Максим Кантор объяснил оппозиции, как надо ходить на красный свет

Новый роман оказался больше похож на философский трактат

В одном из первых откликов на «Красный свет» Дмитрий Быков признал: несмотря на то что он во многом не согласен с автором «с идеологической точки зрения», эта книга — «безусловно талантливая». Мнение Дмитрия Быкова очень важно, тем более что он сам стал одним из прототипов романа.  
Но это не отменяет того, что дело обстоит ровно наоборот, в чем убедится каждый, кто рискнет дочитать до конца гигантское 600-страничное повествование. Чтение это, действительно, настолько серьезное, что если бы на подобные предприятия давали грант, то это был бы тот самый случай.


С идеологией в «Красном свете» все более-менее в порядке, если судить не по умению развешивать ярлыки, а по смелости задавать неудобные вопросы. «Красный свет» — довольно прогрессивный трактат, пожалуй, даже самый прогрессивный среди новинок этого года. Самым спорным и неотрефлектированным оказался разве что национальный вопрос. Но вот стилистический «талант» разглядеть в этой тяжеловесной, на редкость старомодной прозе довольно сложно.

Удача в подборе эпитетов изменяет автору сразу после отличного названия. Дальше проза становится дряблой и неизобретательной: «И упругой военной походкой лидер нации отправился на встречу с банкиром Балабосом — ни единой свободной минуты в графике».

Главной композиционной находкой стало чередование современных сцен с главами о Великой Отечественной войне. Военные эпизоды вроде бы должны напоминать о прозе Василия Гроссмана, но ассоциируются скорее с «Бесславными ублюдками» Квентина Тарантино. Описания ужасов войны и массовых казней, действительно, устрашающи. Но сразу становится понятно, что и они нужны автору только как иллюстрация к сравнительному анализу нацизма и сталинизма.

В каждой странице «Красного света» чувствуется тяжесть замысла, на такой роман, действительно, трудно решиться. Но от этого и читать его не легче. До сих пор Кантору лучше всего удавался малый жанр, а именно — остроумные детективные рассказы, — следы этого увлечения еще обнаруживаются в новой эпопее.

Роман начинается с криминального расследования: убит Мухаммед Курбаев, то ли скромный шофер знаменитого галериста, то ли тайный лидер национально-освободительного движения. Следователь Щербатов является на прием во французское посольство, где собрались «сливки столичного общества», от банкиров и торговцев оружием до артистов и журналистов. Все они — «оппозиционно настроенные», все — «рукопожатные» и, как нарочно, все подозреваются в убийстве шофера. 

Сатирические описания гостей можно было бы назвать шаржами, не будь они столь однообразными и многословными. Впрочем, сразу вырисовывается главная претензия ко всем собравшимся — нежелание вести долгие разговоры о ключевых узлах российской истории. «Революция — зло, Сталин — тиран, социализм — тупик», этот «рабочий список» спорных убеждений и становится кратким конспектом для подробнейшего анализа, который Максим Кантор и развернул в этой 600-страничной эпопее. Список затронутых важных тем можно перечислять довольно долго: «авангардное искусство», «приказ № 270», «кому выгодна война», «протест против власти или против тоталитарных корпораций», «классовый подход или всеобщее равенство».

Если коротко, то по ходу действия выяснится, что тиран — не только Сталин, тупик — не только социализм и зло — не только революция. Максим Кантор не отрицает, что разобраться со всеми этими вопросами можно и без него, для этого нужно всего лишь внимательно и непредвзято изучить исторические источники: «Школяру при изучении любого предмета приходится сталкиваться с тем, что в одном документе написано, что Бог есть, а в другом — что Бога нет. И если отправная точка рознится, как вы можете надеяться найти логику в сопоставлении документов?»

Но, видимо, писатель счел своим долгом просигналить о том, что это умение уже давно пора активировать. Не случайно ведущим персонажем, который преподает уроки истории и учит выстраивать «собственную палитру» политических убеждений, — становится самый натуральный фашист. То ли Максим Кантор взял за образец модный, но и глубоко укорененный во французской литературной традиции роман «Благоволительницы» Джонатана Литтелла, то ли просто решил подразнить читателей, но его герой даже назван реальным именем — Эрнст Ханфштангель. Настоящий Ханфштангель, автор книги «Мой друг Адольф, мой враг Гитлер», умер в 1975 году. У Кантора он доживает до наших дней, чтобы, приехав в Лондон, консультировать там некоторых так называемых «лидеров оппозиционного движения». Так реалистический роман обретает фантастические очертания.

Все многочисленные персонажи романа собираются, словно на посольском приеме, только для того, чтобы подпирать своими героическими плечами конструкции авторских размышлений. Каждому из «современно-московских» действующих лиц полагается по «историческому» родственнику. Бабушка одной из подозреваемых, влиятельной московской француженки Ирен Бенуа — фронтовая корреспондентка. Потомок бандита Кости Ракитова шантажирует арестованного предпринимателя Панчикова. Отец следователя Щербатова работал в НКВД. Его соседи, интеллигент Соломон Рихтер и красный командир Сергей Дешков, — становятся героями семейной легенды все того же Щербатова, о них ему рассказывают бабушки. 

Эти три злопамятные бабушки, как и читатель, тоже все время ошибаются в персонажах, путают сегодняшних с тогдашними. А ведь в романе действуют еще и Мартин Хайдеггер с Ханной Арендт и Черчилль с Хрущевым. Остается надеяться, что у Максима Кантора все же найдутся поклонники, которые составят «Путеводитель по «Красному свету», — и вот он точно засияет всеми цветами светофора.

Лиза Новикова

Известия

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе