Издержки интернет-филантропии

Осаждающие нас со всех сторон призывы к сопереживанию чужому несчастью в итоге делают человека более черствым и неспособным на настоящую помощь другому.


Многим знакома ситуация — пожертвуешь небольшую сумму в благотворительный фонд, и на следующий день твоя лента в интернете по алгоритму контекстной рекламы наполнится душераздирающими роликами и сообщениями. Страдать будут все — дети, старики и даже котики. Вечером включишь онлайн-просмотр любимой комедии — и фильм, в свою очередь, прервется рыданиями страждущих. От такого впору или сойти с ума, или раздать все имущество, надеть рубище и уйти странствовать.


К такому повороту мало кто готов, поэтому большинство включают защитную реакцию эмоционального очерствения. Вал благотворительной рекламы, таким образом, достигает противоположного результата — люди привыкают «экранировать» чужие страдания.

Есть и другая реакция — сознавая невозможность помочь всем и ощущая за это собственную вину, но не в силах сорваться с крючка «правильного», эмпатичного поведения, человек принимается бездумно републиковать на своей странице истории об уничтожении питомника немецких овчарок или сборы на лечение онкобольных пятилетней давности. Вроде и помог, и при своих остался. В то же время, вроде бы по собственной воле помещая себя в неизбывно трагический контекст, такой благодетель серьезно рискует собственной психикой и психикой близких.

У нас в семье есть такой человек, «выраженный эмпат», это моя мама. В детстве и юности мама часто обвиняла меня в «эмоциональной тупости» — мол, вместо того, чтобы принять близко к сердцу чью-то проблему, я зачем-то «рационализирую». В то время это было неприятно, но после, работая в качестве журналиста по проблемным и трагическим темам, в том числе на Донбассе, где вот уже семь лет тысячи людей находятся в ситуации гуманитарной катастрофы, я возблагодарила Бога и генетику за эту свою склонность рационализировать. Попросту потому, что, реагируя тем способом, какого требовала от меня мать, я не смогла бы делать свою работу, а то и «уехала на дурочку» — по местному выражению.

Осознавая этот свой опыт, я некоторое время назад натолкнулась на обсуждение работы американского психолога Пола Блума «Против эмпатии». «Когда люди думают об эмпатии, они думают о доброте. А я думаю о войне», — пишет Блум.

Парадоксальным образом непроизвольная, неотрефлексированная эмпатия имеет и побочные эффекты. Она может побудить человека не только к стихийному добру, но и к стихийной агрессии. Вплоть до того, что склонность к чрезмерной эмпатии иной раз сильно выражена у маниакальных психопатов — именно она дает им возможность получать удовольствие от мучений других людей. И наоборот — люди помогающих профессий, постоянно сталкивающиеся со страданиями других, — врачи, спасатели, соцработники, — со временем приучаются рационализировать любую тяжелую ситуацию и потому могут показаться другим холодными и даже черствыми. Способность сохранять холодную голову для них является попросту условием деятельной, эффективной помощи: не будет прока от врача, который, вместо того чтобы произвести пусть и болезненную, но необходимую манипуляцию, сядет рядом с пациентом и примется рыдать.

Есть и еще один аспект, касающийся уже не только людей экстремальных профессий. На Донбассе я постоянно общаюсь, иной раз и сотрудничаю с работающими здесь волонтерами. Положив себе за правило не втягиваться по уши в гуманитарную деятельность — каждый должен заниматься тем, что у него получается лучше, — временами я освещаю работу того или иного фонда или волонтерского движения. И тут мне самой пришлось поставить некий фильтр. Который, должна признаться, не проходят наиболее «эмпатичные» волонтеры. Дело в том, что если тебе встречается призыв о помощи с характерной истерической интонацией, чаще всего это свидетельствует о том, что сам гуманитарщик не произвел необходимого исследования проблемы своего подопечного, не оценил степень необходимости помощи (не секрет, что на этом поле встречаются не только реальные, но и «профессиональные» страдальцы).

Если же смотреть шире, то психологи выделяют три вида эмпатии — эмоциональную, когнитивную и заботу. Эмоциональная эмпатия, к которой обращается львиная доля «благотворительной рекламы», заложена в нас еще на животном уровне, эмпатию такого рода способны испытывать младенцы с первых месяцев жизни, а также другие высшие млекопитающие, она, по сути, рефлекторна. Человеческий уровень эмпатии — когнитивный и предполагает некий интеллектуальный процесс, когда мы вникаем в обстоятельства другого человека и сочувствуем ему сознательно. Развитием этого вида эмпатии является деятельная эмпатия, забота.

В чем я вижу опасность апеллирования исключительно к эмоциональной эмпатии, свойственной многим благотворителям? Помимо невротизации общества, такой подход работает еще и на его инфантилизацию. У людей вместо привычки к осознанию проблемы и деятельной помощи вырабатывается рефлекс одномоментной эмоциональной реакции и затем отгораживания. Даже кликнув по кнопке «пожертвовать», человек, по сути, откупается от травмирующей его ситуации. Возникает ложное представление о простоте мира, где от человека требуется автоматическое сочувствие без непосредственного участия и даже осмысления. В то время как мир устроен куда сложнее, и рано или поздно с этой сложностью сталкивается каждый, исключений нет.

Автор
Наталия КУРЧАТОВА, литератор
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе