Книги судеб и судьбы книг
17 октября 2016 ● Российская газета
Семейные истории, найденные в книжном шкафу.
Когда приезжаю к маме, то вечером, прежде чем уснуть, долго смотрю на шкаф с книгами.
Когда приезжаю к маме, то вечером, прежде чем уснуть, долго смотрю на шкаф с книгами.
Во время войны только бомбежка могла оторвать детей от книжек.
Фото: ТАСС
Каждый томик в этом шкафу мне знаком, каждый потертый корешок. Старые книги говорят с нами не только текстом, но и своим обликом. Их скромные обложки рассказывают о доме и предках наших, о войне и мире, о любви и печали. Вот несколько таких историй из писем наших читателей.
"Воскресение", 1911 год
Эту старую книгу - 11-й том Собрания сочинений Л.Н. Толстого - мне подарил в конце своей жизни мой дедушка Иван Петрович Овчинников.
Она примечательна не только тем, что год ее издания - 1911-й - совпадает с годом рождения моего дедушки (хранил он ее очень бережно, оставив на титуле свой автограф). Книга эта пережила грозные времена Великой Отечественной войны.
Дедушка показывал мне сохранившуюся у него подлинную карту боевых действий на Курской дуге на направлении Новосиль - Орел. На ней рукой командира роты старшего лейтенанта Ивана Петровича Овчинникова красным карандашом нанесена линия фронта между населенными пунктами Задушное и Архангельское по состоянию на 11 июля 1943 года. Здесь его рота в составе 1172-го полка 348-й Бобруйской Краснознаменной ордена Кутузова дивизии вместе с другими частями перешла в контрнаступление на Орел.
О том, что происходило на участке действий этой роты, очень просто, но выразительно написал из Перми своему бывшему командиру старший сержант Михаил Верхоланцев: "Здравствуйте, Иван Петрович! Вы ранены были под селом Архангельским у станции Ворошилово. Я находился рядом с вами, когда автоматной очередью вам прошило бедро и вы начали сползать с железнодорожного полотна. Я взял ваш автомат и остался прикрывать... Потом зам-комбата, он сибиряк, был удивлен, что я жив".
Так обыденно, без эмоций вспоминает старший сержант о том, как в одиночку против атакующих гитлеровцев "остался прикрывать", спасать жизнь командира.
После госпиталя дедушка не попал снова в свою дивизию, а был "вчистую" комиссован. После войны работал директором сельской школы, председателем райисполкома...
Дедушка не дожил до 90 лет несколько месяцев.
В той старой книге 1911 года издания, подаренной мне дедушкой, помещено одно из самых известных произведений Л.Н. Толстого - "Воскресение".
Именно эта книга позволила мне воскресить воспоминания о дедушке.
Дмитрий Овчинников, г. Тула
"Война и мир", 1941 год
В нашей семье хранится "Война и мир" Л.Н. Толстого. Ее подарила мне мама на новый, 1943-й, год. Мы тогда были в Ленинграде, всю блокаду там пережили. А подписана книга в печать 16 августа 1941 года.
Ольга Александровна Крупович, Петербург
"Гамлет", 1942 год
"Гамлет", 1942 год.
У нас дома есть семейная реликвия - книга "Гамлет" Шекспира в переводе Бориса Пастернака. Она издана "Детгизом" в 1942 году и принадлежала моей сестре Конкордии. Родные и друзья звали ее Канусей. Когда началась война, сестре было десять лет. Она так хорошо читала стихи, что ее приглашали в Кегостровский госпиталь выступить перед ранеными. Многие солдаты при этом плакали. Сохранилась ее грамота за декламацию.
После школы дети работали в цехах деревообработки, сколачивали ящики для снарядов. Канусе было трудно выполнить норму, она была маленькая, слабенькая и мальчишки помогали ей. Все с большим уважением относились к этой хрупкой девочке с удивительным именем Конкордия. На родительском собрании директор школы сказала: "Канусю Завьялову надо кормить шоколадом!" Когда мама пришла с собрания, то плакала, рассказывая об этом. Шоколада у нас не было.
На книге "Гамлет" сохранилась дарственная надпись: "Канусе на память ко дню твоего рождения. Вадим, Юрий. 10 ноября 1945 года". Вадим и Юрий Поповы - сыновья директора лесозавода на острове Кего. Один из них учился с сестрой в одном классе. В 1945 году им было по 15 лет.
А вот что вспоминала подруга: "Я бесконечно благодарна судьбе, что подарила мне дружбу с такой девочкой, как Кануся. В ней было больше от ХIХ века. Сейчас я удивляюсь: жили в разных заводских поселках, разделенных рекой, встречались не очень часто, а подружились сразу. Познакомились на литературном вечере, где ни на кого не похожая девочка читала отрывок из пушкинской "Полтавы" и "Зою" Маргариты Алигер. В памяти сохранилось это чудо. Сколько раз я повторяла строки этих стихов, подражая Канусиной интонации..."
Конкордия Николаевна окончила литфак Архангельского пединститута и работала учителем в школах Архангельска и Мурманска.
Адэль Николаевна Ежова, Архангельск
"Наука побеждать", 1943 год
"Наука побеждать", 1943 год.
Здравствуйте, уважаемый Дмитрий Геннадиевич! Я ленинградец, и детство мое пришлось на годы войны. Правда, в блокаде я не остался: мы с матерью были эвакуированы в Омск, где по уплотнению попали в дом, принадлежавший семье омского журналиста. У него была большая библиотека, и именно там я пристрастился к чтению. Вернувшись в 1944 году в Ленинград, я начал собирать собственную библиотеку. И однажды в букинистическом отделе Дома военной книги мне удалось приобрести книжку, изданную в Ленинграде в период блокады, но это была "Наука побеждать" А.В. Суворова. Издана она была в виде брошюры - в мягком переплете, причем рекомендована командирам и политработникам Красной Армии, возможно, в помощь при проведении политзанятий. Была она небольшого формата, чтобы удобно носить в кармане гимнастерки. История ее мне неизвестна, но, судя по надписи "Ташкент", выполненной чернилами, книга побывала там. Быть может, ее увозил туда раненый боец, а может, кто-то из эвакуированных. Какими-то путями она вернулась в Ленинград. "Наука побеждать" долго была в моей библиотеке, но, когда мне исполнилось 80 лет, я счел, что не стоит хранить такой раритет в частных руках, и передал ее в дар музею-библиотеке "Книги блокадного города". Возможно, читателям "РГ" будет интересно узнать, что такой музей в Петербурге существует, он находится на проспекте Юрия Гагарина, дом 17. Кстати, мне было приятно услышать от работников музея, что до сего времени такой книги в их фондах не было.
Вадим Григорьевич Шальников, Петербург
"Кому на Руси жить хорошо", 1937 год
"Кому на Руси жить хорошо", 1937 год.
Почти всю войну "прошел" со мной в вещевом мешке или в полевой сумке небольшой, карманного формата, томик Некрасова с поэмой "Кому на Руси жить хорошо", выпущенный в 1937 году. Мои сослуживцы, рядовые солдаты, с удивлением слушали, когда я наизусть читал эту поэму. Уже само начало произведения о том, как семь мужиков отправились искать, кому на Руси жить хорошо, было так близко и понятно солдатам:
По делу всяк по своему
До полдня вышел из дому:
Тот путь держал до кузницы,
Тот шел в село Иваньково
Позвать отца Прокофия
Ребенка окрестить...
Это так ясно, так ярко отражало тот характер предвоенной жизни и мир с различными будничными заботами, от которого солдаты были безжалостно, внезапно оторваны. Поэма Некрасова ни разу не была нами прочитана целиком. Чтение обрывалось всякий раз боевой тревогой. И каждый раз я начинал читать сначала. Это и психологически успокаивало, отвлекало.
Есть в поэме и прямое упоминание о солдатах, даже есть песнь под названием "Солдатская". В ней речь об израненном солдате, который счастлив тем, что жив остался в двадцати сражениях, а ныне пребывает в бедности, заброшенности. Песнь "Солдатская" помещена почти в конце поэмы, а до конца мы ее как-то не дочитывали.
Сейчас смотрю на эту потрепанную книгу в своем книжном шкафу и вспоминаю фронтовых товарищей. Слава и вечная память им всем.
Борис Иванович Есин, Москва
Вместо послесловия
Моя бабушка много читала. И вот когда она сидела с книгой в руках во дворе, на маленькой скамеечке, это была важная наука для меня маленькой: бабушка читает и улыбается каким-то строкам, каким-то героям. А потом я выучила буквы и мы читали на скамейке рядом, причастные одной тайне.
Ирина Отдельнова, Курск
Фото: ТАСС
Каждый томик в этом шкафу мне знаком, каждый потертый корешок. Старые книги говорят с нами не только текстом, но и своим обликом. Их скромные обложки рассказывают о доме и предках наших, о войне и мире, о любви и печали. Вот несколько таких историй из писем наших читателей.
"Воскресение", 1911 год
Эту старую книгу - 11-й том Собрания сочинений Л.Н. Толстого - мне подарил в конце своей жизни мой дедушка Иван Петрович Овчинников.
Она примечательна не только тем, что год ее издания - 1911-й - совпадает с годом рождения моего дедушки (хранил он ее очень бережно, оставив на титуле свой автограф). Книга эта пережила грозные времена Великой Отечественной войны.
Дедушка показывал мне сохранившуюся у него подлинную карту боевых действий на Курской дуге на направлении Новосиль - Орел. На ней рукой командира роты старшего лейтенанта Ивана Петровича Овчинникова красным карандашом нанесена линия фронта между населенными пунктами Задушное и Архангельское по состоянию на 11 июля 1943 года. Здесь его рота в составе 1172-го полка 348-й Бобруйской Краснознаменной ордена Кутузова дивизии вместе с другими частями перешла в контрнаступление на Орел.
О том, что происходило на участке действий этой роты, очень просто, но выразительно написал из Перми своему бывшему командиру старший сержант Михаил Верхоланцев: "Здравствуйте, Иван Петрович! Вы ранены были под селом Архангельским у станции Ворошилово. Я находился рядом с вами, когда автоматной очередью вам прошило бедро и вы начали сползать с железнодорожного полотна. Я взял ваш автомат и остался прикрывать... Потом зам-комбата, он сибиряк, был удивлен, что я жив".
Так обыденно, без эмоций вспоминает старший сержант о том, как в одиночку против атакующих гитлеровцев "остался прикрывать", спасать жизнь командира.
После госпиталя дедушка не попал снова в свою дивизию, а был "вчистую" комиссован. После войны работал директором сельской школы, председателем райисполкома...
Дедушка не дожил до 90 лет несколько месяцев.
В той старой книге 1911 года издания, подаренной мне дедушкой, помещено одно из самых известных произведений Л.Н. Толстого - "Воскресение".
Именно эта книга позволила мне воскресить воспоминания о дедушке.
Дмитрий Овчинников, г. Тула
"Война и мир", 1941 год
В нашей семье хранится "Война и мир" Л.Н. Толстого. Ее подарила мне мама на новый, 1943-й, год. Мы тогда были в Ленинграде, всю блокаду там пережили. А подписана книга в печать 16 августа 1941 года.
Ольга Александровна Крупович, Петербург
"Гамлет", 1942 год
"Гамлет", 1942 год.
У нас дома есть семейная реликвия - книга "Гамлет" Шекспира в переводе Бориса Пастернака. Она издана "Детгизом" в 1942 году и принадлежала моей сестре Конкордии. Родные и друзья звали ее Канусей. Когда началась война, сестре было десять лет. Она так хорошо читала стихи, что ее приглашали в Кегостровский госпиталь выступить перед ранеными. Многие солдаты при этом плакали. Сохранилась ее грамота за декламацию.
После школы дети работали в цехах деревообработки, сколачивали ящики для снарядов. Канусе было трудно выполнить норму, она была маленькая, слабенькая и мальчишки помогали ей. Все с большим уважением относились к этой хрупкой девочке с удивительным именем Конкордия. На родительском собрании директор школы сказала: "Канусю Завьялову надо кормить шоколадом!" Когда мама пришла с собрания, то плакала, рассказывая об этом. Шоколада у нас не было.
На книге "Гамлет" сохранилась дарственная надпись: "Канусе на память ко дню твоего рождения. Вадим, Юрий. 10 ноября 1945 года". Вадим и Юрий Поповы - сыновья директора лесозавода на острове Кего. Один из них учился с сестрой в одном классе. В 1945 году им было по 15 лет.
А вот что вспоминала подруга: "Я бесконечно благодарна судьбе, что подарила мне дружбу с такой девочкой, как Кануся. В ней было больше от ХIХ века. Сейчас я удивляюсь: жили в разных заводских поселках, разделенных рекой, встречались не очень часто, а подружились сразу. Познакомились на литературном вечере, где ни на кого не похожая девочка читала отрывок из пушкинской "Полтавы" и "Зою" Маргариты Алигер. В памяти сохранилось это чудо. Сколько раз я повторяла строки этих стихов, подражая Канусиной интонации..."
Конкордия Николаевна окончила литфак Архангельского пединститута и работала учителем в школах Архангельска и Мурманска.
Адэль Николаевна Ежова, Архангельск
"Наука побеждать", 1943 год
"Наука побеждать", 1943 год.
Здравствуйте, уважаемый Дмитрий Геннадиевич! Я ленинградец, и детство мое пришлось на годы войны. Правда, в блокаде я не остался: мы с матерью были эвакуированы в Омск, где по уплотнению попали в дом, принадлежавший семье омского журналиста. У него была большая библиотека, и именно там я пристрастился к чтению. Вернувшись в 1944 году в Ленинград, я начал собирать собственную библиотеку. И однажды в букинистическом отделе Дома военной книги мне удалось приобрести книжку, изданную в Ленинграде в период блокады, но это была "Наука побеждать" А.В. Суворова. Издана она была в виде брошюры - в мягком переплете, причем рекомендована командирам и политработникам Красной Армии, возможно, в помощь при проведении политзанятий. Была она небольшого формата, чтобы удобно носить в кармане гимнастерки. История ее мне неизвестна, но, судя по надписи "Ташкент", выполненной чернилами, книга побывала там. Быть может, ее увозил туда раненый боец, а может, кто-то из эвакуированных. Какими-то путями она вернулась в Ленинград. "Наука побеждать" долго была в моей библиотеке, но, когда мне исполнилось 80 лет, я счел, что не стоит хранить такой раритет в частных руках, и передал ее в дар музею-библиотеке "Книги блокадного города". Возможно, читателям "РГ" будет интересно узнать, что такой музей в Петербурге существует, он находится на проспекте Юрия Гагарина, дом 17. Кстати, мне было приятно услышать от работников музея, что до сего времени такой книги в их фондах не было.
Вадим Григорьевич Шальников, Петербург
"Кому на Руси жить хорошо", 1937 год
"Кому на Руси жить хорошо", 1937 год.
Почти всю войну "прошел" со мной в вещевом мешке или в полевой сумке небольшой, карманного формата, томик Некрасова с поэмой "Кому на Руси жить хорошо", выпущенный в 1937 году. Мои сослуживцы, рядовые солдаты, с удивлением слушали, когда я наизусть читал эту поэму. Уже само начало произведения о том, как семь мужиков отправились искать, кому на Руси жить хорошо, было так близко и понятно солдатам:
По делу всяк по своему
До полдня вышел из дому:
Тот путь держал до кузницы,
Тот шел в село Иваньково
Позвать отца Прокофия
Ребенка окрестить...
Это так ясно, так ярко отражало тот характер предвоенной жизни и мир с различными будничными заботами, от которого солдаты были безжалостно, внезапно оторваны. Поэма Некрасова ни разу не была нами прочитана целиком. Чтение обрывалось всякий раз боевой тревогой. И каждый раз я начинал читать сначала. Это и психологически успокаивало, отвлекало.
Есть в поэме и прямое упоминание о солдатах, даже есть песнь под названием "Солдатская". В ней речь об израненном солдате, который счастлив тем, что жив остался в двадцати сражениях, а ныне пребывает в бедности, заброшенности. Песнь "Солдатская" помещена почти в конце поэмы, а до конца мы ее как-то не дочитывали.
Сейчас смотрю на эту потрепанную книгу в своем книжном шкафу и вспоминаю фронтовых товарищей. Слава и вечная память им всем.
Борис Иванович Есин, Москва
Вместо послесловия
Моя бабушка много читала. И вот когда она сидела с книгой в руках во дворе, на маленькой скамеечке, это была важная наука для меня маленькой: бабушка читает и улыбается каким-то строкам, каким-то героям. А потом я выучила буквы и мы читали на скамейке рядом, причастные одной тайне.
Ирина Отдельнова, Курск