История клуба «Калейдоскоп» берет начало  с 1980 года, когда однажды в библиотеке ярославского отделения Всероссийского общества слепых собрались ограниченные по зрению люди и решили организовать для себя вечера отдыха. Инициатором идеи выступил работник Волковского театра профессор Сергей Константинович Тихонов.  На один из таких вечеров был приглашен поэт Евгений Чеканов. Идеей клуба стало знакомство ярославцев с культурой и искусством нашего города, а для реализации этих целей на встречи с членами клуба приглашали звезд театральной сцены, художников, писателей, поэтов и музыкантов города Ярославля. Было много гостей и из других городов. Спустя некоторое время произошел переезд клуба в библиотеку

N 6 имени Л. Н. Трефолева. Всей душой Светлана Иосифовна поддержала традицию созданного клуба. Именно тогда клуб в стенах библиотеки подтвердил свое название «Калейдоскоп», а Светлана Иосифовна стала его локомотивом.

Все детство, отрочество и юность Светланы Иосифовны прошли в высоконравственной семье, поэтому она подходила к любому делу с большой ответственностью. Она всегда следовала пяти основным принципам: строгость в отношении к данному слову, высокая культура в отношениях людей друг с другом, вокруг нас нет никаких врагов, человек все дает человеку, а ничего не делает только из-за лености своей души, и никому и никогда нельзя желать зла. Обладая хорошими организаторскими способностями, с такой этикой отношений Светлане Иосифовне удавалось находить новых людей. Вновь приходившие в клуб «Калейдоскоп» люди, как только переступали порог библиотеки, попадали в семью, где их принимали с почетом и глубоким уважением. Со временем они становились новыми членами этого клуба.

Первым председателем клуба стал поэт Сергей Банный. Вместе с ним активное участие в работе принимал директор Волковского театра Валерий Сергеев. Формой работы клуба стали группы. Первыми были организованы группы поэтов «Лира», искусствоведов и актеров Волковского театра и ТЮЗа.

И вот стены библиотеки N 6 украсили картины, поделки народных умельцев, цветы и фотографии. По каждому проведенному мероприятию оформлялись красивые фотоальбомы. Сколько знакомых лиц можно увидеть в этих альбомах сейчас! Многие руководители современных литературных объединений города Ярославля получали боевое крещение именно в стенах клуба «Калейдоскоп». Вот мы видим писателя Герберта Кемоклидзе: еще молодой член Союза писателей читает там свои сатирические рассказы. Сейчас он возглавляет ярославское отделение Союза писателей России. А вот и молодая Любовь Новикова читает, может быть, свои самые первые стихи. О чем болела душа молодой поэтессы в то время, о чем были ее стихи? Сейчас Любовь Николаевна возглавляет литературное объединение «Третья пятница», где куется новое поколение поэтов и писателей города Ярославля. Узнаются здесь лица и Евгения Романова, руководителя поэтического клуба «Волжане», кинорежиссера и поэта Владимира Поварова, ярославского поэта Евгения Капитанова, автора стихов для  серьезных музыкальных произведений. Из старейших поэтов и писателей города здесь можно увидеть лица Тамары Рыковой и ныне уже ушедших из жизни писателя Александра Коноплина, артистки Ярославской филармонии, этнографа и фольк-

лориста Ирины Рублевской, актера Волковского театра Анатолия Соколовского. О творческой жизни этих людей можно писать книги.

В 1992 году библиотекой была разработана программа «Родина начинается с семьи». Был сформирован детский литературный фонд, открылся специализированный семейный абонемент. В начале октября 1993 года в рамках первого в Ярославле международного конгресса «Культура и будущее России» библиотеку семейного чтения посетили популярные киноактеры Александр Парра, Михаил Кононов, Андрей Соколов. Были здесь и гости из-за рубежа. Хорошей традицией стало проведение литературно-краеведческих чтений. Ежегодно под руководством Ю. В. Оловянова, главного редактора Верхне-Волжского издательства, в библиотеке проводились Трефолевские чтения.

В рамках одной статьи невозможно рассказать о многоплановой деятельности клуба «Калейдоскоп», существовавшего при библиотеке имени

Л. Н. Трефолева, но то,  что там действительно существовала кузница молодых талантов и крупный очаг культуры, - это факт. Стоит отдать должное Светлане Иосифовне Чувагиной за то, что она с большой теплотой поддерживала все новые начинания и помогала раскрываться новым талантам, чьи звездочки загорались и начинались переливаться узорами в волшебном «Калейдоскопе», а потом разгорались за его пределами. За это ей наша огромная благодарность.

Сергей КРЫЛОВ.


ЧЕРНАЯ КУРИЦА

В нашем городе работает на маршрутке Виктор, есть такой, Другов. Он в самых уверенных годах - ему лет за сорок: словно был и будет, сам из себя, всегда. Высокий, большой, с длинными тяжелыми руками - ну, водитель. Живет он в этом самом частном секторе, вблизи теперь уж домов новых, сколько-то-этажных, и еще таких же, рядом строящихся.

У него два сына. Старший в этом году заканчивает школу, собирается поступать в вуз, в университет. Этот все за компьютером. Младший сын тоже нормальный. Учится сейчас во втором классе.

Так вот, что с этим младшим…

Зовут Петя. Петька... Петр. В прошлом году, перед самым летом он, Петя, вдруг не стал ночами спать...

Заметили это в доме все и сразу. В темноте ворочается и ворочается... Окликнешь - на время замирает... И опять шевелится... Не может и не может заснуть...

Утром, значит, никакой.

Мать, отец, брат - ему:

- Чего? Чего тебе?

Молчит. И смотрит, не моргая, перед собой...

Особенно отец стал тут строг.

Он, Виктор Другов, вообще имел привычку, такой-то внушительный, с любым говорить кратко, при этом не моргая и не сводя с собеседника таких открытых глаз. Все в доме к этому привыкли и были всегда и во всем откровенны. И в семье был ровный покой.

Виктор, наконец, своего Петю поставил посреди комнаты, а сам сел напротив.

- Петр, ну?..

Перед тем взглядом Петя вмиг почувствовал минуту правды...

- Курица... черная...

- Какая еще курица?

- Черная...

- Ну и что?

- Ку... А черная...

И два друг на друга взгляда неморгающих.

Оказалось, он, Петя, услыхал где-то - в школе или по телевизору - сказку, где есть черная курица.

- Ну. Так что?

Петя поднял плечи... И Виктор вдруг понял, что тут ни спросить, ни сказать больше нечего. В самом деле: кура - а черная...

И отец и сын застыли.

Сделалось в доме тихо.

Чего ждать?..

Резко Виктор встал. Пошевелил губами - выругался неслышно. Редкая, все это знали, у него сейчас настроенность - на злость...

Вышел он на улицу. По двору бродили их куры... Куры как куры... Будто ни в чем не бывало...

...Маршрут на его маршрутке у Виктора был один и тот же. Разве что приезжал домой обедать. От одного края города до другого края через весь город, через самый центр.

Так он и следовал после истории сына дня два-три. Жену по ночам выслушивал молча. Она работала воспитательницей в детсаде. (А он даже и вовсе не курил.)

Странное, одно к одному, нашло на него, сосредоточенного, настроение и на самого...

Он на маршруте, на таком знакомом маршруте, стал вроде бы что-то замечать... То, что видел... много лет и по нескольку раз в день...

Памятник...

Памятник... Ну и ну... Черный...

Так что бы? Чугунный, наверно.

Да-а...

Памятник - а черный. Будто впервые он увидел... Вот привязалось!..

Памятник тот - в самом-самом, еще бы, центре: в рост человека... в черном костюме... сидит... и на колене пишет, что ли... черными руками... чуть склонив черную голую голову... сам же - в рост человеческий...

И опять маршрут... Один и тот же...

И тот, тот-то, один и тот же...

Виктор заметил еще, что он, оказывается, хорошо помнит... некоторые истории... об этом самом памятнике...

Слышал их когда-то - может, мальчишкой... От каких-нибудь тоже, что постарше, мальчишек... или подслушал у взрослых... Будто анекдоты какие или сплетни...

Давным-давно, когда его и самого на свете не было... а памятник этот, выходит, уже был... были с этим памятником разные случаи...

Случаи, например, такие.

По-нынешнему-то вроде бы просто забавные. Сейчас говори чего хочешь и про кого хочешь. Вот, скажем, нынче все выборы за выборами: и нельзя, сколько ни болтай или ни молчи, даже понять... кого выбирать... за какие красивые глаза его выбирать... и для какого такого дела вообще-то выбирать...

А тогда - тогда-то! - случаи те ведь, по всему, жуткие, и правда жуткие...

Ночью... на памятник... на плечи памятнику... повесили, надели - фуфайку... какую-то старую, наверно, фуфайку...

Виктор... привычно не глядя получая мелочь и не слушая бесконечное музыкальное радио... вдруг громко усмехнулся!.. Черному памятнику... на его черные плечи... Фуфайку!.. И минут через несколько опять усмехнулся, но уже тихо... А кепку, он слыхал, этому памятнику, на голову этому памятнику, ночами надевали не раз...

...И Виктор после этой своей второй усмешки больше ничего уже не думал. Только крепче держал руль. И торопил время.

Вместо обеда проехал не спеша по всему частному сектору... Глядя по сторонам...

Потом вместо маршрута долетел за городом до ближайшей деревни; там выходил, спрашивал...

Потом погнал в соседний колхоз, где, говорят, есть ферма...

И нашел. Добыл!

Черную курицу.

Заплатил за нее... как-то замиряюще сразу заквохтавшую... живыми шелестящими деньгами...

Редко действительно такие бывают. Но все-таки - вот, бывают.

Сунул куру - куда ее в салоне? -

в пустую коробку картонную.

И привез ее.

Курицу-то...

Но - черную!

На маршрутке...

Зато - черную.

Привез домой.

- Петр!

Во дворе - никого...

Заглянул нетерпеливо на крыльцо.

- Петр!

Петя вышел.

- Видишь?..

Оба замерли отчаянно.

Виктор держал куру за бока.

- Ты видишь ее?..

Петя смотрел... зарумянившись...

- Ты ее видишь?..

Сын смотрел... находчиво...

- Ну так смотри!

Виктор поспешно принес, что попалось, обрезок толстой доски. И еще - топор.

Встал на самой середине двора.

Огромной своей кистью взял куру за обе лапы. В другую - топор.

- Смотри!

Петя смотрел со ступеньки крыльца. Словно встречая кого или провожая...

Виктор, как всегда и во всем, дотошно примерился.

И отрубил куре голову.

- Ты видел?..

Долго ждал...

Оба долго ждали...

Наконец Петя кивнул.

- Видел.

Петя разомкнул неслышные губы:

- Да...

Виктор тут же, при сыне и при куре, позвонил по мобильнику на работу жене. Как только сейчас, пора ей уже, придет - куру ощипать и все прочее. И  сварить. И всю целиком.

... Вечером сам закончил пораньше - к ужину семьи.

В доме пахло редкостно не-обычно спокойно. (Свои куры

хорошо неслись.)

Все вели себя церемонно. Праздник и праздник. Ну, как в день тут в чей-то рождения.

Кура на большой тарелке была на середине стола.

Она, в таком горячем и пахучем виде, была прямо домашняя, чуть ли не родная.

Все благодарно смотрели на нее.

Только Виктор - на сына Петю.

Он подвинул куру к себе и взялся за нож.

Роздал всем по куску.

Первому - Пете.

- Ешь... Ешь. Ешь!

И все не сводил с него глаз. Боялся: вдруг тот есть откажется...

Но сын есть стал. Притом как-то особенно: увлеченно, познавательно...

Виктор с засученными рукавами совсем уж выпрямился - победно.

Приговаривал:

- Ну? Видел куру эту, когда мать занималась, ощипанную?

Такая же, как все... Можно? Можно. И нужно. Такая же, как все.

Потом, когда за столом уж даже разговорились, покрикивал:

- Все?.. Ничего больше нету?.. Ничего и не было.

ЦАРЕВНА-НЕСМЕЯНА

Эвклидовским обычным умом трудно, даже невозможно понять поэтику нового сборника стихов Любови Новиковой «Задыхаясь от боли...», вышедшего осенью минувшего года в издательстве «Индиго».

Целый цикл (раздел) книги, озаглавленный «Когда из тела вынима-

ют душу», посвящен Нилычу - любимой собаке автора. Приведена здесь и фотография милого рыженького песика.

У тебя ведь там часу нет,

Чтоб следить его каждый

вздох.

Только он для меня -

и свет.

Только я для него - и Бог.

Это автор обращается к Богу, умоляя его не забирать  на небо своего верного лохматого товарища. Иной читатель вздохнет с сожалением: «Мне бы ее заботы...» Жилье неустроенное, скудный заработок, голодно, холодно нынче многим. Вот бы о чем Бога просить!

Это если рассуждать по-эвклидовски. Но Любовь Новикова в маленьком комочке живого отыскивает метафизический горизонт бытия и вслед за своей лирической героиней практически следует принципу «благоговения перед жизнью» известного немецко-французского мыслителя Альберта Швейцера. Не оттого ли, читая стихи, посвященные собаке,  кажется, что посвящены они человеку:

Привыкаю жить без тебя.

Привыкаю жить не любя.

Или:

Разве это стихи? Это

сердце смириться не хочет

С тем, что в мире тебя

уже нет.

Будем исходить, как учил Белинский, из художественной ткани самого текста.

Я пойду по темному бору.

Я пойду по светлому

полю.

Я судьбу несу,

словно гору,

Каменея сердцем

от боли.

Боль просветляет, катарсис очищает. Видимо, поэтому в сборнике Любови Новиковой очень много белого цвета. Он не светит, а поистине обжигает: «много стран поистине белых», «белые снега», «тайну белую», «птица белая», «белой птицей по белому небу кружить», «белые одежды». Любовь Новикова идет до конца: «на том на белом свете». У нее даже тот свет - белый.

Творчество неразрывно связано с образом жизни поэта, не потому ли в одном из стихотворений поэт  сравнивает себя с царевной-несмеяной:

Кому нужна сегодня жизнь

 моя?

Седая жизнь

царевны-несмеяны.

И здесь, как видите, присутствует белый цвет - «седая». С царевной рядом не постоишь, и потому ей «стало одиночество наградой».

Хотелось бы сказать об апокалиптичности, аритмологии стихов Новиковой. «Горькая Муза поэ-

та!» - так точно и емко написал о поэтике Новиковой известный ярославский литературовед Николай Пайков. Некогда критик Николай Михайловский определил талант Достоевского как «жестокий».

Ритм жизни прервался, и Любовь Новикова порой по-цветаевски страстно выплескивает в читателей сгустки боли:

Идут дожди последнего

потопа.

Последние весенние

дожди.

В противовес почему-то приходят на память тютчевские строки: «Люблю грозу в начале мая...» А еще из «Грозы» Островского: «Последние времена настали. Грядет Божий суд».

Но, как писал Павел Флоренский, несмотря на то, что мир познаваемый надтреснут, через «эти трещины видна лазурь вечности». Белый ангельский свет, которым и наградила нас царевна-несмеяна.

Цветы струятся, льются

 пенным светом.

Росяной далью и зеленым

 ветром.

И в каждом лепестке

и в жилке каждой -

Нектарный вкус

от мотыльковой жажды.

Не те ли это цветы, о которых говорил другой русский философ - Лев Шестов: «Из слез поэта вырастают цветы»?

Анатолий ХОМЯКОВ.
Золотое кольцо