Деревянный век русской литературы

Девятый выпуск газеты «Культура» от 24 сентября 2020 года всецело был посвящен русской литературе. На тридцати полосах уместилось более двух десятков сердитых статей, как правило, с резкими заголовками, вопросительными знаками или отчаянной констатацией.


Откажемся ли мы от русской литературы? Когда в России появится качественное массовое чтение? Сегодняшний день — не то чтобы не Золотой век, но даже и не деревянный... Такой концентрации критического внимания на одну тему не было, пожалуй, со времен публикации «Философских писем» Чаадаева. В большинстве откликов — горечь от настоящего, озабоченность от будущего, опасение, не начнем ли мы скоро «мычать»...

С некоторыми тезисами трудно не согласиться. Например, многолетнее господство «главной богини» масскульта Дарьи Донцовой — наглядный пример измельчания, а ведь не так давно эту нишу занимали романы Валентина Пикуля, Юлиана Семенова или Агаты Кристи. Или — с высказыванием «последнего советского писателя» Юрия Полякова, сетующего на низкий уровень текстов и отсутствие редактуры, «грантократию» и премиальные системы, отмечающие беспомощные тексты, которые отвечают трем основополагающим требованиям: «антисоветизм (откровенный), русофобия (чаще полускрытая) и антитрадиционализм (скорее, декларативный)».

«Культура» подняла важную тему взаимодействий цифры и слова, магистральную в отечественной и мировой прессе. Да, слово и цифра — два главных инструмента описания мира. Но в связи с тем, что цифра становится все более агрессивной, отвоевывает пространство у логоса, человечество может оказаться в беде. Чудовищный переизбыток информации при отсутствии грамотного управления перегружает мозг, который выбирает путь наименьшего сопротивления. Человек цифры выбирает не классический роман, часто вообще не текст — картинку, фото, видео, неизменно теряя навыки работы со словом, способы познания мира. Надо ясно понимать, что, отказываясь от традиционных представлений о качестве литературного текста, подчиняя слово цифре, утверждает главный редактор Петр Власов, мы заодно отказываемся от более сложной и глубокой формы человеческого бытия, от осмысленного, ясного мировоззрения, поэтапного совершенствования нашего ума.

Очень своевременно высказывание издателя и переводчика Юрия Крылова, который поднимает проблему «книгоделателей» и со знанием дела рисует роль и место автора в литературном процессе. Его критерии жесткие: «Если на литератора влияет книжный рынок, значит, это бездарный литератор».

«Литература — это не способ заработка». В России есть от силы десять человек, которые своими книгами зарабатывают себе на жизнь. Поясняя природу их успеха, Крылов называет «Редакцию Елены Шубиной» не литературной инстанцией, а коммерческим предприятием. Раздражение от «кривого» рынка Крылов переносит на опыт советской книги, называя его «истерикой», имея в виду, что тогда «литература была значимым и действенным инструментом идеологии». Нет ни малейших возражений, когда он пишет: «Я не буду исследовать государство посредством литературы, мне интересно исследовать себя и свое место в государстве…»

Не удержусь в подтверждение этого рассуждения: проза Василя Быкова, Чингиза Айтматова, Виктора Астафьева, Василия Шукшина, Юрия Казакова, Валентина Распутина всецело отвечает этому принципу. Список этот можно увеличить многократно. 

Печально другое — искусственное отчуждение интеллектуалов России от «исследования государства» приводит к тому, что уровень управления культурой и страной часто не выдерживает критики.

А что касается СССР... Книга была доступной, в любом городе и селе — от Камчатки до Калининграда — на полках магазинов находилась вся мировая классика: от Флобера и Диккенса, Теодора Драйзера и Джека Лондона, Жюля Верна и Бернарда Шоу.

Еще один аргумент: в РСФСР издавалось ровно в три раза больше книг, чем в сегодняшней демократической России. Две цифры: 435 миллионов книг издано в 2019 году и один миллиард 393 миллиона экземпляров — норматив середины 80-х годов прошлого века.

Так случилось, что в течение нескольких десятилетий мне приходится подписывать тысячи издательских договоров в «Молодой гвардии». В СССР двадцатилистовая книга обеспечивала автору гонорар на год-два безбедной жизни. Избранное или собрание сочинений в 3–5 томов делали писателя житейски независимым на десятилетия. Социальный статус писателей был заметно выше чиновников, они получали высшие награды Советского Союза и места в высшей иерархии. Известна шутка Расула Гамзатова, члена Президиума Верховного Совета СССР, к которому обратилась девушка из секретариата и спросила, не хочет ли он послать телеграмму? Тут же на бланке с гербами СССР появился текст дорогой супруге Патимат: «Сижу в Президиуме, а счастья нет!» Результат сталинской и послесталинской культурной инженерии известен: за годы советской власти выросли поколения писателей, давших стране и миру литературу высочайшей пробы.

Итак, зная, что гуманитарии, как правило, реже выступают в качестве управленцев, попробуем вместе осмыслить положение дел с русской книгой и литературой, определить иерархию проблем в управлении рынком, книготорговлей, библиотечным делом, их связь с образовательными учреждениями и школой.

Скажу сразу, никакого целеполагания этой важной сферы не существует. Попытки специалистов Книжной палаты прояснить вопрос закончились ничем. Рынок, сколоченный наспех, имеет в основе простейший принцип — право существовать и приносить прибыль, продавая то, что продается. Поэтому национальные интересы государства и общества в серьезной художественной литературе, научной и научно-популярной книге не артикулируются, а рынок реагирует лишь на потребности частных лиц.

Отсюда происходит перекос в сторону перепроизводства женских романов, криминальных и любовных историй, разного рода литературных поделок. В прессе мелькнул факт, что годовой тираж Дарьи Донцовой однажды превысил четыре миллиона экземпляров. И это оказалось в три раза больше, чем тираж всех отечественных книг в разделе «Общественные науки».

Впрочем, к произведениям Донцовой следует относиться уважительно. Еще Карамзин писал: «Не знаю, как другие, а я радуюсь, лишь бы читали! И романы самые посредственные, даже без всякого таланта писанные, способствуют некоторым образом просвещению». А Иосиф Бродский восклицал: «Главное, чтоб читали! Хотя бы телефонный справочник!» О древнейшей миссии книги — просветительстве, глубоком познании истории, пополнении нравственного потенциала разных поколений — приходится думать менее всего. Литература такого рода существует, но она, не имея на рынке какой-либо поддержки, занимает незначительную нишу.

Другая проблема в том, что 90% книг выпускаются в Москве и Петербурге и здесь же «потребляются». Провинциальная Россия, включая 39–40 миллионов сельского населения, получает книгу по остаточному принципу. А, учитывая грядущее уменьшение численности населения, надо сделать так, чтобы каждый мальчик и девочка на селе имели счастье стать читателем с раннего детства.
Именно неразвитость книжного рынка, несоответствие его объемов масштабам страны и тем задачам, что стоят перед Россией в ХХI веке, не только предопределяют ситуацию в отечественной литературе и культуре, но и создают угрозу всему нашему развитию.

После коллапса девяностых рынок реанимировался, кое-как встал на ноги, но с 2008 года отрасль неуклонно сокращалась, к 2019 году средний тираж одной книги уменьшился на 40%. Половина книг имеют тиражи до 500 экземпляров, типичный тираж сегодня две-три тысячи. У нас школ сорок тысяч и примерно столько же библиотек. На душу населения приходится 2,9 книги (в 2008-м было 5,5). Это, правда, чуть лучше, чем в царской России более чем столетней давности. А в порицаемом сейчас СССР на душу населения приходилось девять книг. Но то ли еще будет. Судить о результатах пандемийного 2020-го пока просто невозможно...

Обществу и стране не хватает государственной программы развития российской книги, компенсирующей недостатки самодеятельного рынка; обозначения четких параметров количества и качества. 
 
А ведь подобный опыт есть в ряде стран — Финляндии, Канаде, Южной Корее, Новой Зеландии. Там созданы национальные программы поддержки книги и чтения, обеспеченные государственным финансированием.

Во всем мире поняли: движение в будущее определяется не природными ресурсами, а инновациями, вложениями в человека, стимулированием развития мысли. Неудивительно, что в Японии выпускается 11 книг на душу населения, в Израиле — семь. Наше правительство обещает семь книг только через десять лет. Если мы продолжим молиться на рынок, будем отставать и дальше. А речь идет, по сути, об интеллекте нации. Сложность задач, стоящих перед Россией ХХI века, предполагает совсем иной, предельно высокий статус книги.

Указ президента от 7 мая 2018 года определил 12 направлений стратегического развития на шесть лет вперед, среди них — задача войти в пятерку лучших стран мира в научной сфере. Понятно, что COVID-19 сдвигает все сроки. Нужны капвложения в книгу — как в танк «Армата», в гиперзвуковое оружие или атомные субмарины нового поколения. Всемирная интеллектуальная гонка в науке, военной сфере, во всех ключевых областях идет полным ходом. Ведь противостояние не только в супероружии, оно перешло в область интеллекта, ума, борьбы мозга с мозгом.

Отечественное книгоиздание можно назвать миниатюрным по сравнению с западными странами. До пандемии наш оборот составил 77–80 миллиардов рублей. Сравним: хотя численность населения Германии составляет 60% от численности населения России, объем реализации там в восемь раз больше. Наше отставание опасно вдвойне, поскольку в странах Западной Европы прилагается множество усилий по созданию комфортных условий национальной книги, читай — во имя интеллекта нации.

У нас на производство книги установлена ставка НДС 10%, в странах Европейского союза — 5%, в ряде государств этот налог вообще отменен или существенно снижен. Для продвижения электронной книги в Германии — 7%, в Италии и Испании — по 4%, в Великобритании и Норвегии его нет. 

Объективные причины выживания России в неблагополучном мире требуют крутого поворота государства к книге, чтению, развитию литературы, а это действительно серьезные вложения.

У страны тысячи тяжелых забот, но профилактика опасного слабоумия должна быть на первом месте. Умница Ирина Одоевцева, автор книг «На берегах Невы» и «На берегах Сены» писала: «Чтение настоящей литературы, высокохудожественных воспоминаний, биографических повествований есть освежение душ. Это лекарство против ограниченности, самодовольства, нравственного тупика. Таблетка от тупости…» Лучше не скажешь. 

Поделиться