В любой нормальной стране ведущие конфессии и светская власть неизменно откликаются на резонансные преступления. Дурацкую, но абсолютно невинную и не имеющую никакого состава преступления по закону выходку девушек-панков наша церковь таким преступлением, достойным активного публичного отклика, сочла. А зверское убийство девятимесячной девочки Ани Шкапцовой в Брянске ее отчимом, который сжег труп, закопал его в отдаленной местности и заставил свою сожительницу инсценировать похищение, — нет.
Где проповедь патриарха об одичании нации, где попытка использовать эту вопиющую жестокость для объяснения пастве, в каком состоянии мы все пребываем и как нам из него выбираться?
Патриарху некогда. Он клеймит участниц Pussy Riot, у которых малолетние дети. Он «отбивает информационную атаку». Он зачем-то доказывает, что не носит часы Breguet. А если бы и носил, в этом нет ни беззакония, ни моральной катастрофы. Катастрофа в циничном оправдании и поддержке любых действий светской власти, в пресмыкательстве перед ней, в нежелании замечать преступления, порожденные политической системой, в неадекватной жестокости к «внутренним врагам», если считать таковыми участниц панк-молебна. Он объясняет «не под запись» что-то невнятное прокремлевскому журналисту Владимиру Соловьеву (еще один крупный моральный авторитет) про скандал вокруг своей (или не своей: из рассказа понять невозможно) квартиры в центре Москвы. Так вокруг церкви возникает плотное облако дрязг и склок, а не святости и совести.
Весьма цинично отреагировала верхушка РПЦ и на всколыхнувшие страну истории пыток в казанской полиции. Тут церковь использовала давний риторический прием светской власти, неоправданно расширив круг «обвиняемых». Таковым, по сути, оказалось общество: мол, полиция – это часть общества. А Pussy Riot не часть? Зачем тогда судить именно их, а не всех верующих, которые не доглядели? Точно так же военные начальники любят объяснять дедовщину. Мол, армия не виновата: призывники лишь зеркало общества. Хотя атмосфера в армии – сфера их прямой и безоговорочной ответственности.
Вера — глубоко личное дело человека. При желании можно обойтись и без церквей. Единственный смысл любой церкви как института – быть моральным камертоном нации. Наш «моральный камертон» — это младшие партнеры светской власти в ее нескончаемом бизнес-проекте «Россия». Представления о добре и зле, о милосердии и жестокости либо размыты начисто, либо покрылись такой коростой, что их просто не видно.
Став частью политического режима, церковь не только убивает остатки своего морального авторитета у сколько-нибудь совестливых и разумных людей. Она еще становится союзником политического режима в расколе нации и откровенном оболванивании народа.
Безмозглыми, бедными, покорными людьми со стертой до степени неразличимости индивидуальностью не только легче править власти политической, если она хочет быть закрытой кастой. Таких людей еще и легче окормлять власти церковной, если она считает паству стадом: им не надо ничего доказывать, ни в чем убеждать, их достаточно просто натравить на мнимого врага.
«Рассерженные христиане» против «рассерженных горожан» – красивая, но упрощенная картинка того, что происходит в России. Государство и церковь делают открытую ставку на людей без свойств, да еще и активно пробуждают в них агрессию. Словно уже договорились с самим богом о своем счастливом будущем – независимо от того, что будет происходить в стране. Раскол в самой РПЦ, где много простых достойных людей, которые, мягко говоря, не в восторге от своих верховных пастырей, – внутреннее дело церкви. Но использование церковной власти для сознательного раскола нации — это уже покушение на нормальную жизнь всех граждан страны.
Христианское милосердие на запястье не наденешь, оно должно жить в душе.
Семен Новопрудский
Газета.Ru