В суд идёт: Как работают присяжные

Минувшей осенью тысячи москвичей получили письма от Мосгорсуда с сообщением, что они зачислены в список присяжных — The Village собрал истории людей и разобрался, как работает суд присяжных в России.

«Судья стал зачитывать фабулу обвинительно приговора, и мы, усталые после нескольких часов ожидания, вздрогнули и прямо опешили: нам рассказывали знакомую из СМИ историю про подполковника ГРУ, торговавшего секс-рабынями — о ней даже Мамонтов снимал кино. Там была и торговля людьми, и подделка документов, и организация проституции. Судья ещё сгустил краски — звучали слова и „несовершеннолетние“, и „насильно“, и „обманом“». Каждый из нас, как Елена Мищенко, может оказаться в зале суда не только как подсудимый, но и как судья. Каждые четыре года компьютерная программа путём случайной выборки отбирает людей, которые могут стать присяжными заседателями. 12 человек должны разобрать доказательства, выслушать речи адвокатов и прокуроров и вынести вердикт — виновен или не виновен. Минувшей осенью письма-приглашения получили тысячи людей в Москве и по всей России — объявлен новый набор. Специальный корреспондент The Village Олеся Шмагун собрала истории людей, которые уже побывали в этой роли.

Письмо-приглашение


Однажды в почтовом ящике вы обнаруживаете письмо. Официальный герб и адресат заранее настораживают. Письмо обычно приходит сразу после федеральных выборов — и, не успев выполнить один гражданский долг, вы должны подумать о следующем. Присяжных заседателей выбирают именно так. Кажется, есть только одна категория людей, которые идут в присяжные без сомнений, — пенсионеры: много свободного времени, которое в зале суда провести всё-таки интереснее, чем перед телевизором, да и зарплата присяжного всегда выше пенсии. Впрочем, и для работающих условия тут почти санаторные.

Условия работы:

— Работодатель обязан отпустить человека на время выполнения обязанностей присяжного.

— Мосгорсуд выплачивает присяжному 100 % от его белой зарплаты.

— Если человек безработный, ему платят 50 % от зарплаты федерального судьи (в Москве это около 25 тысяч в месяц).

Требования к присяжным предсказуемые: физическое и психическое здоровье, без справок и постановки на учёт. Ещё нельзя состоять на государственной или выборной должности, иметь непогашенную судимость. Священников и военнослужащих тоже не берут. Наконец, не могут быть присяжными те, кого можно заподозрить в ангажированности: судьи, прокуроры, следователи, дознаватели, адвокаты, нотариусы, приставы, частные детективы и так далее.

То первое письмо с пугающим предложением на самом деле ни к чему не обязывает. От этого приглашения так же легко отказаться, как и от похода на избирательный участок: достаточно выкинуть письмо и забыть о нём. Да и перед тем как по-настоящему стать присяжным, вы получите ещё по крайней мере одно письмо и пройдёте многоступенчатый отбор — попасть в число 12 не так просто.

20 % потенциальных присяжных в итоге являются в суд

Отбор присяжных


По закону присяжные участвуют лишь в делах по тяжким и особо тяжким преступлениям — убийство, например, или разбойное нападение. При этом подсудимый сам должен попросить, чтобы его судили присяжные, и в реальности таких дел в России слушается мало. Из общего списка кандидатов в присяжные та же компьютерная программа выбирает несколько десятков, иногда сотен и даже тысяч претендентов уже на конкретное дело.

«На первом этапе нас было около двух тысяч человек — так много, что в Москве даже не нашлось помещения, чтобы нас всех вместить, поэтому нас собрали в Мособлсуде в огромном конференц-зале», — вспоминает Елена Мищенко. Её опыт скорее нетипичный: количество приглашённых на отбор зависит от сложности и предполагаемой длительности процесса. Дело о подполковнике ГРУ, переквалифицировавшемся в сутенёры, слушалось больше года — и слушалось в военном суде, а не в суде общей юрисдикции.

— В помещении ничто, в общем, не говорило о важности дела, которое мы должны выполнять. Нас было много, нам было скучно, мы пришли в 11 часов утра и несколько часов ждали, пока кто-то выйдет. Ощущение, что ты в электричке: кто-то кроссворд разгадывает, кто-то книги читает, общается. Только вот темы для разговора необычные — конечно, о предстоящем деле: кто зачем пришёл, сколько это продлится, почему мы вообще на это согласились. А люди в зале были разные: и рабочие, и пенсионеры, и алкаши и бизнесмены.

Сама Елена, бизнесвумен средних лет с прагматичными взглядами на жизнь, могла и не оказаться в том зале, если бы не смерть сразу двух близких людей за короткое время: работа присяжной стала возможностью на время отвлечься. На суде она превратится из коммерсанта в сострадательную женщину с верой в справедливость, а потом и в рассерженную и растерянную защитницу этой справедливости — одну из тех, кто о нарушениях и наглости судей и прокуроров может писать только «капслоком», а говорить до тех пор, пока все собеседники не начнут согласно кивать головой. Впрочем, в те первые несколько часов ждать было очень скучно.

Через какое-то время к собравшимся вышли секретари суда, коротко рассказали о процедуре — никакого обучения, как в американских фильмах, нашей системой не предусмотрено. Собравшимся просто раздают стандартные анкеты, по которым определяют, можете ли вы попасть на следующий этап отбора, то есть можно ли вас представить судье и адвокатам.

Говорят, больше всего в судах не любят кандидатов наук и журналистов: слишком въедливые, всё затягивают. Такую профессию можно завуалировать, например, словами «начальник отдела» или «специалист». «После того как наши анкеты проверили приставы, осталось всего 80 человек. Немного для огромного конференц-зала, но очень много для небольшой комнаты досудебных заседаний, — рассказывает Елена Мищенко. — Я помню, было очень тесно: нас 80 человек, 13 подсудимых, у каждого по адвокату, обвинители, секретарь, судья — все в небольшой комнате, где половину пространства занимал длинный стол».

Дальше судья начал задавать тысячу вопросов. «Помимо всех тех, на которые мы только что ответили в анкете, были вопросы, прямо относящие к делу: есть ли у вас негативное отношение к евреям? Есть ли у вас дочери от 18 до 25 лет? И так далее. Если ты поднимал руку на каком-то вопросе, тебе подзывали к судье, шушукались и чаще всего вычёркивали из списка и просили выйти. Лица у тех, кто не прошёл отбор, были разочарованные». После жеребьёвки сформировали список из 12 основных присяжных и 11 запасных, всем присвоили номера. «Затем мы удалились в комнату и выбрали председателя коллегии, просто ткнув в кого-то пальцем, никто никого не знал. Вернулись в зал и принесли присягу — с этого момента мы стали присяжным заседателями».

Процесс

Процесс может идти пару недель, несколько месяцев, а иногда растягивается на год-полтора. У тебя могут возникнуть проблемы на работе, в семье, но, как говорят те, кто уже был присяжным, скучно никогда не бывает.

— Нет, конечно, иногда прокурор может по два часа зачитывать материалы какого-нибудь обыска и казённым языком и монотонным голосом перечислять фамилии, даты, адреса, — передразнивает прокурора журналистка Мария Эйсмонт, побывавшая присяжной в 2009 году. — Но это всё мелочи, конечно, по сравнению с тем, что перед тобой разворачивается человеческая драма. Не написанная Достоевским, а произошедшая в реальности: вот перед нами за стеклом три человека, которые вроде как пришили одинокую старушку в её же день рождения. Пришили с особой жёсткостью, размозжив статуэткой голову. При этом убитая была дочкой известного скульптора, который в каком-то городе делал скульптуру Дружбы народов и женщину-Россию лепил со своей дочки.

Основные и запасные присяжные должны посещать каждое заседание, из процесса нельзя выйти ни на минуту. Всё время между заседаниями присяжные проводят в своей комнате — там же, где проходил отбор. Общаются, обсуждают то, что услышали в зале суда. «Говорить больше ни с кем нельзя, у нас был свой туалет, своя курилка — свой мирок». Эйсмонт, шеф-продюсер сайта PublicPost, едва ли не впервые в жизни оказалась в замкнутом мире с пенсионерами, экскаваторщицей, грузчиками: «С кем-то общаться было интересно, с кем-то нет, но не могу сказать, что кто-то вызывал у меня отторжение. Мы достаточно мирно сосуществовали».

По закону присяжные не имеют права читать никаких материалов СМИ по своему делу. Но это по закону. «На второй же день наши пенсы прошерстили весь интернет, даже распечатки принесли, — вспоминает Мария, — они уже знали всё про всё. Ну и я потом не удержалась, надо признаться».

У прокуроров и адвокатов есть свои приёмы, как подогреть интерес присяжных, привлечь их на свою сторону: женщин больше всего интересуют личные подробности. «Мы в своей комнатке обсуждали: „О! Завтра придёт любовница одного из убийц, интересно, как она выглядит“». Хотя подробности личной жизни подсудимых не должны озвучиваться на суде, если не имеют отношения к делу, они, конечно, всё равно просачиваются: «Как-то показания давала гёрлфренд одного из подсудимых, грузина. Наша судебная система эту женщину упорно называла сожительницей. Грузин молчал, а потом в своём последнем слове вдруг вспомнил об этом и сказал: „Никакая она не сожительница, она жена мне. Мы венчаны“. Это нас всех поразило».

На мужчин беспроигрышно действуют вещественные доказательства. Стоит принести в зал оружие и дать его подержать в руках — мужчины-присяжные покорены. Знающие люди рассказывают про легендарного прокурора Марию Семененко — блондинку лет 30 с автозагаром и на каблуках, — она один из лучших прокуроров по работе с присяжными. Ей в пару предусмотрительно дают благодушного дедушку-прокурора с сальными шуточками о сложной женской судьбе: он работает на женскую аудиторию присяжных 55+.

Но сильные прокуроры работают лишь на громких делах. Общий уровень защиты и обвинения часто не выдерживает никакой критики. «У нас прокуроры и адвокаты не могли двух слов связать, — раздражается Эйсмонт, — не могли задать вопрос, чтобы его приняла судья. Все наши пенсы поняли на следующий день, какие вопросы судья отклонит, даже все экскаваторщицы. Очевидно, что нельзя задать вопрос, в котором содержится часть ответа, который не относится к времени рассматриваемого эпизода и так далее. А они не могли. Но ещё хуже было то, что адвокаты выглядели абсолютно безразличными к процессу и своим подзащитным, да даже к своей деловой репутации — у них её просто нет».

Впрочем, пониманием делу не поможешь: присяжный не имеет права никак себя проявлять во время судебного процесса, он безмолвный свидетель. Он может записывать всё в специальный блокнотик, который выдаёт ему суд. Единственный способ вмешаться в заседание — писать записочки судье с вопросами, которые он может потом озвучить или не озвучить. А если слишком активно проявлять инициативу, хваткий адвокат или прокурор всегда найдёт законный предлог, чтобы вывести неудобного человека из состава коллегии.

0,5 % оправдательных приговоров выносят профессиональные судьи,

21 % — присяжные

Вердикт


Комната для вынесения вердикта — та же самая, где присяжные коротали время между слушаниями. Дешёвая офисная мебель, отдельный туалет, выход в курилку. Но когда нужно произнести «виновен» или «не виновен», пространство как будто приобретает новые свойства. Перед вердиктом присяжные получают опросный лист, в котором содержатся три основных вопроса: 1) доказано ли, что имело место деяние, в совершении которого обвиняется подсудимый; 2) доказано ли, что деяние совершил подсудимый; 3) виновен ли подсудимый в совершении этого преступления. По решению судьи, адвокатов или прокурора в список могут быть внесены дополнительные вопросы. С ним присяжные и удаляются в совещательную комнату.

Своё право судить других людей присяжные объясняют себе по-разному, да и судят по-разному. Мария Эйсмонт, которая написала и пережила, как свои, десятки историй про невинно осуждённых, признаётся: «Мне очень хотелось кого-нибудь оправдать. Но я не могла игнорировать материалы дела, преступление было слишком очевидным. Хотя к тому грузину мы всё-таки проявили снисхождение. Я уверена, что вся наша коллегия хотела судить честно. Безразличных не было, хотя были люди просто неспособные логически мыслить».

У Ивана Голунова, тоже занимающегося журналистскими расследованиями, другой подход: «Я думал, как всё будет устроено: мы записываем в блокнот или в память всё, что происходит на процессе, а потом это дружно обсуждаем для того, чтобы устранить противоречия. Потому что самое сложное — это формирование общей картины преступления». Во время процесса действительно все строили гипотезы и сверяли записи, хотя «были, конечно, и домашние женщины, которые в перерывах обсуждали цветочки в горшочках».

Вообще-то такую пытливость, как у Ивана, непривычно видеть в 28-летнем парне. Вот и коллегия, видимо, не ожидала. Потому что на вердикте большинство присяжных вдруг засуетились: кошки стали экстренно рожать, дети плакать в детских садах — всем захотелось скорее проголосовать по списку вопросов и разбежаться. «На уровне эмоций они ещё могли что-то сказать, вроде „рожи у них бандитские“, но, когда мы переходили к сложным логическим рассуждениям, их это выводило из себя».

Дело, в котором участвовал Голунов, было сложное и запутанное. Судили предпринимателей, членов «Единой России», которые владели довольно крупной строительной компанией на юге страны и участвовали в том числе в строительных проектах в Сочи. Они обвинялись в бандитизме: что-то они якобы не поделили с подмосковным прокурором из города Пушкино, и их банда убила его лучшего друга и «решальщика» всех дел, связанных в том числе с крышеванием подмосковных казино . Тело нашли обезглавленным прямо на пороге пушкинской прокуратуры.

По закону ни один присяжный не может воздержаться от голосования, поэтому, если в коллегии есть хотя бы один человек, который всерьёз намерен что-то обсуждать и анализировать, другие не могут проголосовать без него, не могут и покинуть комнату обсуждения. Иван оказался как раз таким одиночкой.

— Моё желание порассуждать разделяла примерно треть коллегии. Остальные же просто начали орать: «Быстрее, быстрее! Хватит тут ерундой страдать!» В 10 вечера мы поняли, что конструктивного диалога у нас не получится. И жалобно постучались в дверь, чтобы приставы отпустили нас до завтра. Но уйти нам не разрешила судья. Только в 12 часов она сжалилась и отпустила присяжных домой. Вердикт ещё не был вынесен.

Эти долгие споры присяжных все как будто видели в фильме «12» Никиты Михалкова. Впрочем, все, кто играл роль присяжного не на экране, а в жизни, говорят, что процесс выглядит иначе: ощущение неправды особенно чувствуется, когда свою патетическую речь говорит герой Михалкова. Вряд ли у кого-то из присяжных может быть такое полное чувство собственной правоты.

— Мне после суда очень многое осталось непонятным. По сути, я до конца не знал, как голосовать, и пришёл к какому-то мнению только тогда, когда шёл домой в этот последний день, — вспоминает Голунов. — Я как-то вдруг понял, что меня позвали в суд для того, чтобы я высказал своё мнение по представленным фактам, а не для того, чтобы я нашёл абсолютную истину. Ещё я должен основываться на презумпции невиновности, то есть трактовать свои сомнения в доказанности вины в пользу подсудимого.

Приговор

22,9 % оправдательных приговоров присяжных отменяют в дальнейших инстанциях

— Весь зал был забит битком: корреспонденты, фотографы, телевидение, но я ничего этого не видел, не смотрел ни на подсудимых, ни на обвиняемых, видел только листы приговора. Кстати, я привык читать очень быстро и скомкано, и тогда всё моё внимание было поглощено тем, чтобы читать как можно медленнее, с расстановкой, — рассказывает Сергей Мамонов, председатель коллегии присяжных по делу об убийстве адвоката Станислава Маркелова и журналистки Анастасии Бабуровой.

Это особенно непросто, если приговора ждут не только подсудимые, но и всё общество. Фотографии Сергея Мамонова вряд ли бы попали на страницы всех газет, если бы не это дело. Но столько всего произошло во время процесса, что Сергей даже не чувствовал себя неловко под прицелами видеокамер.

Он уже привык к залу заседаний — судья, двое молодых людей за стеклом, которые ведут себя нарочито вызывающе, та самая Мария Семененко, прокурор на высоких каблуках, журналисты, которые постоянно щёлкают затворами. По вечерам и с утра он успевал заходить на работу (Мамонов работает в московской судоходной компании), коллеги следили за процессом из СМИ, начальник орал: «Ты что же, хочешь, чтобы тебя убили?» Всё это должно было скоро закончиться: апрель, навигация на носу, осталось только зачитать приговор.

— Я смотрел в наш опросный лист и только по гулу, который иногда раздавался в зале, была понятна реакция народа. Самая сильная волна прошла, когда я произнёс «да, виновны» при ответе на основной вопрос.

Кстати, судебный процесс на этих словах не заканчивается. Вернее, если подсудимого признали невиновным, его освобождают в зале суда, а вот если вина считается доказанной, в дело вступает судья. Именно он выносит приговор, то есть говорит, какое наказание понесёт преступник. Иногда присяжные с удивлением узнают, какой срок подсудимый получил после их вердикта. Чаще оправдательный приговор и вовсе отменяют в вышестоящих инстанциях.

— Не могу сказать, что чувствовал себя как-то по-особенному, когда читал вердикт. Неловко стало тогда, когда закончил читать и поднял глаза. Прямо передо мной сидели родители убитой Бабуровой. Они в один голос сказали «спасибо». Было не очень приятно. Мы ведь выполнили свою работу, в таком случае спасибо не говорят.

Олеся Шмагун

The Village

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе