Свиты всячески пытаются навязать себя лидеру – это специфика русской политической деятельности. Русская политическая деятельность, будучи феодальной или неофеодальной, обязательно ориентируется на «наследного принца» или хотя бы на «принца крови». Мы и в самом деле еще люди феодальной культуры, феодального мышления, у нас никогда не было буржуазной революции, у нас никогда не было буржуазного гуманизма. Народ еще продолжает мыслить в чисто феодальных категориях.
* * *
Каждому из будущих игроков сегодня следует быть как можно более расплывчатым. Основным потенциальным игрокам сегодня это удается – как и политическому классу России в целом. Русские люди готовы доверять тому, что «под паранджой», и они могут с диким огорчением возненавидеть определенность. Русские живут некоей мечтой о власти, и они могут быть абсолютно разочарованы открыто взятыми обязательствами. Сами же люди русские не хотят обязательств. А если вы заявляете, например, «вперед на Берлин», то это обязательство. Русский человек сегодня дистанцирован от власти, поэтому ему нужна расплывчатость. Поэтому я бы советовал политикам быть невероятно расплывчатыми.
Вызовов, подобных сепаратизму 1998–1999 годов, сегодня несколько. Главный из них – это желание почувствовать сильное государство. Русские люди хотят услышать от власти нотки русского национализма. И вот здесь нужно говорить настолько расплывчато, чтобы каждый услышал свое.
Национализм обязательно станет скрытой повесткой, но он все время будет транслироваться в форме этатизма и в форме благоприятствования православию. Высказанный напрямую национализм неприятно шокирует нерусские народы, невероятно напугает университетские круги, разного рода образованных людей, которые в слове «русский» непременно видят что-то «черносотенное». Но никакой антиэтатистский национализм в России не пройдет, потому что русские, безусловно, жертвенные героические дети, патерналистские и ультраправые по своим убеждениям, они ультраправо-этатистски мыслящие, но не нацистски мыслящие.
Люди привыкли в массе своей к запрету на острое, на перченное, на какие-нибудь экстравагантные разновидности идеологии, что даже показанные из-за угла призывы к национализму звучат как манифест. Вспомните, как советский человек прочитывал, например, заявление Сталина о том, что он благодарен в первую очередь русскому народу за Победу в Великой Отечественной. Это было сказано обиняком, однажды и больше никогда не повторялось. Но все, к кому эти слова обращались, прочли их и восприняли их с огромной благодарностью, и, говоря о Сталине, они повторяли, пестовали эту фразу, полагая, что Сталин «наш», что он за русских.
Русские убеждены в запретности правды на национализм, да и сама эта правда еще не вербализована, она в смутных томлениях, поэтому достаточно им перчину показать совсем из-за угла, как они вкладывают в нее свои томления. Они не требуют, чтобы им на стол поставили тарелку с блюдом. В нужное время можно будет, пользуясь обаянием власти, просто намекать на разные приятные народу вещи, и для завоевания популярности этого будет вполне достаточно.
Любое ясное заявление оппозиционера не будет позитивно воспринято, однако совершенно расплывчатый, нечаянно брошенный полунамек человека от власти будет прочитан как манифест, как декларация. Парадокс национальной психологии.
От первых лиц страны ждут заверения, что это «наш человек». Мы всегда считаем, что у власти находится «наш человек», кому тем не менее не дают, не позволяют поступать так, как он на самом деле желал бы действовать. Мы же считаем, что мы действуем в вынужденных обстоятельствах здесь, в России. Все-таки мы развернулись, эх! Но мы вынуждены, не знаю, руки мыть перед едой, много чего еще вынуждены. Но по-настоящему это все глупости. И, конечно, наш царь тоже, к сожалению, много чего вынужден, он вынужден хитрить, лицемерить всяко, прикидываться, что он за них, тогда как на самом деле он за нас. И он произносит одну только фразу: «Благодарю русский народ!» – и все, дальше ничего уже больше не учитывается. Это одна фраза, которой он посылает нам сигнал, и мы его адекватно прочитываем.
Сергей Доренко
Russian Journal