Нашей правды идеал

Строки поэта Алмазова «Широки натуры русские, // Нашей правды идеал // Не влезает в формы узкие // Юридических начал» уж сто лет как процитированы в «Вехах», а воз не то что и ныне там, но даже и более того. Не менее широкими становятся натуры американские и евросоюзные — нашей правды идеал широко распространяется по свету, а то, что как не влезал, так и не влезает, кого ж это смущает.

Примером такой широты может служить пошедший процесс составления черных списков. Вслед за Конгрессом США, намеренным в декабре рассмотреть вопрос о защите российских бизнесменов и юристов, к делу подключилась международная комиссия Европарламента, рекомендовавшая ЕС принять к исполнению т. наз. список Магнитского, изначально именовавшийся списком Кардина — по имени американского сенатора, который его составил и направил в госдепартамент с просьбой возбранить 60 российским судьям, следователям, мытарям, прокурорам и тюремщикам въезд в США, поскольку они суть «лица, вовлеченные в налоговое мошенничество против Hermitage, имеющие отношение к пыткам и смерти Сергея Магнитского».


Здесь уже начинается нашей правды идеал, поскольку объединяются два принципиально разных сюжета: весьма мутное и запутанное дело с многочисленными российскими «дочками» компании «Эрмитаж Капитал» имени тоже достаточно мутного международного дельца У. Браудера и вполне черное и преступное дело с неоказанием помощи находившемуся в предварительном заключении браудеровскому работнику юристу С. Л. Магнитскому, от какового неоказания тот и умер в тюрьме. При таком объединении — на что апологеты законопроекта, который уместно было бы назвать списком Браудера, решительно не обращают внимания — виновными в смерти юриста объявляются не только судьи, прокуроры, следователи и тюремщики, принимавшие решение о мере пресечения и отклонявшие ходатайства о ее изменении, а равно и об оказании медицинской помощи, но и мытари, находившие за «Эрмитажем» недоимки и злоупотребления, а равно и арбитражные судьи, судившие не в пользу «Эрмитажа». Включая, например, четверых казанских арбитражных судей, которые при всем желании не могли — по причине отсутствия полномочий — решать вопрос о мере пресечения в московском уголовном процессе. Равно как не было и не могло быть этих полномочий у 12 мытарей из столичных налоговых инспекций № 25 и 28. Будь даже эти мытари какими угодно разбойниками.

Объединять имевших полномочия снабдить или не снабдить подследственного врачебной помощью с теми, кто заведомо таких полномочий не имел, и подвести под единую категорию — это может быть нужно Браудеру, имеющему тут личный мстительный интерес, но к наведению порядка в пенитенциарной системе РФ сие касательства не имеет.

Между тем идея увязывания у нас в России упала на очень благодатную почву. Выступая на радио «Свобода», журналист О. Е. Романова сообщила: «Речь идет об устойчивой банде. Мы знаем по крайней мере десяток дел, начиная с дела Мананы Асламазян, где все шестьдесят человек отметились... Дело генерального директора компании Sunrise Russia Сергея Бобылева — тоже дело рук этих шестидесяти». То есть и к делу о незадекларированном ввозе валюты (Асламазян), и к делу о мошенническом обмане частных кредиторов (Бобылев) также приложили руку московские налоговики, казанские арбитражные судьи и тюремщики из Тишины и Бутырки. Как — непонятно, но точно приложили. Всем кагалом, она же сексагинта.

В желании лечь костьми за свободу и Браудера уму граждан остается непостижным простой мысленный эксперимент. Допустим, свобода воссияла, и в той же Бутырке оказался юрист, разрабатывавший схему «Байкалфинансгруп» (не лично же В. В. Путин с И. И. Сечиным ее сочиняли). В результате плохого содержания (в эпоху революции за всем не усмотришь) он там скончался. Дело выходит столь же черное, что и с Магнитским, но в какой мере плохое содержание, приведшее к смерти, доказывает кристальную чистоту схемы с «Байкалфинансом» и неправоту любых судебных решений против «Байкалфинансгруп» (допустим, что такие решения вынесены). Единственный правовой ответ, что ничего и ни в ту ни в другую сторону не доказывает. Судебные и налоговые решения по поводу надежных схем могут быть всякие, как справедливые, так и совершенно безобразные, но к вопросу о том, надлежит ли содержать подследственного должным образом — будь это хоть юрист иностранного инвестфонда, хоть Вася Пупкин, обвиняемый в краже мешка картошки, — это отношения не имеет. Заключение под стражу — это еще и обязательство государства соблюдать в отношении подследственного известные нормы безотносительно того, что ему вменяется. Это вопрос недискуссионный, тогда как прочие бывают дискуссионными, и весьма. Неумение различать эти два вопроса говорит либо о недалеком уме, либо о желании добиваться целей, не имеющих особого отношения к праву.

Тот же довод, что любое государство вправе разрешать или не разрешать въезд кому угодно и никому в том не дает отчета, был бы, безусловно, правилен, когда бы США и ЕС, пожелав не давать визы сексагинте, просто стали бы их не давать. Но они пожелали другого: оформить это как публичный прецедент, могущий впредь произвольно расширяться как в отношении списка лиц, так и в отношении списка санкций. Создается прецедент, могущий иметь самые далеко идущие последствия, поскольку не один Браудер может быть интересантом составления таких списков. Интересы бизнеса или политики могут быть и многообразны, и конфликтны, и когда есть такое средство воздействия (могущее быть и устроженным), то лихо косой только первый взмах сделать.

В конце 80-х гг. главред журнала «Коммунист» Е. Т. Гайдар выступил против соглашения о разработке Тенгизского нефтегазового месторождения концерном «Шеврон», поскольку Тенгиз отдавался «Шеврону» фактически даром. После чего у главреда случился довольно неприятный период жизни, ибо «Шеврон» сильно обиделся. Но у «Шеврона» не было сенатора Кардина, а теперь это мощное средство есть и обещает большое будущее.

Соколов Максим.

Эксперт
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе