Без лица

Книга о Сергее Довлатове совершила революцию в истории легендарной серии «ЖЗЛ»: это первая за 120 лет биография, которая вышла без иллюстраций 

Небольшой томик за авторством Валерия Попова оказался скандальным. Прежде всего книжка зияет полным отсутствием фотоматериалов. Впервые за всю историю серии. Даже на обложке вместо портрета писателя помещено грустное уведомление: «Здесь должен был быть портрет С. Довлатова». Слева и внизу — манхэттенские высотки и питерский Львиный мостик над каналом: два места действия довлатовской биографии. Отсутствие лиц, словно речь идет о каком-нибудь Парацельсе или Конфуции, производит впечатление почти зловещее. Как такое может произойти со столь искрометным автором? Оказывается, может. При ближайшем знакомстве с текстом выясняется, что фрагментов из сочинений и писем Довлатова здесь тоже на удивление мало. Впечатление такое, будто документы, оставшиеся от неподцензурного классика, заперли в спецхран, куда автора жизнеописания лишили доступа.


Все дело в том, что между издателем и обладателями прав на довлатовское наследие возник неразрешимый конфликт. Некие «ревнители» памяти писателя предположили, что готовящаяся книга порочит его образ. В результате в «Молодую гвардию» пришла адвокатская петиция. О том, что данное издание обещает стать «грубым нарушением норм авторского права, а также охраняемых законом нематериальных благ».

«Права практически на все фото, письма и прочие записи Довлатова принадлежат его вдове Елене, — пояснил «Итогам» редактор серии Вадим Эрлихман, — и в данном случае правообладатель использовал свое право на запрет публикации этих материалов». Кстати, даже давно опубликованную переписку Сергея Довлатова с Игорем Ефимовым, оказывается, нельзя цитировать. Напомним, что в 2002 году изданная Игорем Захаровым переписка стала причиной судебного разбирательства. Тогда в пользу истицы Елены Довлатовой было взыскано возмещение морального ущерба в 825 тысяч рублей. А саму переписку запретили переиздавать. Неподчинение грозило издательству судом и возможной потерей ни много ни мало 5 миллионов рублей. В итоге текст книги был элементарно порезан в лучших традициях советского «тутиздата».

Что мы имеем в итоге? Почти на сто процентов книжка состоит из лирических воспоминаний Попова, старинного приятеля Довлатова и знатока питерской богемы 60—70-х годов. К этим воспоминаниям добавлены кое-какие свидетельства родных и близких писателя. В оригинальности и мастерстве Попову никак не откажешь, он владеет навыками добротного письма. И делает все возможное, чтобы образ создателя «Зоны», «Компромисса» и «Заповедника» предстал перед читателем если не во всех подробностях, то во всяком случае в живом и нетривиальном исполнении. Так и получилось. Все нормально и с «фоном»: атмосфера послесталинской оттепели, зарождение «светского общества», новые моды, новый литературный вкус и авторитеты (чего стоило, к примеру, одно только слово Евгения Рейна о любом дебютанте!) — это здесь есть. С другой стороны, присутствует ощущение сосущей пустоты эмигрантского периода, в полной мере явленное в довлатовской переписке. Круг таким образом замыкается. На стыке — смерть Довлатова, отрекшегося от жизни и ушедшего в вечный загул, почти самоубийство. А в центре, собственно говоря, портрет классика. Честный, с описанием достоинств и недостатков, вполне обычных для людей довлатовского круга. И довольно комплиментарный в том, что касается значения творчества Довлатова и его места в литературе. Как говорится, чего же боле? Если можно на что-то сетовать, так это именно на недостаток источников, позволяющих взыскательному поклоннику писателя добавить к уже известному образу новые штрихи и факты. Хорошая книга — и недостаток фактуры, возникший вовсе не по вине Валерия Попова. Обидно. Можно долго перечислять все то, что могло бы быть в тексте и отсутствует. Но важнее, наверное, другое — почему отсутствует?

Наследники в письме издателям утверждают: «В своей книге Попов, странным образом перетолковывая материалы, искажает, а зачастую и порочит личность Довлатова. Это уже диффамация». Между тем ничего порочащего, кроме общеизвестного и вполне простительного для классика, я лично не заметил. Что касается «искажения личности», оставим этот эффектный оборот на совести писавших. Куда неприятнее возникающие ассоциации с обвинениями в «очернительстве» и «покушении на устои», характерные для советской прессы, от которой Довлатова всегда тошнило. Но неужели надо было сделать из писателя откровенную икону? Так или иначе, очевидно одно: ревнители новейшего благочестия недалеко ушли от ревнителей благочестия давешнего. Впрочем, нравы эмигрантско-диссидентской тусовки слишком хорошо известны. Жаль только, что избирательное применение права ничем не лучше советской цензуры.

Евгений Белжеларский

Итоги.RU
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе