Им гагарам недоступно...

Книга Дмитрия Быкова "Был ли Горький?" продолжает процесс демифологизации пролетарского классика

Когда у критика Павла Басинского в серии "ЖЗЛ" вышла биография Горького, ее много обсуждали и заслуженно хвалили. Но ни одна, ни две, ни три биографии тему закрыть не могут. Теперь перед нами книга Дмитрия Быкова "Был ли Горький?". Басинскому и Быкову уже случалось схлестнуться по поводу Пелевина, Солженицына и Войновича. На этот раз вышел не спор на повышенных тонах, но диалог. Согласно Басинскому, Горький "пытался создать религию Человека и протянуть мост между Ницше и социализмом". Тут вся соль книги. Для Басинского главный пунктик Горького - культ сильного человека, поначалу босяка, потом революционера. Перемалывающего неправедности мира своей железной волей.

У Быкова эта тема продолжена, но несколько по-другому. Он осторожничает в обобщениях, насколько возможно. В "Климе Самгине" Буревестник подверг безжалостной вивисекции бесплодную душу русского интеллигента? Да, так принято считать. "Но посмотрим повнимательнее, - призывает читателя Дмитрий Быков. - Нельзя же, чтобы все было вот так просто. Действительно, автор "На дне", "Матери", "Клима", "Старухи Изергиль" - личность крайне запутанная, перекрученная и переменчивая. Революцию 1905 года он приветствует, а февраль 1917-го уже отвергает. Опыт подсказывает ему, что от немыслимых свобод и скороспелых отмен всего на свете ничего хорошего не выйдет - так и получилось. Когда другие трубили в трубы, Горький писал "Несвоевременные мысли", чем немало раздосадовал вождя российского пролетариата и его соратников по партии. Скользкий, колючий талант. Не вписывается в растиражированный портрет согбенного литератора в широкополой шляпе с пышными обвислыми усами".

Быков предельно тактичен с читателем, но образ у того в голове выстраивается сам собой. Образ страшноватый. Страшнее, чем у Басинского с его ницшеанством. Горький - как утес. Фигура угрюмо самодостаточная. Отвергал декадентство, символизм, футуризм - все измы на свете. Дружил, правда, с "серапионами", но мягко поучая. Приятельство с Маяковским - короткая вспышка, не более. Мучительно обдумывал житье там, где другие рвали на груди рубаху. Вел борьбу со всем миром, отыскивая фальшь и противопоставляя ей самую циничную правду. Быков, например, утверждает, что набросок пьесы "На дне" Горький показал Толстому. Тому не понравилось. "Зачем это написано?" - спросил Лев Николаич. В ответ будущий "пролетарский классик" вставил в пьесу Луку - и стало понятно, в чей огород летят камни. "Блаженненьких" толстовцев Горький терпеть не мог. И вообще не любил никакую массу, народность, коммунальность.

В книге "О русском крестьянстве", которую долго замалчивали в СССР из-за ее вопиющей неканоничности, Горький пишет, что оба террора, красный и белый, потому так жестоки, что с обеих сторон действует дикая, варварская крестьянская масса. В этом весь Буревестник. Большевик, но не в смысле партийной принадлежности. А в том смысле, в каком большевиком был и Петр Первый - беспощадный модернизатор, приносящий общество в жертву идее. Причем для Горького первична не идея равенства, как для классического социалиста и коммуниста, а идея цивилизации - недаром он, как и Маяковский, восхищался нью-йоркскими небоскребами. Идея, которая в России с ее патриархальностью могла быть проведена и проводилась только драконовскими методами. Например, через насильственное равенство. Конечно, с репутацией "соцреалиста" и пролетарского Орфея этот образ мало вяжется. Горький страшнее и глубже.

Евгений Белжеларский

Итоги.RU

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе