Смерть Пушкина поразила современников не только своей внезапностью, но и подтверждением, а для многих открытием в его личности истинного христианина.
Представители церкви особенно отмечают духовную высоту, на которую перед смертью поднялся Пушкин-человек, подчинивший посланный свыше дар вдохновенному поиску священного идеала.
«Велик Пушкин в своем жизненном делании, но в свете Невечернем, излучаемом его смертью, померкло великое жизненное делание», — таким, по словам архимандрита Константина (Зайцева), видит Православная Церковь уход Пушкина из жизни, последние дни и часы которой описаны В.А.Жуковским в известном письме отцу поэта.
Испытывая мучительные страдания от нанесенной раны в живот, поэт беспокоился, чтобы за участие в дуэли не пострадал его друг и секундант, — «он невинен, я схватил его на улице». Пушкин постоянно просил, чтобы его страданий не увидела жена, ведь «она, бедная, безвинно терпит! в свете ее заедят». Он «продиктовал записку о некоторых долгах своих» и вспомнил даже о пришедшем перед поединком приглашении на погребение сына знакомого, просил «поклониться ему и сказать, что принимает душевное участие в его потере».
Доброта и сила духа Пушкина не могут не поражать своей человечностью и совестливостью, каковыми бывают наделены Божьи избранники. Эта сила проявилась как в омытом покаянными слезами творчестве, где даже отрицательные персонажи вызывают сочувствие, так и на смертном одре, освященном церковным таинством покаяния. «Не мстите за меня! Я все простил», – таков был предсмертный наказ Пушкина собравшимся у его постели друзьям.
Отправляясь к Императору, доктор Н. Ф. Арендт спросил умирающего поэта, не надо ли чего передать. «Скажите ему, что я умираю и прошу прощения за себя и за Данзаса, он ни в чем не виноват». От Государя Пушкину была передана записка:
«ЕСЛИ БОГ НЕ ВЕЛИТ НАМ БОЛЕЕ УВИДЕТЬСЯ, ПРИМИ МОЕ ПРОЩЕНИЕ, А С НИМ И МОЙ СОВЕТ: КОНЧИТЬ ЖИЗНЬ ХРИСТИАНИНОМ. О ЖЕНЕ И ДЕТЯХ НЕ БЕСПОКОЙСЯ, Я ИХ БЕРУ НА СВОЕ ПОПЕЧЕНИЕ».
Но еще до царской записки Пушкин изъявил согласие исповедаться и причаститься. На вопрос о том, какого священника пригласить, сказал: «Любого». Это ответ истинно верующего человека, глубоко сознающего, что исповедуются Богу, а не священнику, и любой священник, независимо от ранга, наделен одинаковой благодатью принять исповедь и покаяние. Позвали батюшку из ближайшей Конюшенной церкви. Пораженный глубоким благоговением Пушкина перед исполнением христианского долга, отец Петр говорил: «Я стар, мне уже недолго жить, на что мне обманывать. Вы можете не поверить, но я скажу, что я самому себе желаю такого конца, какой он имел».
Данзасу Пушкин сказал: «Хочу умереть христианином». Чувствуя приближение смерти, он благословил близких, велел позвать жену и детей, «на каждого оборачивал глаза, молча; клал на голову руку, крестил».
Умирающий поэт сделал все, что надлежит совершить истинному христианину. На гроб Пушкина в Конюшенной церкви «более десяти тысяч человек приходило взглянуть, многие плакали; иные долго останавливались и как будто хотели всмотреться в лицо его; было что-то разительное в его неподвижности посреди этого движения, и что-то умилительно таинственное в той молитве, которая так тихо, так однообразно слышалась посреди этого шума».
Пушкин был сыном своего Отечества, своей культуры, своей веры и своего народа. «Вот почему мы, русские люди, — пишет И.А.Ильин в статье «Пророческое призвание Пушкина», — уже научились и должны научиться до конца и навсегда – подходить к Пушкину не от деталей его эмпирической жизни и не от анекдотов о нем, а от главного и священного в его личности, от вечного в его творчестве, от его купины неопалимой, от его пророческой очевидности, от тех божественных искр, которые посылали ему навстречу все вещи и события, от того глубинного пения, которым все на свете отвечало его взору и слуху… Пушкин был живым средоточием русского духа, его истории, его путей, его проблем, его здоровых сил и его больных узлов».
Не случайно Провидению было угодно, чтобы именно простой народ бросил последнюю горсть земли на могилу того, кто его так любил и понимал – только крестьяне села Михайловского присутствовали на похоронах поэта в семейной усыпальнице Святогорского монастыря.
«Всепрощающая любовь и искренняя вера, ярко вспыхнувшая в его сердце на смертном одре, — пишет митрополит Анастасий, — озарили ему путь в вечность, сделав его неумирающим духовным наставником для всех последующих поколений. Нравственный урок, данный им русскому народу на краю могилы, быть может, превосходит все, что оставлено им в назидание потомству в его бессмертных творениях. Христианская кончина стала лучшим оправданием и венцом его славной жизни».
В написанном В.Одоевским единственном извещении о смерти поэта Пушкин назван «солнцем русской поэзии». Автор некролога будто видел далеко вперед, другого солнца в нашей поэзии после Пушкина не было, ведь солнце у Бога одно.
Его стихов пленительная сладость
Пройдет веков завистливую даль…
Эти строки написаны Пушкиным «К портрету Жуковского», но можно не сомневаться, что поэт сказал их о себе самом. Ошибся только в одном: завистливых далей не было, нет и не будет, как не бывает их у святых угодников, до солнца дотянуться невозможно.
В начале знакомства с Пушкиным Н. В. Гоголь написал: «Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа; это русский человек в конечном его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет…».
Двести лет без малого пролетели, однако до «конечного развития русского человека» теперь так же далеко, как во времена Пушкина. Но мир наполнен высшей сокровенностью, и своевременное явление Пушкина принесло такое благоуханное богатство в русскую культуру, наполнило ее таким духовным содержанием, какое не могло совершиться без Божьего благоволения к нашему Отечеству. Так поблагодарим Небо, даровавшее России явлением А.С.Пушкина вдохновенный источник любви и благодатный христианский ориентир, негасимой звездой сияющий над Россией.