Событие (повесть)

/.../ Работа не прекращалась никогда. Никто и не задумывался над тем, когда она началась и когда закончится. События происходили ежесекундно. Непосредственно с каждым человеком работало семь ангелов первого неба. Их называли Исполнителями. На втором небе редактировали сценарий События и утилизировали испорченные варианты ( дождь – град – снег). На третьем небе находился специальный отдел по отбору кадров для работы на земле. Здесь же была школа Свидетелей и Контролёров. Четвёртое небо было творческим: сочинители,  комментаторы, композиторы, художники – одним словом, небесная богема. Самым таинственным, а значит, и тёмным было пятое небо. Там рождались молнии и громы. Туда ссылали провинившихся ангелов. Шестое небо – вершина ангельской карьерной лестницы. Всякий, кто выбивался в Советники, получал великолепный участок шестого неба. Там не работали. Там по-настоящему жили. Рядовые ангелы именно это небо называли седьмым, завидуя тем, кто там уже жил.

Хозяином седьмого неба был Вершитель. Его никто не видел и не слышал. Он находился в каждом и во всём. На него ссылались, им прикрывались, с его именем вставали и ложились, ему жаловались и обещали измениться, его любили и постигали...

Но были и такие, кто в него не верил. Сомневался. В редкие минуты покоя они выдумывали своих вершителей, но уже с маленькой буквы. /.../

СОБЫТИЕ

ГЛАВА 1

Часы и телефон

В их сути сокровенной –

И фабула и фон

Для драмы современной.



 Ю. Левитанский



Конечно, я не должен был звонить. Ведь всегда знал, что ненавижу этот вид связи. И только тогда, когда не звонить уже нельзя, подхожу к этому самодовольному чудовищу и признаю своё поражение. Как я презираю себя в эту минуту!

Но звонить Мишке уже совсем не в МОЙ ГОРОД,   в совершенно другую эпоху, меня никто не заставлял.

И день выдался на удивление благостный. Всё располагало к лёгкому безделью: и то, что я не пошёл в этот день на работу (государственные учереждения бастовали), и то, что накануне вечером мы помирились с женой (ссорились из-за фильма, который смотрели по телевизору), и то, что с самого утра не по-средиземноморски пахло осенью...

И так медленно, знаете, ногу из-под одеяла вытаскиваю, согретую за ночь, и начинаю по-детски глупо улыбаться. Там, в саду, птицы важным делом заняты. Чирикают.

А за садом начинается не моя жизнь. Сегодня ни за какие коврижки в эту жизнь проникать не стану. Про это я тоже с улыбкой подумал. И ногу опять под одеяло спрятал.

Вот как раз тут меня и прихватило. Будто кольнуло что-то под лопаткой.

Этот бесёнок изредка появлялся, чтобы корректировать мои поступки. Почти никакой силы он не имел, разве что иногда выковыривал из моего сознания воспоминания, которые я без особого шума прятал в самый далёкий угол. Игра с бесёнком не доставляла мне удовольствие, но подчас бодрила. Я совсем не предполагал, что в такой чудесный осенний день мне придётся стать подсудимым. Расслабленный организм потерял способность защищаться, и я выслушал бесёнка, не прекращая игры.

(Примечание для таких же олухов, как я. Любые игры с бесёнком опасны! Не тешьте себя сознанием своего превосходства! Бороться с тем, что сидит в тебе, своего рода извращение. Здесь нужно действовать так:а) притворитесь, что попались на его удочку;б) следите за каждым его движением;в) и, когда он уже будет праздновать победу над вами, пользуясь преимущестом первого "Я", засуньте его в одно из мест, близких к органам выделения). 

Ничего этого я, конечно, не сделал.

- Поразительно, насколько уже немолодые мужчины легко впадают в детство! – Пока этот голос скорее походил на эхо, парировать реплики было не трудно.

- Молчите, ваше утробие! Мне сегодня не до вас.

- Смотрите, как мы заговорили!? Валяться в постели, любуясь волосатой ногой, - это нам запросто! Слушай! Мне только что в голову пришло: просто ты больше ничему уже и радоваться не можешь!

- Это... это, знаешь, чёрт-те на что похоже... – Начинаю жалеть, что эта гадость во мне не имеет зримого воплощения.

- Так "да" или "нет"?

- О чём ты? Ну, можно хоть в такой день заткнуться на пару часов? А лучше вообще исчезнуть. Эти диалоги, в конце концов, приведут меня в сумасшедший дом.

- Ладно, умолкну на время, чтобы ты себя в порядок привёл... Признайся всё-таки: крыть нечем?!

- Заткнись!

- А почему бы тебе Мишке не позвонить?

Я уже отрывал голову от подушки и прикидывал, куда можно податься до прихода жены.

- Мишке? Какому Мишке?



Мишек в моей жизни было немало. Но только один ещё окончательно не исчез. Мы учились в одном институте, в одной группе. Нас связывало многое. Прежде всего то, о чём с годами вспоминать совсем не хочется. Если я, начиная с призывного возраста, был невзрачным и из всех женщин интересовал разве что маму и сестёр, то Мишка не мог быть не замеченным. И женщины, и мужчины одинаково быстро подпадали под его обаяние, каждому нравилось в нём то, что подчас не поддавалось описанию. Если не считать шикарных смоляных волос и огромных чёрных глаз с чуть выпуклыми глазными яблоками, то, на мой взгляд, Мишкина внешность ничем не должна была привлекать. Но приходилось много раз убеждаться  в обратном.

Девицы липли к нему, возбуждая и мою зависть. Друзей и приятелей мужского пола у него было полгорода. Я удивлялся, как его хватало на всех. Но, как ни странно, женился Мишка первым. Её звали Машка. Она была красавицей...



Без особо резких движений с полуулыбкой на лице я выполнил все утренние процедуры, не обращая внимания на их последовательность. И только когда пошёл в ванную второй раз чистить зубы, заволновался. Что-то было не так. Я хорошо себя изучил: если появлялся бесёнок, если всё складывалось будто хорошо и можно  было не поминать всуе ни бога, ни дьявола, значит, вот-вот даст о себе знать какая-то трещинка. Она уже существовала. Просто я не знал где.



" Ну почему я должен звонить Мишке? – спрашивал я себя с тайной надеждой услышать голос бесёнка. – Недели две назад он звонил мне. О чём мы говорили? Да о глупостях всяких. "Съели" одного модного писателя. О детях говорили много. Будто нехотя хвастались их успехами. По-мужски пыжились, вспоминая студенческие проделки. Он ещё, стервец, вспомнил Наташку. Крепость, которую безуспешно пытались взять многие, даже он, Мишка. А она почему-то влюбилась в меня... Никак не могу вспомнить её лица. Ничего, кроме имени... Я, признаться, так и не понял, зачем он звонил. Во вяском случае, не с праздником Великого Октября поздравить..."



Вместо завтрака, который ещё с вечера виделся мне обильным и сытным, я ограничился чашкой крепкого кофе. Сел у окна. Вид у меня, наверняка, был совершенно идиотский. Вот оно как бывает в жизни: быть хоть один день счастливым человеку нельзя. Ну, нельзя - и всё тут!



Кофе был уже холодный, а я всё сидел и смотрел в окно. Сквозь сад и " не мою жизнь", сквозь пережитое и сегодняшнее. Чёрт побери! Ну, не хочу я ничего ворошить! Да и пусть мне хоть кто-нибудь скажет, что обязательно нужно что-то изменить или переделать в своей жизни, чтобы человечество свободнее задышало – не изменю и не переделаю! Мне хорошо, а значит, и человечеству хорошо. Во всяком случае, ничуть не хуже...



" Неужели за две недели в Мишкиной или моей жизни что-то изменилось? Идиотизм какой-то!"

Тут же поймал себя на мысли, что в моей речи слишком много неопределённых местоимений. Вероятно, всё это характер. Вот и жена часто упрекает меня в отсутствии решительности и стойкости.

Незаметно для себя я оказался у телефонного аппарата.


2.


"Этот Город я узнаю по запаху. Дивно пахнут пустынные улицы в начале осени. Важно не задерживаться на них дольше положенного, иначе неповторимый запах исчезнет, а лёгкие наполнятся гнилью из подворотен. Глаза в этом Городе только мешают, потому что они жадные и впитывают изрядную долю лишнего: дворцы, монументы, броские витрины магазинов и прочую мишуру. А уши можно разве что пожалеть. Врут те, кто уверяют, что шум многомиллионного города не лишён некоей гармонии. Какая там гармония?! Только в этом Городе мог появиться Раскольников. Не сумел, бедняга, вовремя закрыть уши...


 А ещё люди. Я их боюсь и не понимаю. Возможно, потому, что я провинциал, а  этот Город приехал завоёвывать. Хотя звучит всё это глупо и странно, будто читаешь какой-то французкий роман: молодой человек привлекательной наружности, умеющий носить фрак и цилиндр ничуть не хуже, чем какой-нибудь граф Рокомболь, впервые увидел Париж, город, в который он так стремился. А дальше – любови, измены и предательства, последние капли совести, трупы, по трупам, ну и – смерть. Или, наоборот,  - триумф..."



Эти мысли маленьким облачком крутились рядом с человеком среднего роста, который , чуть подпрыгивая при ходьбе, плутал по Острову. Он не вынимал рук из куртки и не крутил головой по сторонам. По всему было видно, что он не знает, куда идёт. Или его это совсем не интересует. Бывает же иногда с каждым такое, когда что-то выталкивает из дома. Какое-то смутное беспокойство, ничем не оправданное, заставляет совершать странные поступки, невозможные в обычное время. Может быть, в такие минуты мы думаем о вечном... Но этот подпрыгивающий человек не выглядел расстроенным или печальным. Изредка он даже ухмылялся, при этом останавливался и поднимал голову вверх, словно радовался или пугался крика ворон или падающего с дерева жёлтого листа.


Из этого крика ворон, из влажного морского ветра, не сильного сейчас, но заметного, из обречённо плавающих  по воле ветра листьев, из колючей измороси, проникающей в самые потаённые места Города, и из ещё чего-то такого, о чём знал только сам Город, - рождалась осень...


- Простите, Илья, не могли бы вы на минуту остановиться?

Илья остановился. Будто очнувшись, осмотрелся. В двух шагах от него, опираясь на металлические прутья ограды, стоял совершенно голый человек.

- Ради бога, не пугайтесь и не удивляйтесь! Просто я ещё не успел посмотреть вам в глаза, посему и не решил, во что одеться.


Прошло, вероятно, мгновение, а на незнакомце уже был костюм серого в тонкую полоску цвета, несколько старомодный, но вполне приличный. В тон костюму – шляпа (такие сейчас, пожалуй, и не носит никто). А на ногах резиновые сапоги. Одним словом, более аляповатого наряда в этом Городе Илье давно не приходилось видеть.


Но по-настоящему Илью удивляло, что какой-то незнакомец (конечно, сумасшедший!) знал его имя. И почему-то именно его, Илью, искал. Уже много лет, живя по-затворнически одиноко в доме, который  был предназначен на слом, волей-неволей привыкаешь к невостребованности. Друзей у него не было. А, работая дворником, он радовался, что и сослуживцев у него нет.


Илья закрыл глаза и посчитал до пяти. "Никого и ничего такого не должно быть. Этого мне только не хватало!"


 Незнакомец по-прежнему стоял у ограды и улыбался.

- Вижу, что вы всё-таки недоумеваете. Значит, мне как можно скорее следует объясниться. Видете ли, встреча с вами не случайна. Я должен был вас найти, потому что это моя миссия. В Городе в ближайшие три дня должно произойти Событие...

- Начинается! – прошептал Илья, но незнакомца останаливать не стал.

- ... Я же должен стать свидетелем этого События и зафиксировать его чистоту. Знаете ли, во все времена было столько фальсификаций, что появилась необходимость в Свидетелях. Кстати, зовут меня Вениамин. А лучше просто – Веня...


Илья попробовал ещё раз закрыть глаза, но до пяти уже не считал, а увидел вдруг забавную картинку: он, неисправимый циник и ниспровергатель, вдруг без всяких крыльев и моторчиков плавно поднимается в осеннее небо вместе с воронами и летит к Реке. Потом он парит над Городом и хохочет. " Булгаков какой-то!"- мелькнуло... И, не отдавая себе отчёта в том, что  делает, он побежал. Сначала обогнул забор с железными решётками, за которые держался незнакомец Веня, потом, не оглядываясь, петляя по знакомым улицам – к Реке. Если всё это наваждение, то у Реки оно исчезнет. Река всегда действовала на Илью умиротворяюще. Грязная, почти металлического цвета, непроницаемая, для Ильи она была Стиксом. Его страшно удручало, что она давно уже стала пленницей Города. Зато всякое упоминание о бунте Реки, о разливах и наводнениях безмерно радовали Илью.


Река его понимала...


Он бежал быстро. Так ему казалось. Бегущий человек думает, что он обманывает время и пространство. На самом деле всё происходит наоборот. Бегущий человек не должен останавливаться, тогда иллюзия победы над временем и пространством будет вечной.


Илья остановился у гранитного парапета, чтобы отдышаться.

- Мне совсем немного осталось вам рассказать. – Незнакомец Веня сидел на парапете и улыбался. – Событие всё равно должно произойти, как бы вы к этому не относились.

Нужно было правильно сформулировать вопрос. Но у Ильи ничего не получалось.

"Кому же это я так насолил? Вот уже лет тринадцать нет человека более незаметного, чем я. Боже, я совсем ничего не помню! Кому нужно знать, кто и зачем я, если мне самому это неинтересно?"


Илья и не заметил, как оказался рядом с незнакомцем на парапете. Река щекотала гранит.



Стало тихо.


- Скажи, Веня, я – сумасшедший, да? Я много читал об этом, но как всё происходит на самом деле, даже представить себе не могу... А ты, вероятно, зримое воплощение моего безумия?

- Успокойтесь, пожалуйста! Никакое я не зримое воплощение. Говорю же вам, что я – Свидетель. Мне даже неизвестно, о каком Событии идёт речь. Сами понимаете, мелкая сошка. Но работу свою люблю. Правда, почти всегда бывают трудности. Вот с вами никак не могу найти слова, чтобы быть убедительным.

- Но если ты не знаешь, о каком Событии идёт речь, зачем ты рассказываешь мне о нём?

- Человек должен быть готов.

- Готов к чему?

-Готов к тому, что всё может измениться.

Илья посмотрел на незнакомца. Это было лицо отличника, выучившего урок.

"Вопросы задавать бесполезно. То, о чём хочется узнать, в школьной программе нет".

- А скоро ЭТО произойдёт?

- Уж если меня прислали к вам, значит, скоро. Не волнуйтесь! Я буду постоянно рядом. А когда ОНО произойдёт... Вот, говорил я вам, что бывают в нашей работе и грустные моменты. Не успеешь познакомиться, привяжешься к человеку, а тут – прощай!

- Но почему это всё происходит со мной? Сколько раз я молился всем существующим богам, просил, чтобы оставили меня в покое... Ну, нет меня! Не значусь ни в каких списках!

- О, ещё как значитесь!


По всему было видно, что Веню так и распирает от желания сказать ещё что-то. Это выглядело так по-детски наивно, что Илья не выдержал и улыбнулся. А вместе с этой улыбкой он будто выдохнул из себя недоумение и сомнение. Ему даже захотелось обнять незнакомца Веню, мистическое существо, болтающее ногами у самой воды, пророчущее что-то неведомое, но теперь уже не страшное.

Но незнакомца не было рядом. Ни на парапете, ни среди прохожих, по-птичьи пугливо и важно гуляющих по осенней набережной. Неожиданно проснулась Река, и волны чаще и громче стали тыкаться в гранитную набережную, будто играли с Ильёй в прятки.

 "Глупо всё это!" – сказал человек, утро которого впервые за много лет было таким необычным.

Продолжение повести читайте здесь

 Специально для "КЭ"

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе