что смотрят дети — ​целиком на совести родителей. Можно накачать в планшет всякой модной чепухи и сунуть в руки своему чаду, чтобы оно не мешало жить беззаботно. Воспитание требует ежедневного напряжения. Причем успеть вложить в ребенка все самое важное нужно, пока он лежит поперек кровати. Потом — ​поздно. Он уже сам будет выбирать жизненные правила и ориентиры. Интернет упразднить невозможно, остановить технический прогресс — ​тем более. Моя шестилетняя внучка в компьютере разбирается лучше меня. Так что не в гаджетах дело. Главное, чтобы наши дети умели ими пользоваться без вреда для себя. И зависит это от нас, в том числе и от того, какое кино мы для них выбираем. Фильмы, снятые по книгам Гайдара, Каверина, Крапивина, Рыбакова, живы до сих пор. И пока ничто из созданного сегодня до их уровня, увы, не дотягивает.

культура: Но для фестивальной программы что-то достойное наверняка нашлось. 

Адабашьян: «Домовой» Евгения Бедарева — ​хорошая картина с большим количеством качественных спецэффектов и, что еще важнее, с позитивным зарядом. «Сестренка» Александра Галибина по повести Мустая Карима «Радость нашего дома». «Команда мечты» Филиппа Абрютина и Максима Зыкова. Возможно, этот список пополнится еще и «Последним богатырем» Дмитрия Дьяченко. Вне конкурса будет показан «Собачий рай», снятый Анной Чернаковой по моему сценарию, а заодно мы представим тизер ленты, работу над которой сейчас заканчиваем — ​«Про Лёлю и Миньку» по детским рассказам Михаила Зощенко. Программа, как видите, небольшая, но выбирать особенно не из чего — ​фильмов для детей выпускается мало, поскольку денег на них раздобыть практически невозможно.


«Домовой»


культура: Стоит задавать «наивный» вопрос — ​почему? 

Адабашьян: И так понятно — ​не дают. Ведь тут наживой не пахнет. В одном ток-шоу некий молодой человек орал на всю студию: «Оставьте эти разговоры о нравственности! Сейчас другое время — ​капитализм. Чтобы выжить, надо уметь зарабатывать, наживать капитал!» Слово «нажива» для него имеет позитивную коннотацию. А то, чем мы занимаемся, прежде называлось планово-убыточным предприятием. На детскую картину не дают — ​с нее не то что прибыли не получишь, можно и вложенное не вернуть. Владельцы телеканалов понимают: внутрь подобной ленты не запихнешь дорогую рекламу — ​энергетиков, крутых тачек или средств для потенции. А фильмы без рекламы им неинтересны. Специализированных кинотеатров для юных зрителей нет. «Взрослые» не горят желанием ставить наше детское кино даже в утренние часы: очередной блокбастер можно крутить целый день, практически не меняя цену билетов, а на детские сеансы она должна быть намного ниже, и это недополученная прибыль.

культура: То есть все упирается в прокат? Вернее, в его отсутствие? 

Адабашьян: Он принадлежит нашим «заокеанским партнерам», которые все ловко и быстро скупили в те времена, когда это было не просто возможно, а горячо приветствовалось. Считалось, рука рынка расставит все по своим местам. Вот она и расставила. Представьте: мы не кино снимаем, а, скажем, занимаемся сельским хозяйством. Спорим, какой сорт репы будет лучше расти в наших условиях. При этом известно: никто нас на рынок не пустит — ​там стоят господа с репой, привезенной с другого конца земли, а потому куда более дорогой, чем наша. Максимум они позволят нам постоять в пятницу с семи до восьми утра за маленьким прилавочком, продавая нашу репку по той цене, которую они продиктуют.

культура: Но беда ведь еще в том, что с экранов в зрительные залы льются потоки откровенной пошлости. 

Адабашьян: Да, Тарантино, считающий насилие «всего лишь» кинематографическим приемом, у нас теперь классика. Он методично внушает: смерть — ​это очень весело. Его последняя картина — ​«Однажды в… Голливуде» — ​лихо сделана. В финале настоящая бойня, «крутое мочилово», вызывающее в зале хохот и аплодисменты. И так из фильма в фильм. Если у Достоевского в «Преступлении и наказании» смерть двух старушек становится поводом для исследования недр души убившего их человека и превращается в толстенный роман, то сегодня три-четыре десятка смертей — ​лишь возможность посидеть с попкорном в темноте и нескучно провести время. Происходящее на экране не вызывает ни ужаса, ни хотя бы элементарного сочувствия. Погибающие персонажи не воспринимаются как живые люди. Они — ​марионетки сюжета. И зритель, особенно молодой, начинает так же относиться к тем, кто его окружает в реальной жизни. А потом удивляются, когда подросток берет ружье, приходит в школу и начинает палить без разбора. У него в голове крутится «кино»: сбежится пресса, появятся его фото в газетах, посыплются «лайки» на страницы в соцсетях, и вот он в одночасье герой.


«Сестренка»


культура: Очередное поколение, которое мы потеряли? 

Адабашьян: Не хочется выглядеть пессимистом, но пока не очень получается. Вот вполне свежий пример. Тюнингованная дама «газпромовского формата» привела к нам на кастинг мальчика. Он ходит в какую-то театральную школу, за большие деньги чему-то учится. Спросили, что знает о Петре I. Услышали: «Он, кажется, основал город Петропавловск». Через какое-то время заходит другой мальчик, видимо, успевший пообщаться с первым и порыться в интернете. И в ответ на вопрос о Петре рассказывает, как прочитал интересную книжку про одного парня. Дальше цитирую почти дословно: у героя умерла невеста, он «наехал» на памятник Петру, тот за ним погнался, и еще там случилось наводнение. Когда эрудированного отрока спросили, в стихах или в прозе была прочитанная им книжка, он сказал, что не помнит, кажется, в прозе. В коридоре мальчика ждала такая же свежеоттюнингованная мама. Услышав рассказ сына, попросила кинуть ей ссылку на такую замечательную книжку — ​тоже хочет ее прочитать. Если серьезно — ​образование на грани катастрофы. Пусть не все эти мальчики станут учителями, но большинство из них будут родителями, и не трудно представить, как они воспитают своих детей. У Сергея Михалкова есть замечательная фраза: «Сегодня — ​дети, завтра — ​народ». Я не говорю, что ситуацию можно переломить только с помощью кинематографа, мы просто пользуемся теми рычагами, которые у нас есть.

культура: На закрытии прошлого фестиваля театрам вручали премии за лучшую постановку по классике. Есть шанс перенести этот опыт на кинематографистов? 

Адабашьян: Театрам проще — ​им не надо думать, где показывать спектакль. Вот если бы они жили по тем же правилам, что кинопрокат, то есть на российских сценах шли постановки иностранных режиссеров, в которых бы играли исключительно заграничные артисты, думаю, возникли бы проблемы с детскими спектаклями. На Бродвее постановку крутят восемь раз в неделю, включая утренние представления по выходным. Классика, в том числе и детская, тот ресурс, на котором можно было бы выехать кинематографу, ведь современная литература ничего сопоставимого по уровню предложить пока не может.

культура: Потому Вы и обратились к творчеству Зощенко? 

Адабашьян: «Лёля и Минька» — ​наша третья картина с Аней Чернаковой. Сейчас идет монтаж и озвучание. Месяца через три, думаю, закончим.

культура: Значит, к Новому году ее увидят зрители? 

Адабашьян: Не увидят! Как и две предыдущие наши работы — ​«Собачий рай» и «Жили-были мы». Хотя они даже на фестивали ездили и получали какие-то награды. У нас снимаются прекрасные артисты, соглашающиеся на более чем скромные гонорары. А потом мы отправляемся в провинцию, пытаемся продвигать эти фильмы. Даже предоставляем право проката в регионах за символическую плату, чтобы ленту могли увидеть и в небольших населенных пунктах, где нет кинотеатров. В некоторых областях возрождают старые добрые кинопередвижки. В Курской, например, очень энергичные люди этим занимаются. Но пока все очень локально.


«Собачий рай»


культура: И сильно зависит от доброй воли конкретных региональных чиновников? 

Адабашьян: Где-то нас понимают и готовы помочь фильмам добраться до зрителя, а кому-то совершенно наплевать. Кино — ​дорогостоящее удовольствие и может существовать только в режиме индустрии, поскольку в съемках занято неимоверное количество специалистов высокой квалификации и технических средств. Книжки и сегодня можно писать без компьютера, тем же способом, что Толстой или Мамин-Сибиряк. И для сочинения музыки достаточно обычного рояля. А фильм без техники уже не снимешь. К тому же эта фабрика предполагает не только производство, но и сбыт продукции. А со сбытом все мрачно.

культура: И никаких просветов не видно? 

Адабашьян: Чем дальше, тем сильнее наши «партнеры» здесь укореняются. Чтобы отбить место для отечественного кино, надо их потеснить. Пока это не произойдет, будем снимать либо «фестивальные» ленты в духе «Левиафана», либо блокбастеры по голливудским лекалам, которые все равно окажутся слабее «первоисточника». Не перестаю удивляться, почему санкции не коснулись киноиндустрии. Почему нас лишили пармезана с хамоном, а кино оставили? Получается, есть и пить можно не все, а смотреть американские фильмы мы просто обязаны? Я вот думаю, может, обратиться к Трампу с предложением ввести санкции на голливудскую кинопродукцию. Такой «удар» покруче пармезана будет.

культура: Не согласится — ​он слишком большой «гуманист», чтобы пойти на такие варварские меры. 

Адабашьян: А главное, умеет считать деньги. Они вывозят отсюда огромные капиталы. И чем дальше, тем больше. В том числе и полученные от проката фильмов для детей. К тому же эти ленты приносят немалую, так сказать, косвенную прибыль — ​киноперсонажи становятся игрушками, их изображают на тетрадках и ручках, на футболках и ранцах, шьют карнавальные костюмы. У «Диснея» в России есть несколько заводов и фабрик, занимающихся производством всего этого.

культура: Налицо парадокс: американцам выгодно снимать детское кино, а нам нет? Наши предприниматели не могут наладить аналогичный бизнес на отечественном материале, ну хоть на Маше с медведем или на богатырях? Ведь их дети это тоже смотрят. 

Адабашьян: Совсем не обязательно. Их отпрыски учатся, скажем, в Англии. А сами родители со временем намерены отсюда перебраться. Чтобы на старости лет, греясь на солнышке на пороге виллы на Лазурном берегу, с тоской рассказывать, как они полжизни пытались сделать «эту страну» хотя бы отдаленно похожей на «весь цивилизованный мир» и как, к великому огорчению, не получилось. Для них правильное вложение капитала — ​в «Левиафан», а не в детское кино, ведь российские дети — ​будущее в первую очередь самой России.


«Последний богатырь»


культура: Когда у нас начнут снимать фильмы по известному принципу «права или не права, но это моя страна», который американцы используют на всю катушку? 

Адабашьян: Когда такие ленты перестанут быть неформатом. Пока что с подобным сценарием вы денег на производство не получите. Неформат в данном случае — ​это не о прокате. «Левиафан» тоже не прокатная картина. Зато фестивальная. А на зарубежный смотр возьмут кино только про «нехорошую» Россию. Мне тоже не все нравится в нашей действительности. Но, чтобы исправить, надо пахать, а не критику наводить.

культура: Делай что должен, и будь что будет? 

Адабашьян: Скорее — ​неси свой крест и веруй. Из бедственного положения мы начинаем искать выход. Думаю, общими усилиями потихоньку удастся выправить ситуацию. Но для этого, помимо Господней, нужна еще и государственная воля. Надеюсь нас услышат, поймут — ​искусство для детей должно быть государственной стратегией. Аркадий Гайдар в 1930-х написал о себе и своих коллегах: «…жили люди, которые из хитрости назывались детскими писателями. На самом деле они готовили краснозвездную крепкую гвардию». Через десять лет эта гвардия выросла и, когда началась война, спасла не только свою страну, но целый мир. Не думаю, что дети, воспитанные на современных фильмах, готовы кого-то защищать и спасать. Предыдущее поколение, смотревшее такое же кино, уверено: в 41-м надо было сдать Ленинград фашистам.

культура: Вы продолжаете снимать, писать сценарии, рисовать. Что помогает держать планку в творчестве? 

Адабашьян: Очень простое средство. Когда кажется, что хорошо придумал какую-то сцену, и уже где-то вертится известное «ай да сукин сын!», снимаю с полочки первую попавшуюся книгу — ​Тургенева, Толстого, Достоевского. Пролистал две странички и успокоился. То же самое, если нарисовал что-то прямо замечательное — ​я время от времени делаю иллюстрации для журнала «Кинорепортер». Только идешь к другой полочке и снимаешь альбом, скажем, с репродукциями Серова. Помогает моментально.

Автор
Виктория ПЕШКОВА
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе