ГИБДД хочет обязать всех пеших граждан носить на одежде катафоты — светоотражающие стикеры или бляшки, — чтобы сократить число наездов на пешеходов в темное время суток. Это предложение было встречено дружным смехом: общество, гордящееся своей беспечностью, придумавшее специальные заглушки для ремней безопасности, чтобы ездить не пристегиваясь и чтобы сигнал не пищал, — это самое общество вдруг послушно нацепит нелепые катафоты? Мы же не дети! Поэтому будем влачиться тенями по слабо освещенным обочинам, появляясь из зимней тьмы перед капотами машин, словно зомби.
Наши коллеги по темной зиме — скандинавы — давно и охотно носят катафоты, даже на строгих пальто и шубах. Это стало у них хорошим тоном и знаком идентичности: финны рассказывали мне, что опознают друг друга в международных аэропортах по этим катафотам. Они вообще борются с темнотой всеми доступными средствами: в рождественский сезон ставят в окнах адвент-менору — семисвечник с лампочками, там это не иудейский символ, а старая протестантская традиция. А в Швеции 13 декабря, в один из самых темных дней года, отмечают праздник святой Люсии, Королевы Света. В этот день по улицам ходят процессии девушек в белых одеждах со свечами в руках, разгоняя тьму.
У России особые отношения с тьмой. Мы приняли темноту как крест и карму, прониклись ей, сделали частью национального мифа и культурного кода — от романов Достоевского до фильмов Сокурова, от сумрака наших храмов до «черных досок» русской иконы с потемневшей олифой. Не случайно философ Борис Гройс считает Россию «территорией подсознания», неразличимой и иррациональной, а западные режиссеры, снимающие игровое кино о России, показывают ее как пространство ночи, темноты, холода.
Зима у нас и вправду не слишком бела, разве что в воспоминаниях детства, на картинах Кустодиева да в первые часы после снегопада. Реагенты, выхлоп, грязь превращают воздух в бурую взвесь, которая оседает на снегу, домах, асфальте и смывается только первыми майскими ливнями. Толпа у нас тоже темная, под стать городской среде. Почему у нас так любят одеваться в черное? Дело не в какой-то особой практичности, это скорее установка на незаметность, серость, нежелание выделяться из массы. Впрочем, историк моды Александр Васильев уверяет, что привычка русских к черным одеждам и золотым украшениям — наша азиатская черта, идущая от ордынских времен.
Темнота и непрозрачность — это не просто качество света в наших широтах, это особое состояние закрытого общества, привыкшего прятаться от ближнего и от всевидящего ока государства. Отсюда же и дефицит улыбок на улицах, и страсть к тонировке машин, и любовь к разного рода шторам: даже там, где окна не занавешены, они убраны мещанским тюлем. (В той же Скандинавии, где зимой еще темнее, чем у нас, люди отказываются от штор: в Норвегии все окна квартир прозрачны — смотри кто хочет.) А в последние годы темнота как будто даже сгущается: в политике, законах, судах, церкви. Не случайно в 2012 году символом протеста против этого «нового средневековья» стали цветные балаклавы.
Выйти из тьмы — это вопрос не климата, а мировосприятия. Вернее, приятия мира и приязни к людям. Можно снять угрюмость с лица и тонировку со стекол, надеть яркий свитер или белые брюки. (Ваш покорный слуга много лет на американский манер носит светлые штаны: эта невинная деталь туалета в России до сих пор способна удивлять, особенно милиционеров и чиновников.) В конце концов можно пойти навстречу тем же самым гаишникам, нацепив на одежду смешную блестящую рыбку или медведя, и тем не просто повысить безопасность на дорогах, но увеличить количество света и радости на душу населения.
Сергей Медведев
Автор — профессор Высшей школы экономики
Ведомости