Преподобный не пытался изменить мир, не учил свысока и уж тем более не поощрял пороки.
Но он поразительно умел разглядеть за коркой греха оставшийся в человеке свет Божий.
Людям, к сожалению, свойственно романтизировать прошлое. После развала СССР вдруг возникла мода на дореволюционную Россию. Отголоски этого увлечения слышны и поныне. Время от времени можно встретить в СМИ полумифическую концепцию «Москва — Третий Рим» или упоминание библейского термина «катехон» («удерживающий» — зло или антихриста) применительно к императорскому служению. И почти никого из очарованных царской Россией не смущает, что уже давно случился крах того самого Третьего Рима и исчезло императорское служение. А катастрофа эта была обусловлена в том числе причинами сугубо внутреннего характера.
Среди них — официализация (по факту удушение) тогдашним государством живой церковной жизни. Обязательные исповедь и причастие раз в год, денежные штрафы за неявку на эти таинства, формальное преподавание Закона Божиего в школах, почти обязательное принятие сана для сыновей священников приводили к появлению разного рода «чернышевских» и «добролюбовых» — поповичей, ставших революционерами. Список последствий официализации церковной жизни не исчерпывается перечисленными явлениями. В поисках свежего духовного опыта российские граждане более знатного происхождения втайне переходили в католичество или протестантизм. При этом здесь же параллельно процветали нигилизм и увлеченность оккультной мистикой. Те же, кто имел более простой социальный статус, увлекались разного рода сектами «отечественного производства»: хлыстами, молоканами, скопцами и пр. Эти сообщества имели подчас изуверскую природу, но часто чурались курения. Потому на закате империи, как это ни парадоксально, неофициальным признаком принадлежности к православию было именно табакокурение.
Вместе с тем церковная бюрократия не замечала настоящих праведников и подвижников. Сложно поверить, но за весь почти 300-летний Синодальный период (от Петра I до Николая II) святцы нашей Церкви пополнили всего 11 общецерковных святых. Канонизация каждого из них проходила с огромным трудом, встречая на своем пути сопротивление бюрократической машины. Показателен в этом отношении пример преподобного Серафима Саровского, на чьем прославлении настаивали император Николай II и его супруга. А вот обер-прокурор Синода Константин Петрович Победоносцев, благочестивый по-своему человек, был категорически против. Порядок церковной жизни для него был важнее непредсказуемых всполохов духовности. Но в 1903 году канонизации почитаемого многими и многими знатными и простыми гражданами Российской империи батюшки Серафима все-таки суждено было случиться.
По прошествии уже многих лет эта канонизация видится неизбежной. Не только потому, что несомненна личная святость Саровского подвижника. Он был нужен своей пастве (да и нам) как пример преодоления церковно-государственного официоза в самом главном — в личной связи человека с Богом.
Серафим Саровский был для современников глотком свежего и здорового духовного воздуха. Выходец из купеческого сословия, он смиренно удивлял подвигами, о которых люди того времени читали только в житиях древних подвижников. Добровольный затвор, непрестанная молитва, приготовленный заранее и стоявший в келье гроб, чудесные исцеления — не укладывались в логику имперских циркуляров. Чего только стоило приветствие старца — «Христос воскресе, радость моя!», — которое звучало из его уст каждый день года, а не только в пасхальный период. По воспоминаниям монахов, современников старца, эти приветственные слова святого помогали им преодолевать уныние, укрепляли в вере.
Вместе с тем в батюшке Серафиме не было ни капли наигранности, деланности, искусственности. Современники видели перед собой человека глубокой и предельно живой веры, не претендующей при этом на реформацию или разрушение устоявшейся традиции, не дающей право судить, но помогающей утешать и миловать. Служение преподобного Серафима было прежде всего служением утешения. Почти буквальным исполнением слов пророка Исайи: «Утешайте, утешайте народ Мой, говорит Бог ваш; говорите к сердцу Иерусалима» (Ис. 40,1–2). Поучения старца Серафима исходили из любящего сердца и адресовались измученным, метущимся, израненным, отчаявшимся человеческим сердцам. Как тут не вспомнить историю исцеления помещика Михаила Мантурова, которого неизлечимая болезнь оставила по молитвам святого. Впоследствии именно на землях Мантурова появится будущий Дивеевский монастырь.
В дошедших до нас словах преподобного по-прежнему чувствуются его искренняя кротость и деликатный юмор: «Все делай потихоньку, полегоньку и не вдруг — добродетель не груша, ее вдруг не съешь». В этом совете не было никакой директивности, проявления довлеющего авторитета. Старец, постоянно читавший Новый Завет, прекрасно помнил, что с постепенно и незаметно растущим деревом сравнивал духовную жизнь человека Христос Спаситель, говоривший: «Милости хочу, а не жертвы» (Мф. 9,13).
Проявлением служения утешения стало и знаменитое «серафимовское» молитвенное правило. Перегруженным хозяйственными заботами паломникам преподобный советовал молиться утром, в обед и вечером кратко — три раза «Отче наш», три раза «Богородице Дево» и один раз Символ веры. Между этими молитвословиями следовало, совершая какие-то дела, кратко молиться ко Христу (до обеда) и Богородице (после обеда). Такой совет не являлся поощрением лени, но служил средством сохранения в человеке желания молиться. Чего скрывать, оно (это желание) часто иссыхает перед необходимостью прочитывать обширные тексты из молитвослова.
И самый любимый завет святого: «Стяжи дух мирен — и тысячи спасутся вокруг тебя». Как это помогает до сих пор тем, кто отчаивается, сталкиваясь с необходимостью взаимодействовать с упорствующем в грехе миром и людьми!
Преподобный Серафим терпеливо шел избранным им путем спасения, избегая любых форм лукавства и тщеславия. Его горение в вере (а имя Серафим переводится как «пламенеющий») в конечном счете преодолело границы личного бытия святого, превратившись в источник тепла благодати для многих и многих людей. Те, кому посчастливилось оказаться рядом со старцем Серафимом, впоследствии вспоминали, что рядом с ним пережили ни с чем не сравнимую полноту радости. О чем-то подобном повествуют и те, кто искренне молился у его святых мощей, находящихся в основанном им женском монастыре в Дивеево.
Почему Серафим Саровский — один из главных православных святых? Ответ будет звучать так: у него получилось жить в любви Божией и стать ее проводником для других людей. Преподобный не пытался изменить мир, не учил свысока и уж тем более не поощрял пороки. Но он поразительно умел разглядеть за коркой греха оставшийся в человеке свет Божий, помогая этому свету разгореться. А еще святой Серафим умел молчать, слушать, молиться, прося у Бога помощи, утешая приходящих к нему людей и щедро делясь с ними радостью веры во Христа воскресшего.