«Россия — изъеденный червями эшафот»: история одного памфлета

Фрагмент книги Наталии Таньшиной «Русофилы и русофобы».

«Россия в 1839 году» Астольфа де Кюстина стала настоящим бестселлером своего времени и задала во Франции моду на антирусские обличительные памфлеты разной степени сказочности. Об одном из них читайте в отрывке из новой книги историка Наталии Таньшиной, вышедшей в издательстве «Евразия».


Наталия Таньшина. Русофилы и русофобы: приключения французов в николаевской России. СПб.: Евразия, 2020


Некоторые авторы в погоне за популярностью маркиза создавали, как сейчас бы сказали, особо «чернушные» истории о России. Примером такой работы является довольно активно переиздаваемая в наши дни книга Фредерика Лакруа «Тайны России. Политическая и нравственная картина Российской империи», увидевшая свет в 1845 году, всего через два года после публикации работы Кюстина.

Эту книгу можно анализировать с точки зрения двух жанров: как историческую работу и как политический памфлет. С научной точки зрения книга является примером того, как не надо писать историю, а ведь автор претендует на историчность своего труда. У современных французских историков, с которыми мне доводилось беседовать, книга вызывает скептическую улыбку: ведь это памфлет! Если рассматривать книгу как памфлет, то законы жанра соблюдены, и для массы, склонной не рассуждать, а жить чувствами, эмоциями, книга Лакруа — в самый раз! Это броские лозунги, ожидаемые образы, стереотипы и шаблоны, это то, что на Западе привыкли слышать о России.

Однако даже в деле создания одиозного образа важно не переусердствовать, ведь жизнь не бывает либо только черной, либо только белой. Одного серого, как мы знаем, есть целая сотня оттенков, а в палитре Лакруа присутствует только одна краска — радикально-черная, любимый оттенок Кисы Воробьянинова! Его главная и единственная задача — выяснить реальный потенциал России, ее силы и ресурсы, и, прояснив это, снять маску, скрывающую истинные черты и слабости «людей Севера», разоблачить «ловкие интриги» и «наглое шарлатанство» российских властей, показать «весь ложный блеск ее кажущейся цивилизации и деспотичность власти ее правителя».

Лакруа сам не бывал в России, но берется судить о ней по очень широкому кругу вопросов. Буквально на первой странице автор утверждает, что только он провел всесторонний анализ русского общества, прежде всего властных структур, и поэтому только его книга раскрывает все тайны России, проникнуть в которые не удалось даже маркизу Кюстину! Кюстин, по словам Лакруа, создал только набросок России, рассказал лишь о том, что лежит на поверхности: «Он ограничился лишь тем, что описал увиденное во время своего короткого пребывания в Петербурге и Москве, а также в ходе краткой прогулки в Нижний Новгород. Он лишь приоткрыл уголок завесы». Автор же книги «Тайны России», как объясняется в предисловии к этой работе, рисует панорамную картину российской жизни, и не только гораздо глубже погружается в изучаемые вопросы, но пишет о таких сюжетах, о которых даже Кюстин не рискнул сказать. Поскольку все в России зависит от императора, все исходит исключительно от него, необходимо проникнуть в святая святых, в сферы, тщательно скрываемые от иностранных глаз. И Лакруа удалось это сделать. Автор книги, как далее отмечается в предисловии, «вводит читателя в домашний круг русской аристократии и буржуазных семей; открывает двери не только всех публичных мест, но даже тайные двери».

Напуская таинственности, Лакруа сообщает читателю, что его книга написана на основе одного очень серьезного источника, рукописи, переданной ему человеком, долгое время проживавшим в России. Конечно, имя его не может быть предано огласке, а сам он не может опубликовать работу под своей фамилией. Более того, в дополнение к этой рукописи в распоряжении Лакруа оказались некие архисекретные и совершенно неизвестные в Европе документы.

В пропаганде важны повторяющиеся, краткие лозунги, слова-маркеры. Ключевое слово в этой работе — «деспотизм», о чем сразу заявляет автор, и именно исходя из идеи деспотичности власти, он строит свою работу и анализирует все слои русского общества. Первая глава так и называется: «Деспотизм».

Несмотря на интригующее название книги — «Тайны России», все секреты автор раскрывает буквально с первой страницы. Уже из введения мы узнаем про все и всех в России. Правитель — деспот: «Он самодержец, это значит, что только в себе самом он черпает силу и право управлять. Он есть свой государственный совет и свой сенат. Более того, он глава церкви, представитель Бога на земле, он сам почти Бог. Все существует только посредством него и для него. Он может все создать и все разрушить. Он располагает свободой и жизнью каждого из своих подданных. Он ни перед кем не должен отчитываться в своих намерениях и действиях. Он приказывает, и все повинуются. Он наказывает, и все безропотно молчат. С гораздо большим основанием, чем Людовик ХIV, он может сказать: «Государство — это я». Он может даже добавить: „Вся Россия — это я”. Несмотря на законы, защищающие собственность, он может <...> рассматриваться как собственник всего, что есть в империи. Нет законодательных ассамблей, нет советов, утверждавших бы ежегодную сумму налогов. Только император единолично контролирует и распоряжается национальными доходами. В его власти объявлять войну; одного слова самодержца достаточно, чтобы поставить нацию под ружье и заставить ее маршировать против врагов».

Все нити управления замыкаются на личности государя, более того, все сферы жизни им жестко контролируются: «Царь единолично распоряжается внешней политикой империи. Он является источником всех почестей и всех назначений. Все стекается к нему, все замыкается на нем. Армия, флот, народное просвещение — все национальные ресурсы сосредоточены в его руках. Он всемогущ, как Бог. Да что я говорю, он даже больше, чем Бог! Если он захочет, то превратит преступление в благодеяние».

Подданные, понятное дело, предельно развращены деспотичной властью. Дворянство имеет только четыре привилегии: не получать палочные удары; раздавать эти удары; быть подавляемым императором; душить этого самого императора, когда притеснение становится невыносимым (Лакруа, как и Мармье, заимствует этот тезис, по его словам, у русского дипломата князя П. Б. Козловского). Духовенство столь же аморально, как и невежественно. Народ — суеверный, лживый, скрытный, без чувства собственного достоинства, невосприимчивый к издевательствам и преступлениям со стороны деспотичной власти. «Деморализация и рабство доходят у русского народа до таких пределов, что стоит ли удивляться тому, что однажды князь Владимир приказал жителям Киева прийти на берег Днепра и принять крещение, и киевляне безропотно этому подчинились».

И далее по списку: законодательство — запутанное; администрация — продажная и сутяжническая; система народного просвещения — смехотворная; торговля — в состоянии стагнации, армия — полностью лишена военного духа, морской флот — блестящая погремушка в руках шарлатана; финансы — в таком состоянии, что их не спасет и все золото Урала. В области промышленности русские способны только слепо копировать, что не может дать серьезных результатов; сельское хозяйство из-за полного отсутствия путей сообщения находится в плачевном состоянии. В целом — «изъеденный червями эшафот».

Не лучше обстоит дело и в сфере внешней политики. Россия — настоящая «тюрьма народов», стремящаяся к экспансии и порабощению соседей: так происходит в Финляндии, Прибалтийских землях, Польше, на территории Южной Украины, в Крыму и Бессарабии. А по отношению к соседним народам Россия совершает настоящие преступления: «разорванная на куски Персия, расчлененная Турция, медленно убиваемая варварами Санкт-Петербурга; подстрекаемая к восстаниям Греция... дунайские княжества, беспрестанно агитируемые московитскими агентами; 500 тыс. калмыков, вынужденных под страхом наказания покинуть берега Волги. <...> Грузия, украденная царем в тот самый момент, когда она ожидала защиты; герои-поляки, отправленные в Сибирь». А еще «постоянное нарушение или непризнание международных договоров, недобросовестность, притворство, двуличие, жестокость, деспотизм, доходящий до безумия» — вот о чем автор, по его собственным словам, должен рассказать читателю, чтобы показать в истинном свете русскую политику. При этом только с опорой на неопровержимые документы, в том числе впервые вводимые им в научный оборот.

И не пытайтесь найти хоть какие-то добрые слова о России, их в лексиконе автора этой книги просто нет! То есть текст Лакруа — это настоящий русофобский памфлет, содержащий только лозунги, разоблачения и обвинения. И это при том, что автор как раз заявляет прямо противоположное: его книга отнюдь не является легкомысленным памфлетом, она — «серьезная по своим целям и намерениям работа, хотя читается как захватывающий роман»!

* * *

Так кто же он — пропагандист Фредерик Лакруа, в какой «высшей партийной школе» проходил инструктаж? Сведений о нем удалось найти не так много. Он родился на острове Маврикий, предположительно в 1811-м или 1812 году. Был путешественником, картографом, историком, издателем. Являлся главным редактором журнала «Ежегодник путешествий и географии» (Annuaire des voyages et de la géographie), был автором целого ряда путеводителей по французским колониям и городам, представлявшим особый интерес для Франции, в том числе по Константинополю, написал работу, посвященную нравам и обычаям народов мира.

Глубокий знаток Востока и колоний, после Революции 1848 года он стал заниматься делами колониальной администрации в Алжире. 17 марта 1848 года был назначен генеральным директором гражданской администрации в городе Алжире, а 8 февраля следующего года стал префектом г. Алжир. При императоре Луи-Наполеоне был одним из главных инициаторов политики «Арабского королевства», выполнял целый ряд работ по заказу военного министерства, отличался особой арабофилией, его даже называли вождем воинствующих арабофилов. Его программа сводилась к тому, чтобы соединить права и традиции коренного алжирского населения с интересами Франции и иммигрантов, как французов, так и иностранцев. Умер в Париже 17 марта 1864 года (по другим данным — 7 октября 1863 года).

* * *

А теперь давайте перейдем от предисловия, уже все предельно четко объясняющего, к раскрытию «тайн России». По словам Лакруа, российское самодержавие — хрестоматийный пример деспотизма, гораздо нагляднее представляющий его суть, нежели восточные деспотии. По его словам, «если бы во времена Монтескье Россию знали лучше, то вместо того, чтобы изучать мусульманские государства, автор „Духа законов” мог бы проанализировать социальный и политический режим московитской империи, и его умозаключения о деспотическом правительстве оказались бы вне всякой критики, поскольку его теория была бы подтверждена вполне осязаемой реальностью».

Россия, убежден Лакруа, в гораздо большей степени, нежели Персия и Турция, олицетворяет идеал абсолютной власти. При этом российский деспотизм имеет свои ярко выраженные особенности: он опирается на военную силу, поэтому принцип деспотической власти имеет милитаристский характер. Еще одной особенностью российского деспотизма является его статичность, неизменность во времени. Если, по словам Лакруа, в Европе и Америке деспотичная власть изменяется, становится более умеренной в силу смягчения нравов или следования религиозным традициям, то в России все течет, но ничего не меняется, и «ничто не препятствует аллюру самодержца».

При этом, по мнению Лакруа, в России присутствуют все условия для беспрепятственной реализации принципов самодержавного правления: отсутствие традиций, восходящих к католической церкви (с ее претензией на теократию); особенности национального характера и даже климат. При этом деспотичной власти не страшно даже убийство самодержца, поскольку сам принцип правления останется неизменным.

Какие средства имеются в арсенале деспотичной власти? «Пренебрежение индивидуальной свободой, отсутствие интереса к жизни людей, жестокое попрание всех самых священных прав социальной жизни, вероломное применение силы и злоупотребление властью — для деспотизма хороши все средства». Более того, негодует Лакруа, бесконтрольная власть, пресыщенная этими методами, дошла до того, что вторгается в святая святых — в вопросы веры. А это, по словам Лакруа, «преступление против морали, самое мерзкое преступление».

Кроме того, деспотичная власть не гнушается физическими наказаниями, применяя кнут и наказание солдат шпицрутенами: «Если кнут равноценен гильотине, то прогон сквозь строй — расстрелу».

Помимо этого, есть еще палки. Палка, сообщает Лакруа, «это l’ultima ratio (решительный довод — Н. Т.) в отношениях между людьми; всякий дворянин или офицер имеет право бить кого-нибудь». То есть, если, по Кюстину, русский не выходит из дома без топора, то, по Лакруа, — без палки как орудия наказания. На мой взгляд, здесь Лакруа сознательно использует термин «палка» (le baton), хотя, конечно, речь идет о трости (la canne). Трудно вообразить петербургского франта, отправляющегося на променад по Невскому проспекту с дубиной в руке, а вот с элегантной тростью — запросто, тем более что трость тогда была непременным аксессуаром денди, достаточно вспомнить знаменитую трость модника Бальзака! Но можно сказать: трость, а можно: дубина — и, на мой взгляд, Лакруа сознательно идет на эту подмену понятий.

По его словам, палка настолько вошла в привычки русских дворян, что они не знают другого метода наказания или мести, причем применяют ее по самому ничтожному поводу, наказывая за проступки и оскорбления самые банальные. При этом уровень образования никак не влияет на использование такого «воспитательного средства», поэтому «русские самого серьезного образования и прекрасных манер не являются исключением». В качестве примера он приводит историю графа Н. П. Панина, вице-канцлера императора Павла, который якобы как-то приказал своим крестьянам хорошенько проучить учителя-француза, поймать его и исколотить. При этом, подчеркивает Лакруа, «граф Панин был, однако, человеком просвещенным, одухотворенным, проникнутым философскими идеями и кажущимся человеком весьма либеральных взглядов. Но он был, прежде всего, русским, а для русского дворянина палка, используемая по отношению к нижестоящему, является самым естественным аргументом».

При этом наказания — это «практический инструмент» деспотической власти. Они применяются для того, чтобы «все сгибались, подчинялись и покорно склонялись перед высшей волей — такова единственная аксиома русских».

То есть если первое впечатление от этой книги — злобный пасквиль, то дальше читатель просто цепенеет от ужаса. И если он, читатель, эту книгу прочтет, то никогда не захочет оказаться в России, по отношению к которой у него могут возникнуть только два чувства: презрение и страх. Но задача автора книги — развеять страх перед Россией, показать ее бессилие и при этом оставить огромное чувство презрения. Чтобы сразу не запугать читателя насмерть, Лакруа милосердно сообщает, что об этих жестокостях и пытках, обо всем этом «варварском законодательстве», он узнает в главах, посвященных Сибири, правосудию, Польше, крепостному праву, армии, императору и его семье — то есть во всех главах книги.

Автор
"Горький"
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе