О Боратынском и о нас

Очередной, уже двухсотдвадцатилетний, юбилей Боратынского прошел без особого внимания.

Неудивительно. Поэт, во многих отношениях стоящий вровень с Пушкиным, до сих пор обладает репутацией второстепенного и, что называется, для немногих. Побудем немного этими немногими.


Одно из последних своих стихотворений Боратынский начинает так: «Все мысль да мысль! Художник бедный слова!» Мысль тут не только причина, по которой «бледнеет жизнь земная». Цена мысли и цена славы — в общем, обратно пропорциональны. И понято это рано. Из известного письма Пушкину в самом начале 1828-го года: «Я думаю, что у нас в России поэт только в первых, незрелых своих опытах может надеяться на большой успех. За него все молодые люди, находящие в нем почти свои чувства, почти свои мысли, облеченные в блистательные краски. Поэт развивается, пишет с большою обдуманностью, с большим глубокомыслием: он скучен офицерам, а бригадиры с ним не мирятся, потому что стихи его все-таки не проза. Не принимай на свой счет этих размышлений: они общие». По сегодняшним понятиям — слова одного молодого автора другому.

Да, эти размышления общие настолько, что сказано и о себе. Притом, когда ни одного стихотворения «Сумерек», главных стихотворений поэта, еще не написано; все впереди. О чем поздняя мысль Боратынского? Слишком часто — о непонимании, уничтожении, смерти. Мрачное великолепие «Осени», величайшего «нет!» русской поэзии, заслоняет другие крупные вещи Боратынского. Вещи штучные, более ранние, но не менее важные. В те же двадцать восемь лет написано стихотворение, которое начинается так:

Есть бытие; но именем каким
Его назвать? Ни сон оно, ни бденье;
Меж них оно, и в человеке им
С безумием граничит разуменье.
Он в полноте понятья своего,
А между тем как волны на него
Одни других мятежней, своенравней,
Видения бегут со всех сторон:
Как будто бы своей отчизны давней
Стихийному смятенью отдан он;
Но иногда, мечтой воспламененный,
Он видит свет, другим не откровенный.
Созданье ли болезненной мечты,
Иль дерзкого ума соображенье,
Во глубине полночной темноты
Представшее очам моим виденье? 
Не ведаю; но предо мной тогда
Раскрылися грядущие года;
События вставали, развивались,
Волнуяся подобно облакам
И полными эпохами являлись
От времени до времени очам,
И наконец я видел без покрова
Последнюю судьбу всего живого.

«Последняя смерть» — видение будущего человеческой цивилизации, если угодно, первая антиутопия в русской поэзии. С тем логично перейти и к невеселой современности.

В гости к человечеству пришла эпидемия куда менее страшная, чем испанка или «черная смерть». Недостаток летальности возмещается избытком средств массовой истерии. Катастрофа вторглась в массовое же сознание, давно уже утратившее индивидуальные, а заодно и экзистенциальные ориентиры. Смерть, пока еще далеко не последняя, но уже успевшая стать заметной в мировом масштабе. О масках, вакцинах и прочих ограничительных мерах говорят даже те, кто много лет привык обсуждать исключительно политику, подвиги спортсменов или ссоры поп-звезд. Иначе говоря, нынешние офицеры и бригадиры из процитированного выше письма.

Кажется, Боратынский был бы доволен страхом и истерикой, которые мы переживаем. Не возглас поэта, «негодованья крик», но сама природа постепенно убирает частицу «бы» из этих стихов, ставших вдруг удивительно близкими:

Костями бы среди своих забав
Содроглась ветреная младость,
Играющий младенец, зарыдав,
‎Игрушку б выронил, и радость
Покинула б чело его навек,
И заживо б в нем умер человек!

Публика не так уж и неправа. Ведь тогда, в конце 1830-х — начале 1840-х, поэт во всем шел против литературного течения, против сладкозвучной просодии, одним из создателей которой был он сам «в первых, незрелых своих опытах». Архаическая и абстрактная лексика, затрудненная артикуляция, суровость приговора, старомодная одическая интонация, сам предмет речи — все, чтобы демонстративно оттолкнуть поверхностное восприятие, нарушить читательское ожидание. Впрочем, дела давно минувших дней.

При чем же тут современная литература? Все просто.

Без эсхатологической и вообще религиозной ноты искусство мертво. Но без этой же ноты в сердцах или головах зрителей искусство глухо. Катарсис предполагает не только трещину мира в сердце поэта, но хотя бы легкий надлом в сердце человека вообще. Только тогда поэт найдет отклик у мира, последние лет пятьдесят слишком уж веселящегося, слишком уж преданного «промышленным заботам» или занятого какой-нибудь иной профанацией. Само искусство — давно уже товар и продукт. Хочется не терять призрачной надежды, что в результате испытаний мир повернется к собственной глубине. «Золотой век» бури и натиска на природу — с бесконечным потреблением и все растущей жадностью, очень может быть, заканчивается на наших глазах.

Как человек я, допустим, боюсь или сочувствую невинным жертвам эпидемии. Но как художник я должен чувствовать глубокое одобрение. Примерно то же мрачное одобрение, бегущее холодком по спине, которым заканчиваются многие стихи мизантропа и умницы Евгения Боратынского, умершего в Италии от непонятной и скоротечной болезни:

...Ходила смерть по суше, по водам,
Свершалася живущего судьбина.
Где люди? где? Скрывалися в гробах!
Как древние столпы на рубежах,
Последние семейства истлевали;
В развалинах стояли города,
По пажитям заглохнувшим блуждали
Без пастырей безумные стада;
С людьми для них исчезло пропитанье;
Мне слышалось их гладное блеянье.
И тишина глубокая вослед
Торжественно повсюду воцарилась,
И в дикую порфиру древних лет
Державная природа облачилась.
Величествен и грустен был позор
Пустынных вод, лесов, долин и гор.
По-прежнему животворя природу,
На небосклон светило дня взошло,
Но на земле ничто его восходу
Произнести привета не могло. 
Один туман над ней, синея, вился
И жертвою чистительной дымился.



Евгений Коновалов - 1981, поэт, литературный критик. Доцент Ярославского государственного университета, кандидат физико-математических наук. Стихотворения и критические статьи публиковались в журналах «Арион», «Вопросы литературы», «Звезда», «Знамя», «Интерпоэзия», «Новая Юность», «Октябрь», «Урал», «Prosodia» и др. Лауреат премии журнала «Арион» (2019), первого международного поэтического конкурса «Критерии свободы» им. Иосифа Бродского (Санкт-Петербург, 2014) и др. Специальный приз жюри первого межрегионального турнира поэтов (Пермь, 2008). Автор четырех книг стихотворений. Живет в Ярославле.
Автор
Евгений Коновалов
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе