Заметки на полях оперативной карты

Как у человека и гражданина у меня сердце кровью обливается от происходящего. Но как у историка у меня захватывает дух от масштаба перемен и перспектив. Тот выбор, который я сделал — это мое личное дело. Я просто пытаюсь объяснить, что происходит. Дальше — сами.
РИ дает возможность всем нашим авторам высказаться на главную тему сегодняшнего дня. Мы принимаем все точки зрения, если они не выходят за рамки корректности и патриотизма. Сегодня важно попытаться выслушать мнение и сторонников мира, и тех, кто поддержал СВО и не боится рассказать о мотивах своего выбора. Поэтому мы рады приветствовать возвращение в наше небольшое сообщество замечательного писателя Вячеслава Рыбакова, который предоставил нам для публикации свои записи о тех «мгновениях весны», когда все еще только начиналось.

3 марта

На всякий роток не накинешь платок, да это и нечеловеколюбиво. Совершенно не хочу пополнять ряды болтунов.

И тем не менее напоследок кратенько подытожу свою позицию.

Мало того, что мы, в сущности, говорим о том, что происходит в данный момент так, будто оно возникло на пустом месте, вдруг, само собой. Вот все было в порядке, но ни с того ни с сего злой Путин, обуреваемый имперскими амбициями и безумными комплексами… и так далее. О прошлом же почти не говорим. Потому что всякая попытка посмотреть на предысторию нынешней трагедии порождает непримиримые противоречия, ибо одна из взаимоисключающих позиций, в общем-то, к тому и сводится: до начала военной операции все было в порядке. А если бы Россия дала в 14-ом году растерзать Крым и Донбасс, все было бы в порядке еще раньше и еще в большей степени.

Но о перспективах и их вариантах мы не говорим вообще. А ведь ответственный человек обязан исходить в первую очередь именно из соображений даже не о том, что было (оно все равно ушло, случилось уже, хоть башку об стену себе расшиби), но о том, что будет.

Только анализ вариантов будущего может явиться и объяснением, и, как бы жестоко в виду реальной гибели реальных людей это ни звучало — оправданием.

Опустим даже тот промежуточный вариант, прямо вытекающий из захваченных дончанами планов украинского наступления, которое якобы должно было начаться со дня на день, и мы его всего лишь упредили. При таком варианте кардинально ничего бы не поменялось. И все же даже тогда потерь на Донбассе было бы куда больше, артиллерия украинцев отутюжила бы жилые кварталы куда радикальней и детей перебила бы куда убедительней, и наступать в ответ нам пришлось бы в куда менее выгодных условиях, без фактора внезапности, на не нами выбранных позициях. Прогрессивное человечество все равно объявило бы агрессорами нас, ввело бы все те же санкции и точно так же бы прессовало, потому что Украина в принципе не может быть ни в чем виновна и вообще даже замешана. Разрушить-то надо Россию, а не кого-нибудь.

Но предположим, что украинцы не наступают, а сохраняется статус-кво. На наши дипломатические сетования все партнеры с прибором положили, братскую республику продолжают накачивать оружием, оппозиция, какая уж она там ни есть, окончательно рассаживается по тюрьмам или выдавливается из страны, промывка мозгов работает все более беспрепятственно, полная безнаказанность сколь угодно массовых убийств окончательно становится нормой, нацизма на Украине все более и более нет, Бандера все более и более становится героем всей Европы, а санкции против России мало-помалу под тем или иным предлогом все равно вводятся, медленно и верно лишая кислорода нашу экономику и, естественно, из года в год сужая наши оборонные и финансовые возможности. Вводятся загодя и за просто так, во избежание, строго по Пелоси.

И вот наконец Украина, может быть, и получает атомное оружие, может быть, и нет — точно этого никто до поры не знает. И становится, естественно, членом НАТО. И вот после этого неизбежно начинает освободительный поход в Крым и на Кубань. И всякая наша попытка сопротивления точно так же объявляется агрессией, соответственно освещается во всех евро-атлантических СМИ, и против нас стаей выступает весь североатлантический блок.

После этого остаются два варианта.

Либо мы не применяем атомное оружие и Россия перестает существовать, распадаясь на подконтрольные западным оккупационным властям подмандатные территории или контролируемые тем же западом местные самоуправления с этнографическим уклоном, и становится зоной разграбления, дармового использования природных, интеллектуальных и производственных ресурсов — и тем спасает несколько привилегированных стран евро-атлантического ядра капитализма от системного краха еще на пару десятков лет, в течение которых они успевают развалить еще и оставшийся в одиночестве Китай и высосать напоследок все соки еще и из него. Человечество окончательно разделяется на рабовладельческий центр и нищую, непрерывно грызущуюся по мелочам периферию. После этого планета становится гомогенным, лишенным всяких социальных перспектив медленно угасающим Тормансом.

Либо мы от полной безвыходности таки применяем атомное оружие и, разумеется, огребаем аналогичную ответку по полной. После этого планета становится лысым шариком.

Может, это и было бы неплохо. Загнанных лошадей пристреливают. По деяниям своим получим. Но не хочется. И, главное, обидно очень — сколько тысяч лет усилий, сколько достижений, сколько прекрасного псу под хвост. Будда, Конфуций, Христос… Леонардо, Спиноза, Толстой… Эгалите-фратернитэ… «И подошел Авраам и сказал: неужели Ты погубишь праведного с нечестивым? Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? неужели Ты погубишь, и не пощадишь места сего ради пятидесяти праведников в нем?»

Только наличие по крайней мере двух (можно и больше) приблизительно равновеликих полюсов силы в мире способно сдерживать аппетиты каждого из них и заставлять думать о воздержанности, бережности, учете интересов партнеров и прочих прекрасных вещах, которые именно в условиях доедания планетарных ресурсов способны не просто продлить жизнь, но подвигнуть человечество на какие-то сущностные изменения поведения и тем самым сохранить ее, эту самую жизнь, примерно в равной степени всем. А не только людоедствующей евроатлантической горстке, которая эту вилку перспектив прекрасно уже чует и делает все, чтобы сбылся именно второй вариант.

К слову сказать, именно по этой же причине я и господства своей страны в мире не хотел бы. То, что мне приписывают мечты о какой-то там Великой России — такая же глупость, как и то, что слово единочаятель якобы является синонимом слова группенфюрер (это придумала в своей статье о ван Зайчике одна либеральная журналистка). Просто эта перспектива беспокоит меня куда меньше, ибо является чисто умозрительной.

Вот каковы ставки. Вот какие проблемы сейчас решаются на Украине, на вроде бы нелепой, локальной, и к великому сожалению — действительно, действительно, действительно братоубийственной войне.

Мы сейчас там весь мир спасаем. Ужас — собственной кровью и кровью братьев. У меня брат жены сейчас в Киеве, сидит с постинсультным отцом — пишет, что вдали иногда что-то взрывается, а за окном то и дело стреляют, но кто и в кого, неведомо…

Но от реальной гибели можно спастись только реальной кровью. Хоть вой, хоть разорвись.

Не впервой.

Но впервые речь действительно идет о всей планете разом. О наличии или отсутствии общего, всей нашей махусенькой планеты, будущего.

А ведь она была такая зеленая и голубая…

11 марта

Поразительный сон мне нынче привиделся. Будь я лет на тридцать помоложе — тут же сел бы писать по нему рассказ. Как бывало, скажем, с «Носителем культуры», «Люди встретились», «Ветром и пустотой» и «Давними потерями»…

Берлин. 1945 год, конец апреля, наверное, но, во всяком случае, чья власть в окружающих кварталах еще не понятно. Я сижу в одной квартире с офицером люфтваффе. Это, так же как место и время, известно как факт с самого начала, да к тому же он в форме. Как мы там оказались — шут его знает. Сюрреализм. Конечно, поначалу некоторое недоверие и даже антипатия. Мы почти не разговариваем. И вдруг решаем выпить пива. На правах хозяина — Германия кругом все ж таки — поначалу собирается он. Я его останавливаю. Наши же наступают, за окошком все воет и взрывается. Самое памятное после сна — я успокоительно так, дружески, сжимаю его предплечье: мол, не суетись. Еще несколько секунд после того, как я проснулся, в пальцах сохранялось ощущение ткани его мундира. Он понимающе кивает, в глазах — впервые тепло. Я выхожу на лестницу, спускаюсь, выхожу… Кругом не то что магазинов нет — ровная пустая поверхность и полная тьма. Всё.

Теряюсь в догадках.

Сон о полном вечном одиночестве тех, кто способен примириться сам, вовремя, еще до того, как один другому накостылял до полусмерти?

На Украине таких уже много лет убивали и продолжают убивать.

А наши светлоликие звали и зовут не примириться, а сдаться, есть разница…

19 марта

Как у человека и гражданина у меня сердце кровью обливается от происходящего. Но как у историка у меня захватывает дух от масштаба перемен и перспектив.

Противостояние России с «могучим англосаксонским миром» (это формулировка академика Павлова, а не моя, ей девяносто лет) в латентном виде началось еще во времена Ивана Грозного с английских планов колонизации Московии, но вступило в явную фазу во время организации английским посольством в Петербурге убийства Павла I. С тех пор оно не затухало, но.

Время от времени в Европе возникал сильный лидер, который пытался покончить с английским доминированием. Имена таких вождей известны всем: Людовик XIV, Наполеон, Вильгельм II, Гитлер.

В времена Луи Каторза Россия отделалась Северной войной, имевшей к войне за испанское наследство весьма малое отношение. Но во всех последующих трех случаях каждый антианглийский континентальный лидер, не в силах дотянуться до Англии, с поразительным однообразием пытался поставить под свой контроль весь континент, все его ресурсы, чтобы не мытьем, так катаньем раздавить ненавистных запроливцев. А поэтому в краткосрочной, как говорится, перспективе начинал представлять для России куда большую угрозу, чем Англия. Гитлер выразился прямо: если я сокрушу Россию, Англии будет не на что надеяться. Но примерно так же строили свои стратегии и предыдущие авантюристы. В результате парадоксальным образом Россия и Англия в крупных войнах всякий раз оказывались союзниками, и Россия, защищаясь от прямой агрессии, проливая реки собственной крови, всякий раз сокрушала континентального лидера и тем самым между делом укрепляла положение «могучего англосаксонского мира». То, что во время второго сеанса большевистская революция и Брестский мир несколько трансформировали этот стандартный процесс, не очень мешает увидеть закономерность: за 14-17 года Россия успела сделать очень много для спасения от «новых гуннов» англо-французского фланга.

После разгрома континентального соперника Англии главное противостояние вновь становилось неприкрытым.

Ныне впервые в истории в Европе не осталось ни одного самостоятельного лидера, который посмел бы посягнуть на англосаксонское доминирование. Нам не с кем воевать, чтобы самим выжить, а тем самым попутно усилить Англию и США. Борьба с украинским нацизмом не усиливает, а ослабляет американо-британский альянс. То, что украинские лидеры оказались настолько безвольными и слепыми, чтобы развалить и погубить собственную страну ради попытки усиления англосаксонского господства — не наша вина. Никогда Украина не жила столь свободно и безбедно, как при Кучме, и никто не оберегал в ту пору ее незалежность так ревностно, как Россия.

Теперь противостояние России и тех, кто на ее стороне, с англосаксонскими потугами на власть над миром впервые стало прямым и бескомпромиссным, без посредников, искажающих процесс и всегда негативно для нас влиявших на конечный результат. Впервые возникает отличная от нуля вероятность разорвать этот порочный круг.

6 мая

Признаюсь, я был ошеломлен реакцией израильских друзей на нынешнюю войну. Можно, конечно, не одобрять применение войск первыми, можно и даже нужно сочувствовать павшим и обездоленным… Но Россия сразу оказалась для них не просто хотя бы агрессором, но вот враз — фашистским рейхом. И после отвода российских войск от Киева читаю их реплики в соцсетях, типа: «Провал плана Барбаросса». То есть они радуются тому, что можно расценить как нашу неудачу, так, как восемьдесят лет назад их предки могли бы радоваться разгрому немцев под Москвой.

Неужели дело только в том, что во главе нынешней Украины -—еврей?

Видимо, в одинаковой степени разделяя все так называемые общечеловеческие ценности, в силу культурных особенностей и различного исторического опыта можно совершенно по-разному воспринимать понятие нацизма.

Для еврея нацизм — это, как я теперь полагаю, доведенный до предела антисемитизм, стремление к окончательному решению еврейского вопроса. И только. Кто против еврея — тот антисемит, а значит — нацист. Нет антисемитизма — нет нацизма.

Для русского нацизм — это гипертрофированное представление ЛЮБОЙ нации о собственной исключительности. Любой.

Когда иранские вожди говорят о необходимости уничтожить Израиль — это нешуточная угроза, которая оправдывает любые упреждающие контрмеры. Когда украинские вожди говорят о том, что надо Россию уничтожить атомным оружием, отобрать исконно украинскую Кубань и провести парад нацбатов на Красной площади — это путинская пропаганда. Войсковая операция в Газе — хорошо. Войсковая операция в Донбассе — плохо. Бомбардировка Натанзы (Нетенза) — справедливость. Бомбардировка военных складов во Львове — фашизм.

Если одно и то же предпринимаемое для обеспечения своей безопасности действие, когда его совершают одни, вызывает восхищение, а когда другие — отвращение, значит, дело не в самом действии, а в том, кто именно его предпринимает. Это же элементарное уравнение, его любой пятиклассник (во всяком случае, тех времен, когда в школе учился я) в два счета решит. Если десять умножить на икс равно десяти, а десять умножить на игрек равно минус десяти, стало быть, икс равен плюс единице, а игрек — минус единице. В переводе с математического на политический это значит: нам можно, а вам нельзя. Мы заслуживаем существования любой ценой, а вы — нет.

Но для русского это и есть нацизм.

Во всяком случае, та грань, за которой нацизм начинается, когда и если подобные убеждения начинают претворяться в действия.

21 мая

Недавно в ответе на реплику одного их моих гостей на ВК я сравнил происходящее со стихийным бедствием. Казалось бы, сравнение неправомерно — ведь вроде бы решения принимали и принимают люди, а они, казалось бы, свободны принимать самые разные решения. Решение не расширять НАТО, решение не начинать спецоперацию… Но если решения обусловлены объективными факторами — пусть в данном случае не климатическими, а, скажем, экономическими и геополитическими — то спектр вариантов резко сужается. И чем дальше заходит ситуация, тем меньше остается вариантов.

В перестроечное время нам все уши прожужжали, что изобилие и благополучие стран капиталистического ядра обусловлено тамошней демократией. Сейчас уже ясно любому непредвзято мыслящему человеку, что эти вожделенные блага обусловлены прежде всего ограблением мировой периферии. Более того, только после того, как это ограбление набрало темп, и смогла возникнуть демократия. Только после того, как высшие слои как следует нагрели руки не заработанным, а награбленным, они получили возможность более или менее прилично платить тем, кто работал. Именно и только тогда вечный лозунг неимущих всех стран, эпох и народов «отнять и поделить» мог смениться лозунгом неимущих соучастников грабежа «пошумим и поделятся».

Сейчас грабить стало некого и нечем. Мировая периферия перестала быть беспомощной и дикой (собственно, и понятия-то такого уже нет), а средств для ее принуждения практически не осталось. Кончился колониализм, кончился неоколониализм… На какие только ухищрения не идут теперь страны евроатлантического ядра. Вынесли все грязные производства в Азию — и ее же пытаются заставить платить налог за загрязнение среды. Или вот последнее — Россия должна отапливать Европу, но бесплатно… Не буду перегружать текст примерами — при желании кто-то может найти их сам сколько ему понадобится, а тем, кому на факты плевать, все равно что два примера, что двадцать.

Важно вот что. Дело не в злокозненности или корыстности определенных лиц или групп, а в том, что иначе эта система существовать не может. Мы видим, как с уменьшением возможностей внеэкономического высасывания ресурсов падает благосостояние стран капиталистического ядра. Хотя демократия никуда не девается. Кризис разразился было уже в конце 80-х годов прошлого века, но тут подоспела в СССР перестройка и завершившая ее сдача ресурсов и мощностей страны за бесценок. Благосостояние Запада удалось сохранить еще на три десятка лет.

Но теперь уже предел. Кого-то срочно, немедленно надо харчить, иначе крах. Речь идет даже не о сверхприбылях западных элит — о вещах куда более крупных: выживании всей системы. У ее лидеров просто нет иного выхода, как кого-то раздавить и раздербанить. И наша страна тут первый кандидат: населения относительно мало, ресурсов и экономического потенциала весьма много… Кажется, чуть-чуть еще дожать (тем более, что один раз уже получилось, и за прописку в общеевропейском доме мы были готовы отдать последнюю рубашку) — и счастье всем, никто не уйдет обиженным, ни Вашингтон, ни Лондон, ни Берлин, ни Париж… ни даже какая-нибудь Варшава. Ни разные прочие шведы.

Почему, думаете, они так лихо пытаются отказаться от наших нефти, газа и прочего? Только потому, что буквально через два-три года надеются получить все это даром.

Так называемый коллективный Запад сейчас — это крыса, загнанная в угол. Не военным путем, боже упаси. Экономически.

Но и Россия сейчас — крыса, загнанная в угол. Речь идет о самом ее существовании. Не было еще никакой войны — но наших спортсменов гнобили, нашу вакцину подвергли остракизму, наши предложения по безопасности вызывающе, безапелляционно, порой просто издевательски игнорировались. Нам приписывались бессмысленные преступления типа Скрипалей только чтобы мало-помалу создать образ русских, которые творят зло просто потому, что они нелюди… Так загодя готовилось общественное сознание к тому, чтобы можно было обвинить Россию вообще в чем угодно. В чем понадобится. Попытка отмены и окончательного удушения России началась, грубо говоря, с того момента, как Ходорковскому не позволили сдать Западу нашу нефтянку. И теперь в случае победы наши партнеры уже не удовлетворятся дружелюбным грабежом, как в 90-х. Они, как и мы, усвоили тот урок. Версия, описанная мной в «На будущий год в Москве», может оказаться еще слишком оптимистичной. Будет геноцид.

У двух загнанных в два соседних угла крыс очень мало вариантов поведения. Поэтому время слов, в сущности, прошло и еще не вернулось (вернется ли — вопрос). Все действительно решится на поле боя.

Единственное отличие нашей ситуации от природного катаклизма — то, что столкновение циклона и антициклона не ставит перед людьми вопроса, на чьей они стороне. Ты с циклоном или с антициклоном? Глупо даже озадачиваться. Люди на своей стороне. Таскают мешки с песком от наводнения, таскают ведра с водой для орошения… Выживают, как могут.

И сейчас тоже, конечно, они хотят прежде всего выжить. Они тоже прежде всего на своей стороне. Но вопрос-то стоит так: ГДЕ ты хочешь выжить? С КЕМ ты хочешь выжить? В КАКОМ МИРЕ ты хочешь выжить?

Каждый волен выбирать, и любой честный выбор будет морален.

Но.

Еще раз процитирую одно из самых любимых мест из Стругацких:

«— Ты меня не понял, — с легким нетерпением сказал Вечеровский. — Меня бесит вовсе не выбор Глухова. Какое я имею право беситься по поводу выбора, который делает человек, оставшийся один на один, без помощи, без надежды… Меня раздражает поведение Глухова после выбора. Повторяю: он стыдится своего выбора и поэтому — только поэтому! — старается соблазнить других в свою веру. То есть, по сути, усиливает и без того могучую силу. Понимаешь меня?

— Умом — понимаю, — сказал я».

Поэтому я никого не соблазняю. Тот выбор, который я сделал — это мое личное дело. Я просто пытаюсь объяснить, что происходит. Дальше — сами.




Автор: Вячеслав Рыбаков


Доктор исторических наук. Ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского Института восточных рукописей РАН, специалист по средневековому Китаю




Автор
Вячеслав Рыбаков
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе