Известный писатель, драматург и главный редактор «Литературной газеты» рассказал «ВМ» о том, кому нужны литпремии, кто за ними стоит и отчего в списки их номинантов часто попадает весьма ограниченный круг авторов.
Писатель, драматург, публицист и главный редактор «Литературной газеты» Юрий Поляков на 26-й Московской международной книжной ярмарке.
Любопытный факт: списки номинантов премий «Ясная Поляна», «Русский Букер» и «Большая книга» более чем наполовину состоят из одних и тех же фамилий — Сенчина, Яхиной, Прилепина...
- Юрий Михайлович, вас это не удивляет?
- Узок круг этих литераторов, и страшно далеки они от читающего народа. Что же касается небесталанного Романа Сенчина, то он мне порой напоминает угрюмого юношу, которого приглашают на чужой семейный праздник, но не для того, чтобы выдать за него дочку, а чтобы было с кем потанцевать прыщавым ее подружкам.
Впрочем, если он туда ходит, значит, ему нравится. Пусть себе пляшет под чужие оркестрики. А вот Гузель Яхина — это другое, это проект, это готовят смену уставшей и навсегда упустившей Нобелевскую премию Людмиле Улицкой. Да, нелюбовь к России Светланы Алексиевич показалась шведам убедительнее. Яхнина — это проект на вырост, так сказать, изящное «русоедство» с тюркским колоритом. Посмотрим…
- Звучит так, словно бы существует некий литературный заговор.
- Все гораздо сложнее. После разгрома СССР встала задача преодоления советского наследия и миропонимания. Ведь людям надо было как-то объяснить, почему заводы и целые отрасли становятся собственностью каких-то вороватых прохиндеев, а геополитические интересы страны сдаются, как пустые бутылки после загула. По писателям как властителям дум, носителям патриотизма и социального оптимизма пришелся главный удар. Конечно, некоторые сами заранее сложили полномочия: перелетел в США Евгений Евтушенко, уверявший, что «любил Россию всею кровью, хребтом», перешел на амбивалентный клекот Владимир Маканин, стал строительным подрядчиком Михаил Шатров — и «так победил».
Но большинство писательского сообщества не приняло случившегося в стране. И тогда с помощью срочно созданных премий, прессы и телевидения стали формировать новый литературный олимп, где ни Солоухину, ни Соколову, ни Розову, ни Бондареву места не предусматривалось.
- А предусматривалось кому?
- Отбирали на этот «нью-олимп», исходя из антисоветизма кандидата, а еще лучше — русофобии, на худой конец довольствовались социальной апатией. Стиль, направление не имели веса: можно быть постмодернистскими бормотунами, кондовыми реалистами. Не важно.
Главное — мировоззрение, скептическое (в мягком варианте) по отношению к русской цивилизации, и то, что Достоевский называл «идеологией государственного отщепенства». Эта тенденция видна во всех длинных и коротких премиальных списках. Книги, исполненные веры в Отечество, здорового отношения к миру, отсеиваются на дальних подступах как неприличные.
- Вы говорите сейчас о премиальной однобокости?
- В том числе. В идеале система премий должна способствовать выявлению талантливых авторов, но для этого надо корпус экспертов и жюри формировать из людей разных политических взглядов, эстетических пристрастий и (даже странно говорить об этом в многоплеменной стране) разных национальностей.
Увы, этническая симпатия многим заменяет эстетическую оценку. Заметьте, еще ни разу автор, пишущий на родном языке (татарском, якутском, аварском и т. д.), не попал ни в один список той же «Большой книги». Даже Год литературы умудрились открыть в МХТ им. Чехова странным капустником, где не прозвучало ни одного имени, ни строчки наших «нерусских» классиков — Тукая, Хариса, Гамзатова, Кугультинова… Возможно, организаторы решили, что они «закрыли» тему Пастернаком, Мандельштамом и Бродским. Но я-то как раз считаю их русскими поэтами. В результате премии стали эдаким ситом, вылавливающим из потока те книги, иногда талантливые, где непременно присутствует «отчизноедство».
- Что вы скажете о романе Романа Сенчина «Зона затопления»?
- Я скучных писателей не читаю и другим не советую. Если автор не захватил тебя с первых десяти страниц, значит, он просто занимается не своим делом. Вы же не станете слушать тенора, давшего «петуха» с первых слов арии «Куда, куда вы удалились!?»
- Вопрос, на мой взгляд, в другом: можно ли так откровенно, как это сделал Сенчин, заимствовать чужие идеи, тональность, стиль?
- Все зависит от чувства меры. Вы, наверное, знаете роман Алексея Иванова «Географ глобус пропил». Так вот, не удивляйтесь, сюжет этой книги заимствован из моей повести «Работа над ошибками», опубликованной в 1986 году в журнале «Юность». Вещь имела всесоюзный резонанс, ее экранизировали и инсценировали, переиздают до сих пор. И что? Ничего. Позаимствовал. То, что чужое произведение может автора натолкнуть на собственный замысел, в литературе дело обычное, но чем лучше писатель, тем дальше он уходит от «первотолчка». В любом случае порядочные люди берут хотя бы эпиграф из первоисточника, мол, помню, люблю, благодарен. Но... Отвечу так: Сенчин поступил в духе времени.
- У вас самого не было желания взять классический сюжет и слегка его «оттюнинговать»?
- Почему ж нет? На этом построен мой много раз переиздававшийся роман «Козленок в молоке». Изготовление на пари из пустячного человека гиганта мысли — бродячий сюжет. Но «бродячий сюжет» — это стриженая овца, а какую шерсть ты на ней вырастишь и что из нее свяжешь — варежку или рыцарский плащ, зависит уже от тебя. Для этого нужно немного: талант, мастерство и усидчивость. Лучше оттачивать текст, чем шляться по букеровским фуршетам.