Перекошенные лица протеста

Еще неизвестно, что для России хуже — трэш или гламур.

Никогда не любила Достоевского: его герои мне казались надуманными, их преступления — преувеличенными, страсти — ненатуральными, размышления — истерическими. То ли дело могучий Толстой: тут тебе и первый бал Наташи Ростовой, и семейное счастье Константина Левина, и проснувшаяся совесть князя Нехлюдова. Да и где, скажите на милость, можно встретиться нормальному человеку с героями Достоевского? Ни сонечек мармеладовых, ни раскольниковых на горизонте не просматривалось. Казалось, они канули в бездну вместе с дореволюционным временем.


фото: Геннадий Черкасов

Россия нулевых — это, конечно, торжество «гламура», вульгаризированного Льва Толстого. Типажи узнаваемы: Вронский-Абрамович на «водах», салон Анны Павловны Шерер, то бишь Владислава Суркова в высших сферах, и засилье стив облонских, легкомысленных мужчин, приятных во всех отношениях, в Госдуме, Совете Федерации и прочих державных департаментах.

И вдруг на смену колоритным характерам в десятые годы пришли совсем другие персонажи: протестная девица, публично совокупляющаяся в зоологическом музее, активный представитель креативного класса, расчленяющий тесаком несогласную с ним жену... «Бесы» Достоевского материализовались, полезли из щелей и, не страдая излишней стеснительностью, возглавили духовный авангард общества.

Что поразительно: трэш Достоевского оказался милее гламура Толстого, он как-то больше востребован массовым сознанием. Видимо, общество переело «клубнички» от сахарного ТВ нулевых, и его потянуло к ельцинским истокам.

Впрочем, нынешний трэш — сын вчерашнего гламура. Прожорливая «элита», высасывающая соки из страны, а все возникающие проблемы (аварии, пожары, катастрофы, наводнения, обрушения) засыпающая денежными остатками с барского стола, породила «новых людей», профессиональных радетелей о народном благе.

Присмотримся внимательнее к этому феномену, оставив в стороне медийных лиц протестного движения, у каждого из которых есть свой интерес в нашей буче — боевой, кипучей.

Апогеем «революционного подъема» прошлого года стали ночевки на Чистых прудах, у памятника поэту Абаю Кунанбаеву. Весьма романтическое действо: люди отказались покинуть московский бульвар, протестуя против политики властей. Они организовали питание и уборку территории, пели песни и вели диспуты. И все же от собрания этого неуловимо веяло подростковым бунтом: вы против честных выборов? тогда мы ночевать домой не пойдем! Пусть вас, «родителей» (власть и всех остальных, не разделяющих наши убеждения), помучает совесть. Кстати, взрослые дяди и тети из-за рубежа готовы нас «усыновить», они морально поддерживают бунт против плохого «папы Путина».

Пораженные вирусом инфантилизма, эти «новые люди» задают тон среди протестных масс. Каков их образ будущего? Доподлинно известен лишь один четкий тезис: «Мы хотим, чтобы все было хорошо». Художник Хаим Сокол в прошлом году провел среди участников протестов акцию — предложил анонимно написать на листочках свои требования, изложив позитивную программу. Результат: в лидерах оказались абстракции типа «за мир во всем мире» и пожелания личного характера, в частности, хитом стал лозунг: «Каждой бабе — по Навальному!»

Такой результат подвел художника к выводу: «Митинги и шествия у нас в стране — это никакие не митинги, а коллективные молебны. Паранормальный акт, массовое обращение к высшему разуму».

Николай Страхов, современник и собеседник Толстого и Достоевского, в своих «Письмах о нигилизме» писал о том же самом, но более определенно: «Политическое честолюбие заняло в наше время то место, которое осталось пустым в человеческих душах, когда из них исчезли религиозные стремления».

Парадокс: у власти воры и недоумки, которых выбирают оболваненные обыватели с мещанским сознанием. И лишь «соль солей» земли русской, новые люди с прогрессивным взглядами, знают, как надо жить! Но, простите, а откуда же родом радетели о народном благе? Разве они — не дети воров, недоумков и обывателей?

На самом деле программа новых людей всегда проста (читайте Достоевского): существующий порядок нужно непременно разрушить. А уж там, на «обломках самовластья», во-первых, «напишут наши имена», а во-вторых, все как-то устроится само собой — ведь рулить будут новые, прогрессивные люди — они сами! И эти безгрешные революционеры построят идеальное общество.

Вопрос: а куда же денутся «родители» — воры-жулики, массы-недоумки, мещане-обыватели и прочие «несогласные»? Об этом революционеры умалчивают.

Ярость разоблачительной риторики, звонкость фраз и яркость образов, дерзость мосек, лающих на слонов, поначалу очаровывают. Во, мол, дают! Прямо «Песня о буревестнике»: «Вот он носится, как демон, — гордый, черный демон бури, — и смеется, и рыдает... Он над тучами смеется, он от радости рыдает!» Сколько отваги в этих новых трибунах — в России растет настоящее свободное поколение! Но потом постепенно возникают вопросы: почему все обличение основано исключительно на ненависти? Не является ли энтузиазм к разрушению маскировкой бессилия созидать, а значит, любить?

Инфантилизм — не помеха агрессии, потому что он питается бессердечием и социальной безответственностью. И уж если революционер решил сам «пострадать», строит ли ему жалеть какой-то человеческий «мусор»? Кто не с нами — тот против нас! Идеологическая нетерпимость борцов за народное благо поразительна, и она основана на величайшей гордыне, абсолютной убежденности в собственной избранности и непогрешимости.

Разумеется, революционеры борются за социальную справедливость. У левых идеал — СССР и гегемония пролетариата. Что ж, хорошее дело. Удивительны по своей чистоте и целомудренности, монументальности и выразительности лучшие образцы социалистического реализма. Но, чтобы эти «цветы добра» взошли, надо было «выполоть» или «поразить в правах» целые сословия, мешающие их расцвету — дворян, духовенство, кулаков, частных собственников. И, строго говоря, для поддержания «огорода» в цветущем состоянии следовало бы устраивать постоянные прополки и дальше… Не об этом ли мечтают наши новые революционеры — получить карающие «тяпки» и «косы» в свои очумелые ручки?

Другая категория борцов за общественное благо презирает советское прошлое, ее идеал — свобода. Разумеется, в первую очередь имеется в виду своя собственная свобода — делать то, что в голову взбредет, говорить то, что на язык попало, причем без всяких последствий. А во вторую очередь — это борьба за свободу совокупления и права половых меньшинств. Вот вам и будет социализм — по французскому образцу. И с детьми-сиротами, кстати, вопрос сам собой решится: откуда они возьмутся в однополых браках?

Главный враг у обеих категорий новых людей — вовсе не Путин и его друзья-кооператоры, не вороватые чиновники, не охранители и даже не государство. Главный враг — предрассудок, пережиток, «опиум». Т.е. совесть, чувство Бога, понимание, что «не все разрешено». Даже во имя «народного блага» и пресловутой справедливости, не говоря уж о непомерно раздутом себялюбии. Новые люди обольщают — одни материальным раем, другие — эйфорией свободы. Они требуют самой малости: оставь свою совесть, закрой глаза на нашу демагогию, иди к нам — и будет тебе счастье!

Странно было бы думать, что в эпоху торжества технологий, Интернета и прочих технических чудес такое простое, в общем-то, дело, как управление общественным сознанием, не отработано до мелочей. То, что справедливый народный гнев против нефтяного «гламура» давно стал управляться посредством революционного «трэша», уже очевидно. Уши торчат, господа политтехнологи. Скучно, ничего нового.

Что ж, а с другой стороны — хорошо! Мы в надежных руках. Есть время оглядеться и подумать о литературе. Анна Каренина бросилась под поезд. Плохо. Ну а если бы ее Вронский на куски расчленил и в чемоданах вывез, что, было бы лучше?

Мораль: не надо предаваться дьявольским обольщениям. Жизнь будет, конечно, скучней. Но продлится дольше.

Вниманию читателей! Новые книги постоянного автора «МК» Лидии Сычевой «Три власти» и «Природа русского образа» поступили в книжные магазины.

материал: Лидия Сычева

Московский комсомолец

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе