В эпоху закона все — и культура, и религия, и политика — в каком-то смысле служит закону и выражает его. Это «стиль» в искусстве, мораль в религии, иерархизм в обществе. Под «законом», таким образом, идет строительство, но потому, что он все-таки в основе своей «оградителен», он неизбежно вызывает противодействие не только «зла» и «греха» (преступления), но и неистребимой в человеке жажды «благодати»: свободы, безграничности, духа… Закон (по ап. Павлу) вызывает неизбежно стремление преодолеть себя… Тогда начинается кризис, опять-таки очевидный, прежде всего в религии, культуре, «политике». Это значит, что те самые силы, что порождены законом как ограда и ограждение от хаоса, они-то и начинают эту ограду отрицать и разрушать во имя того, что выше закона. Однако, потому что мир остается падшим, силам этим не дано ничего «создать», они остаются безблагодатными, двусмысленными и, даже направленные на добро, оказываются разрушительными (социализм, Фрейд, «новое искусство» и т.д.). Поэтому кризис неизбежно приводит к царству нового (а вместе с тем и очень старого) закона, ибо как «закон», так и «противозаконие» при бесконечной изменчивости форм неизменны по существу. В «падшем» мире выхода из этого ритма, сублимации и преодоления его — нет и быть не может. Закон, таким образом, выражает правду «падшести», то есть правду о ней, и этим самым прав. Кризис выражает правду искания, жажды свободы — и в этом его правда. Правда консерватизма (но этого-то как раз и не знают и не чувствуют консерваторы) — грустная, пессимистическая правда. Ибо это — знание греха, его разрушительности, его силы, знание того хаоса, что за всякой оградой. Но к еще большей печали и трагедии приводит «радость» кризиса, ибо это ложная радость, которая принимает за «благодать» и «свободу» — лжеблагодать и лжесвободу. Консерватизм печален и тяжел, «революция» — ужасна и страшна, есть всегда пятидесятница дьявола. Есть только один кризис — благой и спасительный. Это — Христос, потому что только из этого кризиса льется благодать и свобода. В Нем исполнен Закон, но исполнена и Революция… Однако потому-то и так ужасно, когда само христианство отяжелевает в закон или претворяется в революцию. Ибо в том-то и весь смысл его, что оно выход ввысь из самого этого ритма. Оно есть возможность жить правдой революции внутри закона (то есть «падшего мира») и правдой закона (отражающего в падшем мире строй бытия) внутри революции. Ибо как закон — «во имя» той правды, которой живет революция, так и революция — «во имя» той правды, которой бессильно живет закон… Христианство, таким образом, — их совпадение, coincidentia oppositorum (совпадение противоположностей (лат.)), и этот «синтез» закона и революции, исполненность их друг в друге — это и есть Царство Божие, сама правда, сама истина, сама красота, ибо Жизнь и Дух…
Мне кажется, что тут ключ к христианскому восприятию культуры, политики да, конечно, и самой «религии» — христианского «держания вместе», а потому и свободы от консерватизма и «революционизма». Отсюда – ужас и от «правого» христианина, и от «левого» (в их обособленности друг от друга). А для меня — объяснение того, почему с «правыми» я так остро чувствую себя «левым», а с «левыми» — «правым».
Еще об этом же — в области искусства: в красоте всякого подлинного произведения искусства всегда можно найти закон. Однако рождается оно не от закона, а от «исполнения» его, от благодати; исполняя закон, красота преодолевает его. А когда остается «под законом» и хочет родиться «у закона» (современные иконописцы, все копирующие) — то умирает, становится стилизацией, так что закон оказывается смертью искусства. И не «закон», а красоту мы ищем и воспринимаем в искусстве…
Ненавистная всем революционерам полиция и «икона полицейского» в детективном фильме или романе. Полиция — «закон» и полиция — борьба со злом и торжество уже не «закона», а правды.
Ненависть к государству («левое») и комок в горле при пении национального гимна («правое»). Государство — закон и государство — строй, общность, даже красота.
«Обрядоверие» и опыт обряда как иконы и дара благодати…
«Права человека» (закон) и благодатная, радостная свобода от всяких прав: уничижение Христа…
Из дневников о.А.Шмемана