Екатеринбургская трагедия 1918 года имеет множество прочтений.
Без осознания того факта, что цареубийство практически уничтожило основы государственного суверенитета России, мы не поймем, что нам следует исправить в сегодняшней жизни.
Фото: кадр из видео
Екатеринбургская трагедия июля 1918 года имеет множество прочтений. От религиозно-мистических до жизненно прикладных.
Для всякого православного христианина очевидно, что последний царь и его семья приняли мученическую кончину за Христа и православную веру. Их прославленный Церковью подвиг святых страстотерпцев находится в длинном ряду мученических кончин русских князей и царей. Этот ряд начат святыми Борисом и Глебом, воспринимавшимися Святой Русью как защитники и покровители её от внешних врагов. Не приняв кровавого боя с братом в жизни земной, они в жизни небесной увидены были и на Чудском озере, и на поле Куликовом, и во множестве других битв Руси.
Император Николай II, будучи благочестивым православным христианином, уделял огромное внимание агиополитике, то есть почитанию и прославлению русских святых, в заступничестве которых видел нематериальный фактор развития и могущества России.
Насколько был значим этот фактор, ясно из того, что именно под покровом преп. Серафима Саровского, прославленного усилиями императора вопреки мнению части церковной бюрократии, возник ядерный щит нашей страны.
Мученическая смерть за Христа – лучший удел, которого только может желать православный христианин. И восприняв мученические венцы, царь и его ближние сами стали могущественными защитниками и молитвенниками за Русь перед престолом Царя Небесного.
Автор этих строк, неоднократно убеждавшийся в действенности молитвенного покровительства царя-мученика, чувствует себя в полном праве подчеркнуть: чем больше Россия будет почитать своего царя как небесного покровителя, тем сильнее мы будем становиться и как держава. И тем больше помощи получит и в делах духовных, и в делах мирских каждый из нас.
Жизнь с царем и жизнь без царя – это огромная разница не только в политическом, но и в духовном смысле.
Историко-политическое значение тех страшных и скорбных событий заключается в том, что последний русский император и его семья были уничтожены в тот момент, когда почва под установленной в России (в интересах внешнего врага – Германии) революционной диктатурой зашаталась.
Против отдавшего половину России немцам режима сплотилась не только широкая коалиция белых (в рядах участников Ярославского восстания оказались и монархист Перхуров, и недавний эсер-террорист Савинков, и кадет Соболев, и меньшевик Савинов, и беспартийный Лопатин), но даже и значительная часть левых эсеров и большевиков. Устроив в Москве мятеж против «Ильича», они были готовы покончить с постыдным положением германской колониальной администрации.
Возвращение царя как символа государственного суверенитета России казалось в те дни вполне реальным. И избавиться от этой угрозы узурпаторы решили самым жестоким и радикальным способом из возможных.
Они даже не удосужились устроить комедию суда, как это сделали их английские предшественники в XVII веке и французские в XVIII. Суд им был не нужен именно потому, что на деле цареубийцы представляли не народ, пусть даже в самом условном и революционном смысле, а внешнюю разрушительную для России силу.
Без осознания того факта, что свержение императора пошатнуло, а цареубийство практически уничтожило основы государственного суверенитета России, мы не поймем, что нам следует исправить в сегодняшней нашей жизни.
Чем больше проходит времени с той трагедии, тем более явственно и историософское значение этих событий.
Прямо на наших глазах происходит масштабная реабилитация Николая II. Не только как святого страстотерпца и доброго семьянина, но и как выдающегося государственного деятеля.
Длительная информационная война «прогрессивных сил» с царем, которая велась на уничтожение с первого же дня его воцарения и, казалось бы, закончилась полным торжеством клеветнического мифа, внезапно обернулась безоговорочным поражением «прогрессоров».
Николай II предстает перед нами как символ нормального устойчивого динамичного развития России.
В его эпоху индустриализация страны шла без рабского труда, гигантские инфраструктурные проекты осуществлялись не на костях зеков, был побежден голод (вернувшийся при радетелях о счастье народном вновь в самой хтонической форме). И даже терпя поражения, Россия в кратчайший срок восстанавливала свой военный потенциал, как это случилось с грандиозной программой новых линкоров, орудия которых защитили Ленинград и до последнего защищали Севастополь уже во Вторую мировую войну.
Грандиозный научно-технический скачок России этой эпохи задал основы развития не только нашей страны, но и всего мира в этот период. Будь то строительство в России первых теплоходов, развитие усилиями Игоря Сикорского самолето- и вертолетостроения (после революции Сикорскому пришлось строить вертолеты для американцев), или рассчитанная студентом петроградского Политеха Александром Шаргеем «петля Кондратюка», приведшая американцев (но, к сожалению, не СССР) на Луну.
А если к этому прибавить культурный расцвет русского Серебряного века, то нельзя не признать: технологические и культурные основы ХХ столетия были заложены именно при Николае II.
Последний царь становится для нас сегодня живым и одушевленным образом нормальной русской власти, нормального прогрессивного развития страны, чуждого чрезвычайщины, людоедства, национального саморазрушения.
В этом смысле Николай II всё больше становится для нас анти-Сталиным, символом правителя, который умел двигать страну вперед и побеждать. Побеждать и не вести себя в собственной стране как завоеватель, подобный Чингисхану.
Мы хотим видеть в нашей власти эту гуманную нормальность, нечрезвычайность, свободную от оправдания пыток и казней, приносимых мнимым прогрессом.
Впрочем, апологеты казней и пыток у нас не перевелись.
Нет-нет да и встретишь и в эти дни кривляния царененавистников, пытающихся преуменьшить значение содеянного фразочками типа «расстрел гражданина Романова».
Этот пассаж о «расстреле гражданина» до крайности саморазоблачителен, выдавая сущность того строя, который совершил это злодеяние.
Если убийство Николая Романова и его семьи было просто «расстрелом граждан», то это значит, что каждого произвольно взятого гражданина можно запросто убить без суда и следствия. Убить вместе с женой, пятью детьми, включая подростка-инвалида, и связанными с этой семьей жизненными обстоятельствами лицами – врачом, поваром, горничной...
#{author}И действительно – можно. Значительная часть ХХ века, символически начавшегося с расстрела в Ипатьевском доме, буквально сочилась убийствами «просто граждан». Их расстреливали как «заложников от эксплуататорского класса» в годы красного террора, уничтожали как кулаков и попов-мракобесов, выводили в расход по запрошенным областными управлениями НКВД лимитам на пике Большого Террора, выкашивали автоматными очередями в Новочеркасске, расстреливали в Останкино или на стадионах вокруг Белого дома.
«Гражданин Романов» был русским царём.
И в момент расправы над ним в лице «гражданина Романова» и его семьи был обесценен каждый гражданин на одной шестой части суши. Низведя сильного державного царя в положение слабого, а затем трусливо уничтожив его ночью без суда вместе с детьми, ленинисты, троцкисты, сталинисты и их продолжатели показали урок того, как поступят с любым другим слабым, случайно оказавшимся у них на пути.
Поэтому, когда осатанелое хамьё даже в день трагедии пьёт за здоровье товарища Войкова, не забывайте, что они строят планы на ваших детей.
Николаю Романову они уже никак повредить не могут, давно предстоящему перед престолом Царя Небесного царю земному они больше не могут причинить никакого вреда. А вот проповедуемая ими культура ненависти и пренебрежения к человеческой жизни и презрения к праву аукнуться может на каждом из нас.
Поэтому шуточки про «расстрел гражданина Романова» должны заставить каждого из нас поёжиться.
Не спрашивай, кого расстреляли в Ипатьевском доме. Там расстреляли тебя.