Патриотизм без «Войны и мира»

Предлагаемый Минобрнауки для обсуждения стандарт «Среднее (полное) общее образование» направлен на демодернизацию России

Последние несколько недель общественность широко обсуждает проект нового образовательного стандарта «Среднее (полное) общее образование». Документ довольно большой, но основным предметом дискуссий стал «Учебный план среднего (полного) общего образования», в котором впервые в истории советско-российской школы в старших классах последовательно вводится принцип элективности: ученик сам (за небольшими исключениями) определяет круг изучаемых предметов в соответствии с выбранной профессией. Исключение составляют курс «Россия в мире», физкультура, основы безопасности жизнедеятельности и выполнение индивидуального проекта. 

В число элективных курсов должно войти не более семи предметов из шести так называемых предметных областей: русский язык и литература, родной язык и литература (русская словесность, русский язык, литература, родной язык, родная литература); иностранный язык (иностранный язык, второй иностранный язык); общественные науки (обществознание, история, география, экономика, право); математика и информатика (математика и информатика, алгебра и начала математического анализа, геометрия, информатика); естественные науки (естествознание, физика, химия, биология, экология); курсы по выбору (искусство, или предмет по выбору образовательного учреждения, или один курс из предметных областей.

И хотя Владимир Путин призвал Минобрнауки не спешить с внедрением новых образовательных стандартов в школах, эту дискуссию необходимо продолжить, потому что появление такого стандарта, и резкость дискуссии вокруг него не случайны. Они отражают раскол в педагогическом сообществе, о котором мы уже писали (см. «Между Фоменко и обезьяной», «Эксперт» № 7 за 2008 год). С некоторой долей условности можно сказать, что по одну сторону баррикад оказались сторонники школы компетенций, а по другую — школы знаний.

Разработчики стандарта, как и большинство педагогических чиновников и значительная часть педагогического истеблишмента, стоят на позициях так называемой школы компетенций, которая (как и написано в стандарте, насквозь пронизанном ее установками и фразеологией) основана на переходе от простой ретрансляции знаний, характерной для традиционной школы, к подготовке к жизни в современных условиях на основе системно-деятельностного подхода и придания образовательному процессу воспитательной функции. Отсюда элективность и специализация, которые, как считают адепты этого направления, представляют собой одну из форм деятельностного подхода, поскольку заставляют учащихся деятельно подходить к выбору учебного плана и своего будущего. Отсюда появление в качестве обязательных предметов таких, которые, по мысли разработчиков стандарта, являются воспитательными в двух главных, по их мнению, сферах жизни: отношение к собственной стране (патриотизм) и здоровый образ жизни.

Сторонники реформы, выражением которой стал проект стандарта, утверждают, что условия жизни изменились так, что старая советская школьная система в принципе не соответствует новой социальной структуре общества, что выпускники школ не приспособлены к требованиям жизни, что содержание образования не отвечает требованиям экономики — и поэтому школа нуждается в радикальной модернизации.

В непростой логической связке (которую тем не менее можно проследить) с этими положениями находится переход от единой общеобразовательной школы к системе многообразных школ, выстроенных в иерархию (гимназии, лицеи, специализированные школы, обычные школы), а также снижение учебной нагрузки на учащихся и введение ЕГЭ.

Оппоненты разработчиков стандарта стоят, не всегда это даже осознавая, на позициях школы знаний, которые, по их мнению, сами по себе, при соответствующей педагогической подаче, воспитывают и готовят к жизни. Особенно это касается гуманитарных знаний. Сужая круг гуманитарных знаний выпускников, ориентированных на освоение естественных и технических наук, мы лишаем их воспитание нравственной основы. А сужая круг естественнонаучных знаний у будущих гуманитариев, лишаем их той интеллектуальной школы, которую дает математика, и кругозора, который дают другие естественные науки. Вот почему они отвергают элективность основных предметов, считая, что деятельный и сознательный подход к выбору будущей профессии возможен только при надлежащем и комплексном их освоении, а вводя элективность в столь раннем возрасте, мы лишаем ребенка, во-первых, свободы выбора тогда, когда она ему действительно потребуется, а во-вторых, кругозора, необходимого, чтобы уверенно чувствовать себя в современном мире. Недавно рок-музыкант Сергей Шнуров, когда спросили его мнение о намечающейся реформе школы, сказал: «Если вы о том, что теперь химию будут меньше преподавать в школе, то в седьмом классе я был бы этому рад, а сейчас мне этого жалко». Наверное, он понял то, чего не понимают авторы стандарта: избыточных знаний не бывает, потому что знания развивают сами по себе, независимо от приносимой ими утилитарной пользы. А поскольку знания обладают ценностью независимо от социального строя, то, по мнению сторонников школы знаний, все разговоры о несоответствии советской школы требованиям экономики — от лукавого: не экономика должна «тащить» образование, а образование — поднимать экономику. Поэтому надо возродить лучшие традиции российско-советской школы, выпускники которой демонстрируют ее качество в лучших научных центрах мира, поддержать морально и материально учителя, и школа возродится.
Конкретные вопросы к стандарту

Но вне зависимости от теоретического содержания дискуссии следует заметить, что уже при беглом прочтении стандарта возникают вопросы, ответа на которые он не дает.

Во-первых, о сочетании обязательной и элективной частей образовательной программы. Согласно п. 15 стандарта, «Обязательная часть основной образовательной программы среднего (полного) общего образования составляет 40%, а часть, формируемая участниками образовательного процесса, — 60% от общего объема основной образовательной программы среднего (полного) общего образования». Это означает, что каждый учебный день учащийся будет два или три урока из пяти либо шести занят физкультурой, обеспечением жизнедеятельности или воспитанием патриотизма. Если относиться серьезно к тому, что три-четыре предмета изучаются на профильном уровне, то есть как минимум два, а то и три раза в неделю, или два-три урока в день, то на изучение остальных интегрированных предметов времени вообще не останется. Как сказала директор одной из московских школ, которая уже практикует обучение по образу и подобию предлагаемого стандарта, «мы разрешаем изучать такие предметы экстерном, а в конце каждой четверти сдавать их». От ответа на вопрос о качестве подобного изучения и строгости экзаменов она уклонилась.

Невнятность некоторых положений стандарта позволяет комментаторам делать вывод: согласно пункту 15 стандарта, на все десять предметов, и обязательных, и элективных, отводится 40% времени, а на что потратить остальные 60%, решают сами участники образовательного процесса, и выбор их ничем не ограничен. Если все так, то это означает просто ликвидацию систематического среднего образования в массовой школе.

Во-вторых, даже если исходить из искреннего желания разработчиков стандарта обеспечить углубленное изучение предметов, необходимых для поступления в профильный вуз, то возникает вопрос о продуманности принципов элективности. Скажем, понимание современной биологии невозможно без знания не только самой биологии, но и химии, и физики или, по крайней мере, естествознания. Если же следовать логике стандарта, то учащийся получает право на изучение только двух предметов из этой области. Это же относится к будущим химикам. Современная химия невозможна без физики. Но если вы выбираете физику, то не можете выбрать математику и геометрию. Без математики нельзя сдать ЕГЭ, а без геометрии невозможно изучение многих разделов химии, таких как кристаллохимия, органическая химия. Будущему гуманитарию еще труднее подобрать набор предметов, которые позволят ему достичь гармоничных гуманитарных знаний. Ясно, что такой подход рассчитан не на цели просвещения, а на сдачу ЕГЭ, необходимых для поступления в вуз. А может быть, как утверждают многие критики проекта, на фактическое введение платного обучения. Хочешь быть химиком и знать геометрию — плати.

В-третьих, получается, что можно отказаться от изучения литературы и выбрать только язык. Большой вопрос, можно ли изучать язык без чтения литературы. Кроме того, большая литература всегда была источником воспитания высоких патриотических чувств и ощущения принадлежности к национальной общности, о которых так радеют авторы стандарта. Возникает вопрос: на чем собираются воспитывать патриотизм авторы стандарта — на телесериалах? Более того, из проекта стандарта следует, что в национальных школах возможен отказ от изучения русского языка и литературы в пользу родного языка и литературы или только родного языка. В условиях и без того увеличивающегося в современной России разобщения народов и регионов сама возможность такого выбора может спровоцировать определенную часть жителей национальных республик к окончательной самоизоляции. А уж русское население республик наверняка откажется от изучения национальных языков.

Наконец, совершенно не ясно, что представляет собой предмет «Россия в мире». Ни его содержание, ни форма подачи, ни кто его будет преподавать. Стоит ли немедленно, без всякой апробации, не имея подготовленных кадров преподавателей, включать его в школьную программу?

Проект стандарта, как и обширный документ под названием «Концепция духовно-нравственного развития и воспитания личности гражданина России», предполагает возвращение школе воспитательных функций, которые были свойственны советской школе и практически утеряны в 1990-х. Воспитывать будут хорошего человека со всем набором качеств патриота, что само по себе совсем не плохо, но опять-таки как и кто это будет делать, понять невозможно. Если это будут специальные люди — воспитатели, роль которых в советской школе играли старшие пионервожатые, то их надо специально готовить, как готовили старших пионервожатых советские педагогические вузы. Готова ли высшая школа к этому?

Не останавливаясь подробно (этот предмет требует отдельного обсуждения), можно лишь заметить, что, обещая воспитать образцового гражданина, ни стандарт, ни концепция ни словом не упоминают о том, гражданином какого государства он является, демократического или какого-то другого, и какое место в ряду гражданских ценностей занимает демократия. Это видно из п. 18.2.3 стандарта, в котором кратко перечислены эти ценности: патриотизм, социальная солидарность, гражданственность, семья, труд и творчество, наука, традиционные религии России, искусство, природа, человечество…

При этом ни в стандарте, ни в концепции не предусмотрены возможности ученического самоуправления, которое, собственно, и должно формировать деятельное отношение к жизни и гражданско-патриотические ценности, как это было в пионерской и комсомольской организациях советских школ. С другой стороны, в ряду прочих предлагается воспитывать будущего гражданина на основе ценностей традиционных религий России. А как быть миллионам представителей других религий и атеистам? Какое место имеют их ценности в России или они отрицаются?
Для чего люди учатся. Объясняя банальности

Возможно, лучше всего подход высших чиновных педагогов к содержанию программы современной школы сформулировал ведущий разработчик стандарта, генеральный директор издательства «Просвещение» Александр Кондаков в своем интервью радио «Свобода». Имеет смысл привести полностью цитату из этого интервью, которая в каком-то смысле стоит рядом с известной мыслью Елены Батуриной о том, что Венецию было бы полезно перестроить. Итак, цитата:

«Я очень внимательно просмотрел программы по литературе царских гимназий. Там из всего Льва Толстого изучали только одно произведение: “Севастопольские рассказы”. Это именно то, что формирует в ребенке патриотизм, чувство любви к отечеству, уважение к защитникам отечества, товарищество и так далее. И я перед литераторами поставил вопрос: а скажите, пожалуйста, с чем связан отбор произведений? Они говорят: ну как же не изучать “Войну и мир” Толстого, как не изучать Достоевского? А один очень уважаемый директор академического института был возмущен тем, что Шиллера и Гете в шестом классе не изучают. Я спрашиваю: а что ребенку даст это изучение? Ведь все то, что входит в школьную программу, должно ребенку обеспечить его дальнейшую успешность».

В этой цитате фактически сформулированы ответы ведущего автора стандарта сразу на два ключевых вопроса образования: чему учить и для чего учить. Александр Кондаков отвечает: учить надо тому, что утилитарно необходимо, учить надо для того, чтобы достичь жизненного успеха. И это действительно новое слово в педагогике. Реформаторы отказываются от традиционного, идущего еще от Яна Коменского, представления о главной цели школы — народном просвещении, для достижения которой школа должна предоставить ребенку знания в объеме, необходимом и достаточном для:

— гармоничного интеллектуального и нравственного развития;

— обеспечения широты кругозора, достаточного для понимания всей сложности современной жизни и формирования представления о происходящих в стране и мире процессах — научных, политических, экономических;

— обеспечения возможности осознанного выбора профессии и, более широко, жизненного пути;

— обеспечения возможности дальнейшего образования и самообразования.

Отсюда ответ на вопрос, для чего учащемуся, да и вообще любому человеку, читать и изучать «Войну и мир». По крайней мере, для гармоничного интеллектуального и нравственного развития и для формирования представления о сложности человеческой жизни. Кажется противоестественным, что это приходится объяснять генеральному директору издательства «Просвещение» и одному из главных чиновных педагогов России — страны, где решение о переходе к обязательному полному среднему образованию было принято еще в 1961 году.

Утилитарное образование, наверное, получить проще, но оно существенно сужает возможности выбора жизненного пути. Мы загоняем молодого человека в колею, из которой уже практически невозможно выбраться. Потому что все разговоры сторонников стандарта о самообразовании, которое теперь можно получить чуть ли не в интернете, просто смешны. Если вы не получили фундаментального и систематического образования по отработанной десятилетиями программе, то, во-первых, не сможете даже просто сориентироваться в учебной литературе, а если и сможете, то вряд ли самостоятельно осилите хотя бы школьный учебник. Если бы это было не так, то не нужны были бы учителя, школы и институты. Самообразование может дополнить систематическое образование, но не заменить его.

Это доказывают своим примером многие из тех, кто активно проталкивает проведение этих реформ: они не получают дополнительное образование через интернет или читая книги дома, а, имея зачастую лучшее советское образование, оканчивают еще и добротные западные университеты. Почему-то работодатели во всем мире требуют диплом, а не проводят экзамены для проверки уровня самообразования.

Многие адепты реформ, в том числе чиновные педагоги, обосновывают свою позицию тем, что значительная часть учащихся все равно не учит все подряд, а выбирает любимые предметы, фактически игнорируя остальные. И это действительно так. Но задача школы — дать ребенку возможность получить разностороннее образование, только оно обеспечивает свободу выбора, о которой так пекутся реформаторы. А выбор стратегии обучения и расстановки приоритетов — за ребенком и родителями, а также учителями, которые, собственно, и должны помочь понять необходимость разностороннего образования. Кто не поймет, сам виноват, но нельзя лишать ребенка этой возможности.

Что касается успешности, то встает вопрос о критериях успеха. И это вопрос мировоззренческий. Критерии успеха в школе знаний и в школе компетенций действительно разные. Для сторонников школы компетенций успешный человек — это узкий специалист, достигший в своей специальности больших профессиональных высот. В школе знаний это человек, сочетающий высокую профессиональную компетентность с широкой образованностью. Опыт человечества показывает, что люди, сочетающие высокую профессиональную компетентность и широкую образованность, достигают большего и в своей узкой специальности.
Образование и модернизация

Руководство страны объявило курс на модернизацию. Но она невозможна, когда граждане страны ограничены в своих образовательных возможностях, если, конечно, модернизация не ограничится проектом «Сколково». Если речь идет о научно и индустриально развитой стране, то для реальной модернизации ей нужны не только ученые-инноваторы, но и инженеры самого разного профиля и рабочие самой высокой квалификации, которым тоже не помешают полноценное высшее образование и широкий кругозор. Как вспоминают специалисты, самыми активными сторонниками обязательного одиннадцатилетнего образования в СССР выступали министры обороны и руководители оборонных отраслей промышленности, потому что на собственном опыте они поняли: изготовить современную технику и победить в современной войне могут только разносторонне образованные рабочие и солдаты. И страны, которые стремятся к достижению этой цели, скажем Китай и Япония, развивают у себя среднее образование по образу и подобию советского. Напомним мнение члена-корреспондента РАО Александра Джуринского, много лет изучавшего японскую школу, которое мы приводили в уже упомянутой статье «Между Фоменко и обезьяной»: «Стремление минимизировать элективное обучение и сохранить под лозунгом эгалитаризма максимально единообразные программы напоминает школьную политику в бывшем Советском Союзе».

Обратите внимание на слово «эгалитаризм», то есть равенство в получении образования. Если внимательно вчитаться в проекты стандарта и закона об образовании, то становится ясно: по мнению реформаторов, российская школа, напротив, должна закреплять социальное расслоение. Именно для этого и предназначено многообразие форм школьного образования, которое, с одной стороны, должно в обычных школах обеспечить минимум образования для «кухаркиных детей», а с другой — в гимназиях и лицеях обеспечить воспроизводство элиты и заполнение небольшого количества центров типа «Сколково», которые в этом случае станут не центрами российской модернизации, а научными офшорами западных компаний.

Пример США, по образцу которых во многом и проводится реформа образования, не должен нас смущать. Справедливости ради заметим, что государственные школы в США построены по принципу эгалитарности. В силу разных исторических причин Штаты, как пылесос, втягивают научную и инженерную элиту со всего мира. Если когда-нибудь этот пылесос откажет и поток повернет, скажем, в Китай, тогда и посмотрим, каков уровень школьного образования в США. И в Штатах многие понимают эту проблему. Не случайно почти все президенты, и Обама в их числе, принимают программы улучшения среднего образования. Но жареный петух их еще не клюнул.

Россия уже пережила несколько разных реформ, проведенных по одному типу: продавливание законов без всякого обсуждения или с его имитацией, которые заканчивались одинаково — провалом. Это монетизация льгот и реформа лесного хозяйства. Это реформа ЖКХ, которая, как сейчас уже ясно, может закончиться крахом жилищного хозяйства, если ее радикально не скорректировать. Теперь мы создаем предпосылки для рукотворной катастрофы в школьном образовании. Но если катастрофические последствия монетизации стали ясны на следующий день после ее проведения, лесной реформы — при первом крупном лесном пожаре, последствия реформы ЖКХ уже просматриваются, то окончательные последствия реформы образования станут ясны лет через десять-пятнадцать. И их уже не исправить.

Известный французский философ Пьер Бурдье назвал габитусом такого рода человеческие практики, как школа, которые обеспечивают культурную преемственность, основанную на «активном присутствии прошлого опыта, который, существуя в виде схем восприятия, мышления и действия, дает более убедительную гарантию тождества и постоянства практик во времени, чем все формальные правила и явным образом сформулированные нормы». Это прошлое присутствует в нас и в наших действиях неосознанно и нерефлекторно. Банальности — это истины, которые стали габитусом. Если вы разрушаете человеческие практики, основанные на банальности, вы превращаете банальности в истины, которые снова приходится доказывать. Что нам и приходится делать.

Александр Механик

Эксперт

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе