Социология Александра Дугина: архаичные сновидения и воображение, которое создает мир. Часть I

Когда сегодня Дугин говорит о радикальной перестройке всей парадигмы социального и гуманитарного знания и образования в России, то, что Александр Гельевич от себя лично предлагает на смену в этой области, в концентрированном виде предстает в его социологии. Тут он говорит много, увлечённо занимаясь строительством и конструированием теорий.


Каково содержание социологических идей Александра Дугина? В этой сфере Дугин более содержателен, чем в своей разрекламированной, но фактически почти пустой «четвертой политической теории». Она в целом, как я попытался показать в предыдущей статье, является, скорее, постмодернистским означающим почти без означаемого.

Дугин в качестве ученого позиционирует себя как социолога: преимущественно именно в социологии он пытается выстроить академическую карьеру. Он является доктором социологических наук, автором социологических трудов, которые уже неоднократно переиздавались как учебники, рекомендованные «учебно-методическим объединением по классическому университетскому образованию к изданию в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлению 040200 (Социология)»1. Как известно, на социологическом факультете МГУ Дугин в течении пяти лет (2009–2014) возглавлял кафедру социологии международных отношений.

У Дугина и правда есть свои, достаточно оригинальные теории и идеи об обществе, но весь вопрос в том – какого они качества. Впрочем, крайне важно тут то, что именно в дугинской социологии предельно сконцентрирован и выражен его научный (или не очень научный) потенциал. Когда сегодня Дугин говорит о радикальной перестройке всей парадигмы социального и гуманитарного знания и образования в России, то, что Александр Гельевич от себя лично предлагает на смену в этой области, в концентрированном виде предстает в его социологии. Тут он говорит много, увлечённо занимаясь строительством и конструированием теорий. Так что вполне можно сказать: почитайте дугинские учебники по социологии, и вы поймете, какого рода гуманитарная парадигма им предлагается на смену существующей (которая, как насквозь либерально-идеологическая, и правда вызывает много вопросов). Поэтому особенно интересно посмотреть, как Дугин в своих теоретических работах рассматривает российское (русское) общество и русскую историю, русский народ, который он, кстати, в одной своей не собственно социологической работе вызывающе называет «народом без философии»2.

Почему русский народ по Дугину – это народ без философии? Это опять-таки напрямую связано с его социологией, с тем, как он в своих социологических трудах излагает тему русского общества и русской истории. Так что тема социологии Дугина — это в том числе продолжение нашей самой первой статьи о том, почему он столь нигилистически относится к русской интеллектуально-культурной традиции.


Знакомый методологический диссонанс и безудержное конструирование

Должны сразу предупредить читателя: пересказ и анализ социологических идей и концепций Александра Гельевича Дугина — занятие столь же трудоемкое и нелёгкое, как и ознакомление с ними. Придется делать обширные экскурсы в его построения и давать большие цитаты. Наш автор очень плодовит и изобретателен, а его теории весьма своеобразны. Поэтому я заранее прошу прощения за пространные цитаты и длинный пересказ, что может затруднить восприятие. Это не совсем журналистский формат, но на это приходится идти, чтобы пытаться соблюсти корректность и адекватность излагаемому предмету.

Отметим предварительно, что когда открываешь дугинские социологические книги-учебники и начинаешь их читать, в глаза сразу бросаются две вещи.

Во-первых, это уже ранее отмеченный нами методологический диссонанс, связанный с известным позиционированием и самопозиционированием Дугина как поборника русской цивилизационной самобытности. В самом начале своего ученого труда и учебника одновременно по социологии русского общества Дугин постулирует безусловное наличие русского общества («русское общество — это то, что, безусловно, есть, безусловно, было, и, скорее всего, будет»3). Также он заявляет, что придерживается принципа социологического плюрализма и стремится построить именно русскую социологию. То есть, говорит он, если придерживаться взгляда на русское общество как на самостоятельную страну-цивилизацию, то и социология русского общества должна быть именно русской социологией. В связи с этим Дугин казалось бы совершенно логично декларирует следующее феноменологическое эпохе или воздержание: «Мы воздержимся от того, чтобы заведомо проецировать на него (на русское общество — Ю.П.) представления, почерпнутые из арсенала классических социологических моделей, построенных, как правило, на материале западных обществ»4.

Итак, казалось бы, такой подход в силу своей логичности хотя бы как эвристичная попытка и как замысел не должен вызывать возражений. Если русское общество постулируется как самобытная и оригинальная, стоящая на своих собственных основаниях цивилизация, то и изучаться она должна в том числе или даже преимущественно при помощи методов, соответствующих этой самобытности, способных ее увидеть, распознать и проанализировать. Как Дугин говорит, анонсируя свой новаторский подход к описанию общества, «мы же предлагаем пойти совершенно иным путем и попытаться вскрыть глубинную парадигму русского общества такой, какая она есть сама по себе, вне посторонних европейских предписаний и нормативов»5.

Однако, далее в учебнике, когда Дугин излагает свои методологические предпосылки и перечисляет авторов концепций, на которые будет опираться в своих изысканиях, нас опять встречает целый калейдоскоп в основном западных ученых, которые, надо думать, строили свои концепции преимущественно или хотя бы в значительной степени на материале западных обществ. В качестве методологических основ своей структурной социологии русского общества Дугин во второй, одноименной главе своего труда называет: идеи Ж. Гурвича, структурную лингвистику Ф. Соссюра, структурную антропологию К. Леви-Стросса, учение о коллективном сознании Э. Дюркгейма и о коллективном бессознательном К. Г. Юнга, идеи П. Рикёра и Ж.П. Вернана, и др. Русских имён и концепций тут практически нет, за исключением разве что П. Сорокина, который непонятно то ли русский социолог, то ли американский.

Всё это несмотря на то, что в самом начале Дугин же и говорит, что «чаще всего мы пытаемся изучать русское общество с помощью методов западной социологии, имплицитно считая ее универсальной. Это может дать нам определенные ценные результаты, но в какой-то момент приведет в тупик»6. Но практически тут же он в качестве своих методологических предшественников перечисляет идеи только западных социологов, культурологов, антропологов.

Впрочем, нельзя сказать, что сам Дугин не видит этого диссонанса. Видит и весьма хитро его оговаривает. Он специально подчеркивает, что его подход к русскому обществу с одной стороны якобы строго феноменологический. Дескать, что непредвзято видим в ходе исследования, про то и говорим, как оно есть. Но, с другой стороны, Дугин в то же время предусмотрительно заявляет, что «для изучения русского общества мы будем пользоваться методологиями, заимствованными из западноевропейской социологии и философии, но лишь теми, которые, на наш взгляд, соответствуют изучаемому нами предмету, и которые резонируют с феноменологией русского общества, не конфликтуют с ней. В тех случаях, когда такой методологии не найдется, мы будем обращаться к русской классике, материалам фольклора, мифологии, бытовым наблюдениям и попытаемся выявить и сформулировать закономерности эвристическим путем — создавая инструмент познания общества, исходя из него самого»7.

Это на самом деле забавный и характерный момент. Вопрос: кто и на каких основаниях будет определять, соответствуют ли те или иные западные концепции русскому обществу? Да сам наш автор, сам Дугин.

Получается, методологические подходы и наработки всё равно будут браться из западной социологии, но так, как это соответствует дугинскому видению и пониманию русского общества. То, что он оттуда предпочтёт взять, опираясь на свои представления и критерии (что в данном случае зовётся «феноменологией русского общества»), то и будет уже русской социологией. В результате получается некая смесь готовых западных методологических социологических и антропологических моделей с дугинскими оригинальными построениями (его «феноменологией»).

И, наконец, во-вторых, при таком методологическом подходе вполне логично то, что Дугин является великим, практически неутомимым конструктором и комбинатором уже готового идейного материала. Исходный материал его мышления — это чьи-то готовые идеи и фрагменты систем, которые он смело берет в обработку и из них варит и лепит свои блюда. Дугин чрезвычайно эрудирован в западных авторах и концепциях. Он смело берет самые разные идеи из западной социологии и классического психоанализа, из истории литературы и истории философии, из антропологии, из мифологии и религиоведения, не говоря уже об идеях консервативной революции и интегрального традиционализма (это его высший методологический приоритет), и пытается сплавить их в некое единое целое.

Однако в этой пёстрой амальгаме есть свои опорные пункты и идеи. В них, а также в полученных результатах он вполне системен (по-своему).


Основные методологические столпы

В самой основе всех социологических построений Дугина лежит следующая спекулятивная историософская предпосылка-схема, позаимствованная у интегральных традиционалистов. Согласно этой схеме, в человеческой истории было три основных типа обществ:

1) Общества типа Премодерн, т.е. традиционные общества, существовавшие до Великой Французской революции 1789 года, установления господства капитализма и буржуазно-либеральных порядков.

2) Общества Модерна — общества, претерпевшие модернизацию в XIX–XX веках. Они заменяли традиционные органичные коллективные общественные институты и отношения социальными установлениями, основанными на либерализме, индивидуализме и капитализме.

3) Современные европейские общества эпохи Постмодерна, которые доводят принципы Модерна до логического конца.

Легко заметить, что эта историко-социологическая трихотомия носит весьма упрощённый характер. В «ночи» термина «Премодерн» тонут все типы и различия так называемых традиционных обществ. Зато это удобно для разного рода спекулятивных и идеологических манипуляций. Мы получаем некий идеальный, абстрактный и универсальный шаблон-площадку (абсолютное добро), с которой удобно вести обстрел двух других площадок (абсолютное зло).

Следующим методологическим столпом у Дугина служит следующая базовая операция. Он представляет общество в виде дроби, где в качестве его основы, базиса, знаменателя выступает архаический «мифос», а в качестве числителя — логос. Логос рационалистичен, это сознание и самосознание общества и культуры. «Мифос» же — это область коллективного бессознательного по Юнгу, своего рода общенародных сновидений-архетипов, тем не менее определяющих судьбу, историю и характер народа, его Dasein (это уже Хайдеггер). Одновременно мифос – это константа, неизменная структура общества. Логос же принадлежит к сфере переменных, там верх берет то феодальная компонента, то капиталистическая, то социалистическая, то ещё какая, но в основе всего — неизменный могучий (но загадочный!) «мифос».

Это универсальная модель для Дугина, применяемая им не только в отношении общества, но всюду — в социологии, психологии, антропологии: «Дробь логос/мифос и сама двухэтажная топика, лежащая в основе структурной социологии, есть универсальная модель, применимая ко всем социологическим, психологическим и антропологическим явлениям»8.

При этом снова отметим, что русский «мифос» и русский Dasein по Дугину принципиально иной, чем западный. Оказывается, как говорит Дугин, у каждого народа свой коллективный Дазайн.

Дадим большую цитату из Дугина:

«Изучая русское общество, мы ставим задачу выявить его фундаментальную структуру, то есть его константы, его неизменность (то есть то, что находится в знаменателе нашей дроби). Можно назвать предварительно это “русским мифосом”, “русским коллективным бессознательным” или “русской структурой”. В духе структуралистского подхода мы сосредоточимся именно на этом уровне, который остается неизменным – до известных пределов — на всем протяжении известной нам истории. Параметры “коллективного сознания” многократно менялись в ходе этой истории. При переходе от племенной организации к Киевскому государству, от язычества к христианству, от киевской цельности к княжеской раздробленности, от свободы к зависимости от монголов, от идеи “Москвы — Третьего Рима” к Санкт-Петербургской петровской Империи, от монархии к коммунизму, от Советского Союза к современной демократической России, логос, с помощью которого общество осознавало самого себя и окружающий мир, фундаментально трансформировался. Но наша задача состоит в том, чтобы выявить структуру, на фоне которой проходили эти изменения, которая толковала их всякий раз по-своему, и соотнесение с которой позволит лучше понять, что, когда и до какой степени в русской истории было собственно “русского”»9.

Выделение русского «мифоса» как главной части общества, его фундаментальной структуры, его константы или совокупности констант – это наиважнейший методологический ход Дугина, который помимо прочего сразу ставит его в привилегированное положение. Почему? Да потому что этот самый «мифос» по Дугину покоится якобы в глубине бессознательного и чаще всего проявляется лишь косвенно и символически через структуры сознания (логоса). Он легко может логосу (т.е. наличному сознанию и самосознанию) не соответствовать. Тогда его, «мифоса» истинное значение через косвенные символические выражения может тогда изложить лишь наш социолог-психоаналитик, мастер «структурной социологии». Как говорит Дугин, мифосы – это нечто, напоминающее сны, или даже ими являющееся: «Русская структура представляет собой совокупность русских сновидений»10. А как правильно истолковать сны? Ну не из самих себя же. Должен быть мастер толкования снов, или просто мастер снов.

Причём именно применительно к русскому обществу последних трёх столетий прямое и непосредственное понимание и толкование коллективных снов (они же коллективное бессознательное) через логос по Дугину невозможно. Корректно проанализировать и проинтерпретировать их может лишь А.Г. Дугин в своей структурной социологии, где для этого вводятся её основные понятия, разграничения и методы. Только она и может проанализировать коллективное бессознательное, по сути практически впервые вообще нам поведать, что такое русское»!

Вот так, ни больше, ни меньше. Получается, что такое настоящее русское, нам может рассказать только Александр Гельевич Дугин.

В связи с этим Дугин постулирует, что русского логоса как такового ещё нет, раз русский «мифос» еще не проанализирован должным образом (поэтому, кстати, русский народ и есть народ без философии — с упоминания данного поистине умопомрачительного тезиса мы и начинали эту статью). Его пока только предстоит вырастить из русской архаики в знаменателе, т.е. «перевести из русской архаики в логос»11. С петербургского периода истории историческую судьбу России и русской культуры по Дугину определяет ситуация археомодерна, когда русский архаический знаменатель дроби искажает и ожесточенно с ним борется заимствованный западноевропейский логос.

Концепция археомодерна — сердцевина и самое оригинальное социологическое построение или конструкция Дугина. Собственно — это то, что он оригинального, от себя говорит о России и русском (российском обществе). Этой концепции как центральному результату того, что Дугин хочет поведать нам о нас, мы посвятим отдельную статью. Но это, так сказать, вершина социологии Дугина, его acrotēs, за пределами которой пока осталась важная и ещё не раскрытая нами часть его методологических принципов и предпосылок в социологии.

Но мимоходом заметим, что пока мы получаем следующую картину. Как мы помним, сначала Дугин феноменологически постулирует, что русское общество безусловно есть, всегда было и всегда будет. Но вдруг из-за ситуации археомодерна оказывается что русского общества как такового еще нет! Его ещё только предстоит создать! Оно только может ещё быть — в будущем, если повезёт: «О русском обществе (если оно не является западноевропейским) можно для начала сказать, что его как такового и нет, а на его месте есть археомодернистическое нечто, что, теоретически, может стать русским обществом, то есть открыться как русская структура с ее внутренними законами. Но может и не открыться, продолжая пребывать в таком же пассивно саботирующем западноевропейскую судьбу состоянии»12.

Чтобы русское общество стало действительно русским, а не археомодернистским, внутренне самопротиворечивым и внутренне разрываемым на разные части безобразием, нужна структурная социология Дугина. Только она может рассказать, как из недр русской архаики извлечь русский логос. Так русское общество приобретет требуемую гармонию и цельность, а дугинская социология действительно создаст полноценно русское общество. Опять дадим большую цитату на этот счёт: «Изучая российское общество, можем ли мы говорить о том, что мы имеем дело с некой цельной социальной системой, законы которой можно изучать? Нет, конечно. Изучать корректно мы можем археомодерн. А русский социум или русское общество мы можем, если угодно, предсказывать, прогностически описывать или даже конституировать — а в конечном итоге, создавать, планировать, прогнозировать и как бы извлекать из возможного, из “будущего”. Русское общество как объект принадлежит возможному русскому будущему — но только в том случае, если состоится явление из недр русской архаики русского логоса.

Поэтому несколько странно и звучит название нашего исследования — “Социология русского общества”. Мы изучаем объект, которого еще нет, который только может быть, который, вероятно, будет, но это в какой-то степени зависит от тех социологов новой волны, кто будет корректно изучать археомодерн и извлекать из своего анализа верные, обоснованные и по-настоящему научные выводы»13.


Воображение («имажинэр») правит миром, обществом, наукой

На самом деле социологическое учение А.Г. Дугина состоит из двух частей, где анонсированная концепция археомодерна — эта пусть важнейшая, но лишь составляющая первой части — структурной социологии. В целом же дугинская социология состоит из двух частей, которым соответствуют два уже упомянутых мною учебника по социологии: «Воображение. Философия, социология, структуры» и «Социология русского общества. Учебное пособие для вузов». Второй учебник, излагающий «социологические структуры русского общества», является, как говорит наш автор, продолжением методологически определяющей социологии воображения, «иллюстрацией приложения изложенных там методологических принципов и процедур»14. Вторая часть, т.е. структурная социология, не то чтобы конкретизация общих положений первой, т.е. социологии воображения, а скорее социология воображения напрямую объясняет структурную социологию, является её фундаментом. Действительно, если существуют социологические структуры, то надо дать ответ и объяснить, а откуда берутся сами эти структуры? Как они возникают в обществе, как возникает само общество?

А возникает оно и все его структуры по Дугину из воображения. Тут он берёт на вооружение идеи французского социолога Жильбера Дюрана и его учеников. В основе общества по Дугину (и Дюрану) лежит то, что названо французским словечком «имажинэр» (от французского глагола imaginer — воображать).

Имажинэр в этой теории — это некое первичное онтологическое свойство-субстанция, досубъектное и дообъектное. Оно означает и само воображение как способность (инстанцию), и то, что воображается, и того, кто воображает, и сам процесс (воображение)15. Как говорит Дугин, «Дюран предлагает порвать с европейским логоцентризмом и перевернуть стартовые позиции. По Дюрану, первично воображение: именно оно в ходе своей динамической работы создает внутреннее измерение субъекта и объекты внешнего мира»16. Ведь согласно Дюрану, продолжает Дугин, приписывание реальности субъекту и объекту и лишение свойства реальности воображения в конечном итоге есть всего лишь философская гипотеза, имеющая давнюю историю и ставшая в западноевропейской мысли консенсусом. «Однако стоит только выйти за рамки этой мысли и обратиться к структурам мышления других культур — восточных, мистических, религиозных, архаических — или к сфере искусства, мы можем убедиться, что субъект-объектный дуализм отнюдь не исчерпывает возможных философских установок и многие незападные (развитые или примитивные) культуры понимают онтологический статус воображения, mundus imaginalis, совершенно иначе»17.

Таким образом, подводит промежуточный итог Дугин, «в качестве научной (но также и философской) гипотезы Дюран берет следующий постулат: вопреки общепринятой на Западе (но далеко не столь однозначно разделяемой на Востоке) позиции имажинэр — это единственное, что существует, и “наш мир” (“наш”, то есть относящийся к субъекту, и “мир”, то есть совокупность объектов) есть результат свободной игры воображения»18.

Воображение, «имажинэр», говорит Дугин — это нечто промежуточное, в классических теориях искажающий поле зрения аквариум, который на самом деле является единственно существующим и который изнутри аквариума порождает и смотрящего сквозь него, и то, что он видит.

Более того. Как говорит Дугин, «общество и есть воображение, только в зафиксированном, застывшем виде. Это продукт работы воображения, плод его творчества»19. При этом имажинэр всегда активен и никогда не прекращает своего труда (как демиург), благодаря чему общество меняется. Воображение якобы воображает новые и новые серии образов и образных структур. «Но черпает воображение эти образы только из самого себя. Поэтому при всей видимости новизны, имажинэр воспроизводит в разных оформлениях, комбинациях и оболочках одни и те же архетипы, сюжеты, мифы и символы. Отсюда вывод: если корректно и достоверно исследовать структуры имажинэра, мы получим не только ключ к толкованию обществ, известных нам из истории или существующих в данный момент, но будем в состоянии смело прогнозировать будущее, которое просто не может нести в себе ничего абсолютно нового, так как глубинные структуры имажинэра и его содержание принципиально неизменны»20.

Опять-таки методологически любопытная получается картина, и удобная для авторов с богатым воображением. Всемогущее творящее воображение черпает все структуры и образы лишь из самого себя. То есть, что твое умозрение усмотрело в качестве плода творчества имажинэра, то и будет базовыми архаическими социологическими структурами, на которых по Дугину мир стоит. А как это можно усмотреть? Да только априорно и феноменологически. Вот таковы они, и всё.

Впрочем, тема основ социологии воображения А.Г. Дугина тут совсем не заканчивается, а только начинается. Дальше нас ждут три группы мифов, архетипов и фигур всемогущего имажинэра, к которым можно свести вообще все его содержание, и, соответственно, и все основные социологические структуры: диурн, драматический ноктюрн, мистический ноктюрн.

Об этом и других основах социологии Дугина — в следующей статье.

Продолжение следует

_______________________________________
1 Дугин А.Г. Воображение. Философия, социология, структуры. М.: Академический проект, 2015. — 636 с.; Дугин А.Г. Социология русского общества. Учебное пособие для вузов. М.: Академический проект, 2024. — 575 с.

2 Дугин. А.Г. Мартин Хайдеггер: возможность русской философии. М.: Академический проект, 2021. С. 25.

3 Дугин А.Г. Социология русского общества. М.: Академический проспект, 2024. С. 26.

4 Там же. С. 26.

5 Там же. С. 5.

6 Там же. С. 5.

7 Там же. С. 5.

8 Дугин А.Г. Воображение. Философия, социология, структуры. — М.: Академический проект, 2015. С. 380.

9 Дугин А.Г. Социология русского общества. М.: Академический проспект, 2024. С. 27.

10 Там же. С. 33.

11 Там же. С. 93.

12 Там же. С. 103.

13 Там же. С. 104.

14 Там же. С. 3.

15 Дугин А.Г. Воображение. Философия, социология, структуры. — М.: Академический проект, 2015. С. 72–73.

16 Там же. С. 74.

17 Там же. С. 74.

18 Там же. С. 74.

19 Дугин А.Г. Социология русского общества. — М.: Академический проспект, 2024. – С. 457.

20Там же. С. 457.



Автор: Юрий Пущаев
Кандидат философских наук, старший научный сотрудник философского факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, старший научный сотрудник ИНИОН РАН, научный редактор православного журнала «Ортодоксия».

Поделиться