«Шолохов — единственный из нас, кто живет так, как нужно»

Беседа с Юрием Дворяшиным об авторе «Тихого Дона».

Не секрет, что отношение к творчеству Михаила Шолохова за последние десятилетия кардинально поменялось: если раньше автор «Тихого Дона» был ключевой фигурой в литературном процессе XX века, то теперь, во многом усилиями так называемых антишолоховедов, создается впечатление, будто такого художественного явления, как Шолохов, вовсе не существовало. О том, стоит ли воспринимать всерьез подобные измышления, каким пророческим значением обладало творчество писателя и почему его произведения вызывали у современников ощущение фундаментального сдвига, мы поговорили с ведущим научным сотрудником Института мировой литературы имени Горького (ИМЛИ РАН) Юрием Дворяшиным.


— Какими были ваши первые читательские впечатления от знакомства с сочинениями Шолохова? Когда и при каких обстоятельствах оно состоялось?

— Первая встреча с «Тихим Доном» произошла, когда мне было шесть лет. Отец по вечерам, в редкие минуты отдыха, читал маме разные книги, а мы с младшей сестрой играли здесь же, часто отвлекаясь на самые интересные звучащие фрагменты. Одна из книг произвела на меня просто поразительное впечатление. Ни ее названия, ни имени автора я в то время не запомнил, но несколько ее эпизодов меня просто ошеломили. Особенно ярким показался отрывок, в котором умирающая мать прощается с сыном, маленьким мальчиком, и шепчет ему на ухо то, что просит передать отцу. А мальчик «схватил указательный палец матери, стиснул его в горячем кулачке, с минуту подержал и выпустил. От кровати пошел он, почему-то ступая на цыпочках, балансируя руками». Помню, что я просто рыдал от эмоционального потрясения, не отдавая себе отчет в его причине. И мама успокаивала меня. Это позднее, уже в школе, я узнал, что книга называлась «Тихий Дон», а ее автора зовут Михаил Александрович Шолохов. Сегодня, многократно перечитывая и зная текст этого эпизода — смерть Натальи — наизусть, считаю его одним из самых сильных не только в отечественной, но и в мировой литературе.

Запомнилась и еще одна «встреча» с Шолоховым, которая произошла через три года после первой. Отец выписывал «Правду», внимательно все прочитывал и комментировал в семейном кругу отдельные публикации. Однажды очередной номер газеты вызвал необыкновенный интерес не только у отца, но и у наших соседей на сельской улице. В газете был напечатан рассказ, который пристрастно обсуждался многими: газета в течение недели побывала в большом количестве семей и вернулась в наш дом в весьма потрепанном виде. При этом взрослые, эмоционально комментируя помещенный в ней рассказ, чего-то недоговаривали и часто пользовались полунамеками, имея в виду какие-то непонятные для нас, детей, обстоятельства. Рассказ назывался «Судьба человека». Только позднее, прочитав это произведение Шолохова, я понял причину не только столь живого и искреннего интереса, но и недомолвок со стороны односельчан: рассказ непосредственно затронул непростые судьбы многих из них. В то время наша семья оказалась на Украине, под Харьковом, в местности, которая во время войны, совсем недавно — всего лишь полтора десятилетия тому назад, — находилась под немецкой оккупацией. Некоторые приметы того страшного времени все еще не сгладились временем, запечатлевшись и в памяти, и в реальных жизненных историях жителей. Так, например, рядом с нашим домом было подворье, хозяин которого только что вернулся из заключения, куда, как шепотом рассказывали односельчане, он попал за то, что в годы войны служил полицаем. Меня поразило тогда то, что художественное произведение — напечатанный в газете рассказ — так глубоко вошел в сознание читателей, что приобрел значение и силу объективного жизненного явления, способного воздействовать на судьбы людей. Так что у меня с детских лет, под влиянием, прежде всего, произведений Шолохова, формировалось убеждение в том, что художественная литература — это не просто увлекательное, интересное чтение, но и необходимое жизненное подспорье.


— Что лично для вас значит творчество Шолохова? Что вам дало глубокое изучение его сочинений?

— Для меня в творчестве Шолохова наиболее значимо — даже не в литературно-художественном, а в бытийном, пророчески напутственном смысле — то, что его духовный потенциал является олицетворением жизненной стойкости человека в самом широком значении этого словосочетания. Его произведения воодушевляют, вселяют надежду и веру в торжество «усмешливой, мудро-простой» жизни. Герои писателя, попадая в самые, казалось бы, безвыходные ситуации, демонстрируют несокрушимость и отвагу перед лицом испытаний судьбы, сохраняя живучесть и веру в будущность. Не зря последнее завершенное произведение Шолохова, рассказ «Судьба человека», заканчивается проникновенным обращением самого автора непосредственно к читателям: «И хотелось бы думать, что этот русский человек, человек несгибаемой воли, выдюжит и около отцовского плеча вырастет тот, который, повзрослев, сможет все вытерпеть, все преодолеть на своем пути, если к этому позовет его родина». Вот это «выдюжит», по моему убеждению, очень точно передает суть одной из магистральных идей Шолохова, которая, в свою очередь, является отражением основополагающего качества русского национального характера.

И еще. Вдумчивого читателя в творчестве Шолохова всегда привлекала отчаянно смелая правдивость. Это правдивость особого рода. Современники писателя, особенно в предвоенное десятилетие, хорошо понимали, что высшие истины, воплотившиеся в романе, реально гарантированы самой жизнью его автора. Шолохов подтверждал справедливость этого народного представления своими действиями и поступками, которые и сегодня, на более чем восьмидесятилетнем временном расстоянии, не могут не поразить своим бесстрашием.

— В чем феномен Михаила Шолохова как писателя? В чем своеобразие его творческой манеры и уникальность того места, которое он занимает в литературном процессе XX столетия и в нашем национальном сознании?


— Уже первые произведения Шолохова вызывали у современников ощущение совершающегося на их глазах фундаментального сдвига не только в сфере художественности, но и в отношении к народной жизни. Не секрет, что авторы романов о деревне в начале ХХ века сосредоточили внимание преимущественно на темных сторонах крестьянской жизни, на тех ее проявлениях, которые вызывали отталкивание, даже отвращение. Подобный взгляд на деревенский уклад был почти обязательным в литературе 1920-х годов. Наиболее чуткие и прозорливые из писателей старшего поколения — С. Подъячев, И. Касаткин, И. Вольнов, А. Чапыгин — к началу 1930-х гг. хорошо понимали исчерпанность этого весьма широко распространенного ракурса в изображении деревни. Именно с приходом в литературу Шолохова связывали они реализацию нового взгляда на крестьянскую жизнь. Так, например, С. Подъячев утверждал: «Уже первые рассказы Шолохова открывают в мужике совсем не то безнадежно страшное, однородное, неизменное, что показал, например, Бунин. Тут, видишь ли, другой вариантец, и в этом куда больше правды».

В творчестве Шолохова, действительно, начала обретать реальные художественные формы принципиально новая точка зрения на народную жизнь. Разумеется, степень ее реализации в ранних произведениях писателя нельзя преувеличивать — это было лишь начало. Но уже в первых двух книгах «Тихого Дона» она распахнулась перед читателями во всей своей мощи и очаровании. Здесь мы обнаруживаем начало кардинальных изменений в представлениях о мире и человеке, о котором П. В. Палиевский очень точно сказал: «Сдвиг фантастический, хотя и свершившийся у нас на глазах».

— Хорошо известен снимок, который был сделан Яковом Рюмкиным, где запечатлен писатель, разбирающий сваленную на столе гору писем от своих читателей. Диалог читателей с Шолоховым охватывает более полувека: в нем — борьба разных точек зрения и мировоззрений, советы и просьбы, размышления о художественных текстах и о важнейших событиях в жизни страны. Что может рассказать о писателе этот эпистолярный разговор с народом?

— Действительно, письма Шолохова являются важнейшей, неотъемлемой частью литературно-публицистического наследия писателя, источником, позволяющим на документальной основе проследить основные события творческой, общественной и личной жизни писателя. Написанные по конкретным поводам, в условиях и под воздействием сиюминутных обстоятельств времени, в связи с той или иной насущной потребностью, они писались без расчета на их общественное внимание, поэтому представляются более искренними, чем воспоминания, оставленные пусть и самыми авторитетными лицами. Письма несут в себе «выражение истинной жизни» (П. А. Вяземский) иногда в большей степени, чем документы, поскольку деловые свидетельства событий или фактов истории лишены возможности передать эмоционально-чувственную подоплеку эпистолярного сообщения. Между тем эта сторона дела в осмыслении поведения и отдельных поступков художника имеет особое значение.

Поскольку письма Шолохова до момента их обнаружения десятилетиями хранились в государственных и частных архивах, они не могли быть подправлены или, тем более, созданы заново в угоду каких-либо посторонних факторов, порожденных нуждами и потребностями иной эпохи. Поэтому письма автора «Тихого Дона» являются в высшей степени объективным источником информации о жизненном пути писателя и о его творчестве. Они не могут игнорироваться при разрешении любого вопроса, связанного с Шолоховым. Не случайно так называемые антишолоховеды старательно избегают использования в своих манипуляциях, которые касаются истории создания «Тихого Дона», малейших упоминаний об эпистолярии Шолохова.

Важно подчеркнуть, что Шолохов был не только очевидцем трагических событий, переживаемых народом в 1920–1930-х годах, он активно вмешивался в их развитие. Помогая обиженным, добиваясь восстановления справедливости, обращался с письмами к прокурору Северокавказского края, в ЦК партии, совершал поездки в Ростовский крайком ВКП(б). Уже в то время, у самых истоков коллективизации, он выступил непримиримым оппонентом государственной политики по отношению к крестьянству, основанной на насилии.

Особый интерес представляют письма Шолохова к И. В. Сталину. Сохранилось 16 такого рода посланий с 1931 г. по 1950 г., которые являются важными историческими документами эпохи. В этих документах отчетливо запечатлелась и личность писателя во всей своей масштабности и сложности. Он не только сообщает руководителю страны о преступных действиях представителей советской власти по отношению к крестьянству, но и резко эмоционально выражает свое возмущение ими. Пишет правдиво, бесстрашно, не задумываясь о последствиях критики лично для себя. В борьбе с грубыми нарушениями в колхозном строительстве Шолохов проявил подлинное гражданское мужество. Он рассказал Сталину о творившейся на Дону вакханалии с такой степенью остроты и правды, на которые вряд ли кто другой мог отважиться. Во всяком случае, для литературной среды того времени эпистолярное выступление Шолохова было беспримерным.

Знакомясь с эпистолярием Шолохова — не только с письмами самого писателя, но и адресованными ему посланиями соотечественников, — мы можем убедиться в том, что характер жизненного поведения и особенность позиции в литературных отношениях, которые были свойственны Шолохову, воспринимались многими писателями в предвоенное десятилетие под знаком нравственного примера. Об этом со всей определенностью заявил, например, замечательный прозаик Иван Катаев: «Шолохов — единственный из нас — кто, по-моему, живет так, как нужно, и иногда мне кажется, что он один работает за всех нас». Столь весомая оценка Шолохова не была выражением ни сугубо личных симпатий, ни узкопрофессиональных пристрастий определенной писательской группы. В ней запечатлелось представление о художнике, ставшее достоянием общественного сознания.

Изучение эпистолярного наследия Шолохова — одно из приоритетных направлений современного литературоведения. Научно-комментированное издание писем самого писателя, а также многочисленных посланий к нему его современников имеет большое значение не только в деле уточнения фактов биографии и творческого пути писателя, но и является важнейшим подспорьем в изучении истории создания и публикации его произведений. Так, например, не вызывает сомнения, что без учета суждений, рекомендаций и оценок, которые выражены в письмах Шолохова, невозможно не только досконально исследовать процесс создания романа «Тихий Дон», но и установить его текст, в наибольшей степени соответствующий творческому замыслу автора. Эпистолярий писателя является едва ли не единственным по своей достоверности источником сведений о такой скрытой от постороннего взгляда теме, как история печатного текста «Тихого Дона».

В последние десятилетия внимание научной общественности к эпистолярию Шолохова существенно возросло. Подлинным событием можно считать выход в свет в 2003 г. подготовленного текстологами ИМЛИ РАН научного издания писем М. А. Шолохова (под общей редакцией А. А. Козловского, Ф. Ф. Кузнецова, А. М. Ушакова, А. М. Шолохова). В настоящее время в ИМЛИ завершается подготовка двухтомного сборника писем читателей Шолохова «Очень прошу ответить мне по существу...» (ответственный редактор Н. В. Корниенко), первый том которого вышел в свет в 2020 г. Однако нельзя сказать, что потребности в изучении эпистолярия Шолохова в полной мере удовлетворены. Так, на мой взгляд, назрела необходимость в подготовке нового, дополненного и уточненного в комментариях, научного издания писем Шолохова.


— Идея нераздельности человеческого и природного существования прослеживается во всем творчестве Шолохова (начиная с «Донских рассказов» и заканчивая военной прозой). В своих произведениях писателю удалось создать многообразный мир образов, красок, запахов, звуков природных стихий, которые, вплетаясь в общую концепцию сочинения, дают ощущение цельности, абсолютного единства человека и природы. Почему для Шолохова это было важно? Зачем писателю понадобилось вводить это в свои произведения?

— Природа в художественном мире Шолохова это не только пейзажный фон, оттеняющий особенности душевного состояния персонажей и тем более не набор зарисовок местности или, как казалось А. Т. Твардовскому, «специально выписанных пейзажей». Все эти качества, безусловно, присущи естественно-природному миру, изображенному в «Тихом Доне» и «Поднятой целине». Но все это далеко не исчерпывает содержание натурфилософской концепции писателя. Невозможно понять и по достоинству оценить сущность художественных открытий Шолохова без учета того, что в его представлении природа — это материальная и духовная первооснова бытия, субстанция, сосредоточившая в себе качества животворящего естественного мира.

Исследователи обратили внимание на универсальные, сущностные качества изображенного Шолоховым природного мира, которые запечатлелись в различных его элементах. Так, например, А. С. Тахо-Годи мотивированно пришла к выводу о том, что в «Тихом Доне» «солнце нечто гораздо более значительное и глубокое, чем картины пейзажа», это «мирообразующая вневременная первопотенция». Для подтверждения справедливости этого суждения важно отметить, что ключевое значение в формировании содержания и поэтики романа имеет уже начальный его фрагмент. Эпопейность «Тихого Дона», словно генетический код, заложена буквально в первых строчках произведения:

«Мелеховский двор — на самом краю хутора. Воротца со скотиньего база ведут на север, к Дону... На восток, за красноталом гуменных плетней, — Гетманский шлях, полынная проседь, истоптанный конскими копытами бурый, живущой придорожник, часовенка на развилке; за ней — задернутая текучим маревом степь. С юга — меловая хребтина горы. На запад — улица, пронизывающая площадь, бегущая к займищу».

Запевная часть «Тихого Дона» по отношению к целому роману — это как зерно, в котором содержится в свернутом виде будущее произведение в его главных, определяющих частях. В начальном его фрагменте в свернутом виде обозначены основные пространственно-временные элементы всего романа. Прежде всего, это вода (река, стремя Дона), твердь, земля (степь, займище, гора). С природными явлениями сочетаются явления бытия человека: баз, гумно, хутор. Эпицентр романа — мелеховский двор — как бы приподнят над окружающим и вместе с тем со всех сторон окаймлен — стремя Дона; Гетманский шлях, часовня, за ней степь. Пространственные величины, которые обозначают границы эпицентра, определяя в своей совокупности пределы мелеховского подворья (шире — хутора Татарского), по своей сути принципиально распахнуты, открыты в «большой мир» — это шлях, улица, бескрайняя степь. Отличительное свойство описания центрального места действия в «Тихом Доне» — всесторонность: север, восток, юг, запад; содержащееся в нем указание на приподнятость, выделенность сродни космической интонации. Пространство «Тихого Дона» выглядит безбрежным, поистине космическим. Герои романа, особенно Григорий Мелехов, живут с постоянным ощущением неба, солнца, звезд, земли — не только как почвы под ногами, но как планеты. Автор нередко напрямую соотносит элементы крестьянской жизни с макрокосмом.

Вместе с тем, следует подчеркнуть, что в творчестве Шолохова природный мир при всей его многозначности и субстанциальности не воспринимается как единственная и конечная инстанция, определяющая смысл бытия, в том числе и человеческой жизни. Доминантой натурфилософской концепции Шолохова является принцип диалектической уравновешенности естественного и социального.

Природный мир в изображении Шолохова часто как бы настраивается на характерные особенности его восприятия человеком. С особой рельефностью гармония человеческого, личностного и природного находит отражение в образе главного героя «Тихого Дона». С появлением в эпопее Григория Мелехова природный мир словно наполняется новым дыханием, обретает особое очарование. Значимые его элементы, увиденные глазами героя, несут на себе печать одухотворенности. Красота окружающего мира открыта для всех, и все в той или иной мере ее ощущают, но никто из героев «Тихого Дона» не способен откликнуться на ее проявления таким искренним и порывистым чувством, как Григорий, никому, кроме него, в романе не дано запечатлеть словом чарующую прелесть текущего мгновения жизни: «Хорошо, ах, хорошо-то!». Это только о нем может сообщить авторский голос, максимально приближенный к чувству героя: «На сердце у Григория сладостная пустота. Хорошо и бездумно».

Герой Шолохова, пройдя через жестокие испытания, которые, казалось бы, выжгли все живое в его душе, до самых последних мгновений, запечатленных в романе, сохраняет душевную потрясенность красотой природного мира: «„Походить бы ишо раз по родным местам, покрасоваться на детишек, тогда можно бы и помирать”, — часто думал он». Высшая ценность гармонии природного и семейного бытия как извечный идеал народного сознания подтверждена трагической судьбой центрального героя романа Шолохова.


Апрель 1941 г. М.А. Шолохов с семьёй.
Фотография Г. Вайля (фотография из личного архива старшей дочери писателя С.М. Шолоховой)

  
— Безусловно, для академического литературоведения вопрос об авторстве «Тихого Дона» давно закрыт. Но периодически в СМИ по разным причинам он вновь и вновь поднимается. Пожалуйста, объясните как можно доступнее неподготовленному и не владеющему всей информацией читателю, почему ему не нужно воспринимать всерьез нападки антишолоховедов?

— В материале такого жанра, каким является наш диалог, вряд ли плодотворно приводить аргументы научного характера в пользу авторства Шолохова по отношению к «Тихому Дону». Тем более что такого рода доказательства объективно имеются в целом ряде исследовательских работ, в том числе и моих. Думаю, что рациональнее и убедительнее здесь прозвучит пожелание иного рода. Человеку, который искренне хочет постичь загадку авторства этого романа, я бы посоветовал прочитать «Тихий Дон» без каких-либо предварительных установок, доверясь, прежде всего, своему сердцу и разуму. Когда по окончании чтения вы испытаете целостное эстетическое, нравственное и интеллектуальное потрясение, свидетельствующее о глубине постижения вами сокровенной тайны этого литературного чуда, уверяю вас, что всякие нашептывания о чьем-то его авторстве покажутся вам не заслуживающей внимания чепухой. Соорудить художественный шедевр по принуждению — путем создания смертельной угрозы для автора или же склеить его из подвернувшихся под руку кусков — невозможно. С этим согласится любой непредвзятый читатель, хотя бы немного задумывающийся о природе произведения искусства. И пусть вас не смущает существование разного рода вопросов, касающихся истории и смысла этого выдающегося, признанного во всем мире шедевра. Это ведь естественная реакция человека, испытавшего душевное потрясение от знакомства с чем-то невероятно чудесным. Как сказано в одном из стихотворений М. Цветаевой: «А на венцы и на апофеозы — Один ответ: „Откуда мне сие?”»

А что касается авторитетных суждений на сей счет наших современников, то я предложил бы услышать мнение другого гениального человека, композитора Г. В. Свиридова: «Шолохов — самая трагическая фигура за всю историю русской литературы... Удивительная, трагическая судьба! Каким гениальным терпением надо было обладать, какой удивительной стойкостью, чтобы выносить всю жизнь эту каждодневную моральную пытку! Она куда страшнее пытки физической. М. А. Шолохов преследовался всю жизнь и преследуется поныне только за то, что позволил себе быть Русским человеком и написать в XX веке Русский роман. Иной вины за ним нет!».


— В чем актуальность Шолохова для нынешнего читателя? Какие уроки мы можем вынести из его сочинений?

— Мне иногда кажется, что в наше время как-то незаметно теряет свою значимость такая философская категория, как «народ». Зачастую разного рода авторы в СМИ обходятся терминами «масса», «толпа», «жители», «публика» и т. п. Думается, что при этом в общественном сознании утрачивается что-то чрезвычайно важное, с постоянным ощущением чего мы жили в XX веке. Нет сомнения в том, что если это действительно так, то это явление временное, преходящее, ибо постижение глубинного смысла народа как одухотворенной человеческой общности, безусловно, является одной из высших нравственных целей и задач.

Творчество Шолохова в этом отношении имеет пророческое значение. В его произведениях обрела реальные художественные формы принципиально новая точка зрения на народную жизнь. В этом смысл главного открытия писателя. Мир народной жизни в изображении Шолохова предстал в виде особой системы бытия, которая с наибольшей полнотой отразила выработанные на протяжении веков качества и представления. Едва ли не все разнообразие душевных движений, переливы психологических состояний, предельное напряжение и столь же предельная эмоциональная расслабленность человека, очарование рождающегося чувства, горечь и драма неразделенной любви — весь этот поистине необъятный в своем разнообразии сплав психологических проявлений человека нашел свое отражение в романах Шолохова.

В этом проявлении мастерства писателя образно воплотилась одна из стержневых особенностей его художественного мира, сущность которой запечатлелась в предельно повышенном уровне чувственного восприятия автором жизни. Такое качество мироощущения не может быть достигнуто только усилиями ума, даже незаурядного. Для этого необходимы были юношеская влюбленность и страсть по отношению к жизни, а кроме того, выдающиеся душевные, эмоциональные и даже физиологические (слух, зрение, обоняние) способности. По глубине и степени обладания даром восприятия жизни как чуда Шолохов был уникальным человеком и художником.

Разумеется, дело здесь не только в изобразительной силе и рельефности созданного писателем художественного мира. Еще более значимо то, что он показал народную жизнь в неустанном творческом развитии. Мельчайшие элементы сюжета «Тихого Дона» передают драгоценные мгновения бесконечного, неостановимого движения судьбы человека и народа. Поток бытия в изображении Шолохова рождается во взаимодействии законов «мудро-усмешливой жизни» с непрестанными усилиями конкретного персонажа в борьбе за существование. Это самобытное качество художественного мира писателя было отмечено еще в предвоенные годы. В. Шкловский незадолго до войны в статье, посвященной Шолохову, утверждал: «Вещь об изменении психологии классов пытались создать на пренебрежении к этой психологии, на пропуске ее. Не таланты, гении работали над этим, определяя величайшую косность мысли... Шолохову удалось показать реального крестьянина-казака во всей сложности его семейных отношений, показать в изменении психологии, коренном пересоздании всей системы». Погружаясь в мир творчества Шолохова, читатель, нередко незаметно для себя, приобщается к осмыслению актуальных, можно сказать, животрепещущих проблем современности.

Автор
Анна Грибоедова
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе