Единство и великолепие

Тост за Александра Жолковского и его книгу


Огромная литература о Пастернаке растет постоянно и быстро. Автор «Сестры моей — жизни» и «Доктора Живаго» сейчас в большем фаворе, чем привычно «рифмуемые» с ним Ахматова, Мандельштам и Цветаева. Работают законы «моды» — понятные, едва ли преодолимые, очень человеческие, в сущности — смешные. По слову Пастернака, «приедается все». (Кроме свободной стихии в единстве с свободной стихией стиха.) За приливом интереса к очередному избраннику следует отлив. И мало в силах не поддаться «культурному контексту», то есть в пору «всеобщей» страсти, скажем, к Тютчеву читать (слышать), к примеру, Лермонтова. (Иначе дело обстоит только с Пушкиным; всякая попытка бросить его с парохода современности лишь крепит пьедестал.) Поэты не виноваты, что с бегом времени меняются приоритеты. Опальные ныне Жуковский, Некрасов, Фет, Блок (если честно, Цветаева сейчас тоже на дальней полке) еще одарят нас чудными открытиями, о возможности которых мало кто думает. На дворе «тысячелетье» Пастернака.


Приход его мотивирован, конечно, не только колебанием маятника вкусов. Запросы современности растут из наработанного духовного опыта. Пастернака читали — глубоко и точно — и в пору доминирования других больших поэтов. (Речь о реальном доминировании, а не о советском процессе изготовления диссертаций, проливающих тьму на все дозволенные начальством феномены — от Пушкина до слагателей «опупей» о строительстве коммунизма.) Книга Александра Жолковского «Поэтика Пастернака» (М., «Новое литературное обозрение») увидела свет на днях — писалась она более сорока лет.


Не желая принизить многих замечательных ученых и помня, что читал не всю «пастернакиаду», нахально скажу: в приходе «времени Пастернака» статьи Жолковского, квартирующие теперь в одном переплете, сыграли исключительную роль. Сопоставимую только с предисловием к «Стихотворениям и поэмам» (1965; одна из статей Жолковского, сколько помню, вышла с чудесным посвящением — Андрею Синявскому, посаженому отцу пастернаковедения), многолетней и многоплановой подвижнической работой Елены Владимировны и Евгения Борисовича Пастернаков и «трилогией» Лазаря Флейшмана.


Достаточно взглянуть на содержание книги, чтобы понять: бал тут правит то же сочетание «единства» и «великолепия», в котором автор видит суть поэзии Пастернака. Единство Пастернака — поэтический мир, узнаваемый при всех катастрофах, разрывах и «изменах», случившихся на пути поэта. (Путь этот исследователь членит на три этапа.) Единство Жолковского — переклички статей, «самоповторы», вариации исходной темы. Великолепие Пастернака — пестрота и гетерогенность его космоса, многообразие составляющих («предметов» и стилевых приемов), преизбыточное бытие «поверх барьеров». Великолепие Жолковского — смена подходов, «жанров», типов речи (от нарочито «ученой» до скользящей к Table-talk). От выявления «инвариантов» (общий план) автор переходит к разборам отдельных опусов (план крупный), дабы досягнуть интертекстуальных тем, «выводящих» поэта из его личной вселенной. Примечено все — от фоники и ритмики до жизнетворчества, а потому востребованы весьма разные исследовательские стратегии.


Предисловие-увертюра (конспект книги) вершится блестящей кодой: «Таковы, говоря языком Пастернака, его три дня в трех мирах, три ландшафта, три древние драмы с трех сцен». Неодолим соблазн «перенаправить» эту сдвинутую цитату «Оригинальной» вариации. Кроме прочего, книга скрыто «портретирует» наделенного «звериным» чутьем тысячеискусника и повествует о его эволюции, напоминает о прочих трудах (работах по лингвистике и теоретической поэтике, исследованиях, посвященных разным писателям, «виньетках»), то есть одаривает нас «единством и великолепием» Александра Жолковского. Потому нет надобы сортировать «особые удачи» и «частные неудачи» — вежливо жалить, как змеи в овсе. У нас — праздник.

Виват!


Андрей Немзер


Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе