«Мне вообще по барабану этот Крым»

Николай Родосский — о книге Карин Клеман «Патриотизм снизу».

Задавшись целью выяснить, как россияне относятся к родной стране, Карин Клеман обнаружила, что нашим соотечественникам свойственны несколько разных типов патриотизма, причем в большинстве случаев речь идет о взглядах, весьма далеких от навязываемых государством. Более того, самыми невосприимчивыми к любой пропаганде, считает французский социолог, оказались отнюдь не те, кого называют либералами. Подробнее об этом — в материале Николая Родосского.


Карин Клеман. Патриотизм снизу. «Как такое возможно, чтобы люди жили так бедно в богатой стране?» М.: Новое литературное обозрение, 2021.


Содержание. Фрагмент


Когда в августе «Новое литературное обозрение» объявило о скорой публикации книги «Патриотизм снизу», некоторые телеграм-каналы отозвались: отлично, что книга выходит, но странно и даже смешно, что она выходит в серии «Либерал.RU». Автор этой книги Карин Клеман — французский социолог и специалист по России — действительно не слишком попадает в образ типичного «либерала». В прошлогоднем интервью «Кольте», поясняя свое сравнение «ватников» с «желтыми жилетами», она сказала: «Я бы с большой гордостью носила прозвище „ватник”». Фраза была вынесена редакторами в заголовок. Для Клеман слово «ватник» «означает человека простого, здравомыслящего, приземленного», то есть того, кто, с ее точки зрения, хуже поддается пропаганде. На деле, считает она, «те, кого презрительно обзывают „ватниками”, настроены намного более критически, чем может казаться издалека». Скажем сразу, что это — один из важнейших тезисов и ее новой книги. Клеман хорошо представляет своего среднего читателя — молодого левого/либерального интеллигента из больших городов, из «первой России», в терминологии Натальи Зубаревич. Именно такого читателя автор «Патриотизма снизу» призывает честно посмотреть на итог социологических исследований, проведенных ею и ее студентами, и отказаться от господствующих в его сознании штампов. В данном случае — от штампов либеральных.

Результаты проведенного в 2016—2017 годах полевого исследования, которыми Клеман вооружается для борьбы со стереотипами, поначалу могут показаться не слишком убедительными или, во всяком случае, не слишком репрезентативными. В опросах приняли участие в общей сложности всего 237 человек из шести регионов страны. Это не слишком большая выборка, в чем Клеман вполне отдает себе отчет. Однако методы, к которым прибегает французская исследовательница, качественные, а не количественные. По словам Клеман, количественные методы, такие как соцопросы, выявляют скорее господствующие в обществе стереотипы и не дают представления о настоящих, со всеми их нюансами, убеждениях опрашиваемых. Исследование опиралось на метод глубинного интервью, а также на этнографический метод, суть которого состоит в ненарушении естественной среды респондента во время сбора данных. Региональная выборка включала в себя три города из верхней части рейтинга регионов по социально-экономическому положению (Москва, Санкт-Петербург и Казань), один «средний» регион (Пермский край) и два региона из нижней части рейтингов (Астраханская область и Алтайский край). Среди захваченных исследованием социально-профессиональных групп оказались рабочие, пенсионеры, учителя, научные сотрудники, менеджеры, учащиеся, студенты и IT-работники.

Полевое исследование строилось так. Респондента вовлекали в беседу с помощью вопросов об уровне жизни, работе социальных служб, экологии и прочем. Впрямую о патриотизме его при этом не спрашивали. Но рано или поздно люди поднимались от жилищно-коммунальных и зарплатных частностей до идеологических обобщений. Тут и «обидно за наших людей», и «они там патриоты только на словах», и даже «нам надо просто власть поменять». В такие моменты интервьюер подхватывал рассуждения респондента, задавал уточняющие вопросы, старался прояснить, что собеседник понимает под «родиной», «народом», «патриотизмом».


Обработав ответы, Клеман составила своеобразную классификацию «патриотизмов», тем самым оспорив однозначный взгляд на это явление. «Государственные» патриоты, в целом одобряющие государственническую риторику федеральных СМИ и политику Российской Федерации, встречаются в основном в крупных городах — Москве и Питере.

«Вот для меня патриотизм — надо выискивать у нас хорошие моменты, говорить о том, что у нас хорошего есть, и пытаться там, где изъяны, исправить что-то, а не хвалить там какую-то Америку или еще кого-то. Ныть поменьше надо».

«Негосударственные» патриоты противопоставляют себя как государственникам, так и условным «либералам». В основном это люди из небогатых регионов, часто — рабочих профессий. «Патриотизм не в том, чтобы люди трудились за пять копеек», — объясняют они свою позицию. В противовес лояльности государству их патриотизм выражается в привязанности к народу — а его Клеман вслед за Бенедиктом Андерсоном понимает как «воображаемое», то есть основанное на концептуальном, а не этническом единстве, сообщество. При этом речь здесь скорее про «повседневный патриотизм» — не столько абстрактную идеологию, сколько общую направленность бытовых практик, связанных с жизнью местной общины, которая в уме носителя патриотической идеи оказывается связанной с жизнью всей страны.

«— [Путин] поднимает нашу страну? Он поднимает не нашу страну. Может быть, там, Крым, Сирию.
— Вы знаете, я не думаю, что он поднимает нашу страну, и не Крым, и не Сирию. Нет.
— Он поднимает богатых.
— Все деньги в офшорах. Ничего не остается в России...
— Не, ну Путин что для пенсионеров сделал? Ничего. Ни-че-го. Только обещают. Болтология, вот и все».

Такой патриотизм Клеман также характеризует как «социально-критический»: многие его носители, особенно из рабочего класса, все еще разделяют марксистские установки и соответствующее понимание справедливости: справедливость оказывается не моральной категорией, а скорее залогом честного распределения материальных благ. Поэтому негосударственного патриота волнует проблема олигархической собственности на природные ресурсы, но совершенно не трогает судьба политзаключенных.

Клеман связывает такую установку с привычкой к работе с материей, с общим для пролетариев недоверием ко всему, что нельзя пощупать. К повестке общенациональных телеканалов эти люди относятся иронически. (В то же время носители негосударственного патриотизма из интеллигентской среды склонны обостренно реагировать на федеральную новостную повестку: это обусловлено их привычкой принимать идеологическую риторику и непосредственно не касающиеся их события «всерьез».) Важно, что критика, не щадящая правительственные инициативы, нацпроекты или решения законодателей, порой не распространяется на президента. Владимир Путин для многих (но, как мы видели выше, далеко не для всех) является не столько главой государства, сколько лидером нации и в этом смысле оказывается «над схваткой». Негосударственными патриотами Клеман считает бó‎льшую часть своих респондентов.


Среди других типов отношения к родине Клеман называет «не-патриотизм», распространенный в Санкт-Петербурге и Казани среди интеллигенции и политических активистов. Для носителей такой разновидности патриотизма характерны морализаторство и высокая оценка абстрактных категорий — свободы слова, политической автономности и т. д. «Не-патриотизм» часто бывает сопряжен с идеализацией Запада и локализмом — любовью к своему городу в случае Питера и этническим (татарским) национализмом в случае Казани. Локализм может базироваться как на гордости (это хорошо видно на примере Татарстана), так и на отчаянии. Этот «патриотизм отчаяния», или «посттравматический патриотизм», Клеман наблюдает у сельских жителей Алтая, которые вырабатывают чувство идентичности, противопоставляя себя ненавистной «Москве» — воображаемому воплощению колониальной инстанции в границах своего же государства, выкачивающей ресурсы из прозябающих регионов.

«А что ты думаешь, Алтай бедный? Просто у некоторых людей во власти желудок очень большой. Алтай очень богатый. Просто это не видно».

В отдельный тип Клеман выносит «отстраненный» патриотизм. Он часто встречается у малоимущих жителей сел и небольших городов. Носители этого патриотизма вспоминают о нем, только когда им удается поднять голову от тяжелой работы или хоть на время абстрагироваться от ужасных социальных условий жизни. Они абсолютно иммунны к любого рода идеологиям, особенно ура-патриотическим. Лидером по такому патриотизму оказалась Астраханская область: почти половина опрошенных из этого региона была причислена исследовательницей к «отстраненным».

«Мне вообще по барабану этот Крым. Вот лично мне по барабану, Крым у нас там, не Крым, ты зарплату подними людям, дай нашим детям образование!»

Важный вывод, к которому приходит Клеман, пусть он и не отличается новизной, состоит в том, что форма исповедуемого патриотизма (или не-патриотизма) сильно зависит от социального бэкграунда носителя. Люди, комфортно чувствующие себя в царстве идей и умеющие поместить каждого встречного в сколь угодно сложную систему политических координат, склонны абсолютизировать абстрактные понятия и моральные максимы, но при этом далеко не всегда следуют этим максимам. Так, многие респонденты из Питера декларируют идеи мультикультурализма, но затем, в ходе беседы, признаются, что чувствуют себя некомфортно в присутствии мигрантов. В то же время астраханские работяги, пересыпающие речь такими словами в адрес граждан среднеазиатских республик, которые мы не можем тут воспроизвести из соображений элементарной корректности, рассказывают о многократном и взаимно полезном опыте сотрудничества с людьми любой национальности и любого гражданства, при этом лишенного проявлений какой бы то ни было агрессии, настороженности или враждебности. Кроме того, «идейные» люди легко поддаются политической пропаганде с той или иной стороны. Вспомним, что исследование Клеман обнаруживает наибольшее число сторонников государственного патриотизма в духе «России-1» в современной и образованной Москве, а не в алтайских селах. При этом привыкшие иметь дело с материальными предметами люди проявляют минимум уважения к словам и выносят политические суждения, оценивая реальное улучшение или ухудшение условий существования.


Параллельно Клеман разбирается с другими смежными с патриотизмом феноменами. Например, с этническим национализмом: исследовательница, почти двадцать лет прожившая в России, считает одной из главных своих задач донести до западного читателя, что российский патриотизм на самом деле редко бывает сопряжен с этническим русским национализмом, как то обычно предполагается в зарубежных исследованиях о России.

Другая тема — связь патриотизма и политического активизма. Клеман исследует разные проявления патриотической низовой политики. В ее оптику попадают и митинги сторонников Алексея Навального, которого она характеризует как «лидера либерал-патриотической оппозиции»; и мирные, почти дружеские сходки татарских и русских этнических националистов в Казани; и «чайные клубы» столичных национал-консерваторов, читающих «Спутник и Погром» и мечтающих о новом русском национализме в белых перчатках и пиджаке европейского покроя; и объединения молодых соцдемов, пытающихся оседлать умеренно националистическую повестку. Общее резюме, к которому приходит Клеман, — новую российскую политику нельзя будет создавать без учета национального вопроса и вопроса о патриотизме: «Мы считаем, что сегодня в России, да и во всем мире, рост патриотических настроений неизбежен». И людям, привыкшим иметь дело с идеями и максимами космополитического дискурса, уверена автор «Патриотизма снизу», придется перестроить свою программу, если они хотят остаться созвучными духу эпохи.

Автор
Николай Родосский
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе